Руку вскинул и костяшками пальцев по щеке провёл, а она стоит, молчит. Злится, но молчит! Не отворачивается даже, давая понять, что сильнее.

— Просто танец, Наталья Викторовна. Ну же, вливайтесь! — Отступил, понимая, что если давить продолжу, закроется.

Что-то там у Измайловой с играми сегодня не заладилось, потому как она сразу же уйти поспешила. Влево метнулась, вправо, а я как тень за ней следом. То расслабляюще отступлю, то угрожающе надвинусь. Усмехнулся: со стороны как раз на танец и похоже. Только немного плавности в движения добавить и совсем замечательно. Она тоже улыбнулась. Нехотя, вымученно. Устала, вот-вот сорвётся.

— Перестань паясничать, Татарин. — Осторожно проговорила, приблизившись, но ответа ждать не стала: в глаза посмотрела и цокнула недовольно. — Я не умею танцевать, Татарин! — Зло прошептала, за плечи меня схватив, ведь я уже двигался, её повторять приглашая.

— Врёте. — Вызывающе проговорил, но беззвучно. Одними губами. Измайлова на это лишь фыркнула. Не стала ни отрицать, ни соглашаться.

За талию себя придержать позволила и голову в сторону повернула, когда склонился, будто что-то к сказанному добавить. Поцеловать хотел, но она это желание уловила и шею подставила. А я не хочу, чтобы отворачивалась! В миллиметре от кожи замер, не прикоснулся. Если только дыханием. Как дрожь по её телу волной прокатилась, почувствовал, но пенять не стал. Пальцы растопырил, чтобы полспины одним захватом удерживать и с наслаждением выдохнул, как только почувствовал, что зажиматься перестала и сама ко мне навстречу подалась. Расслабилась вся, сомлела. Ей так хотелось в данный момент. И бдительность потерять и, возможно, голову. Но всего на мгновение.

— Ну же! — Прошептал, соблазняя, а Измайлова заколотилась вся от злости.

— Я не умею танцевать, Татарин! — Выговорила сквозь зубы, а я широко улыбнулся, неодобрительно головой покачивая.

— И эмоджи-поп не умеете? — Усмехнулся, а она простонала в голос.

— Лучше молчи! — Нервно рассмеялась. — Я даже не знаю что это… Вот ты сейчас сказал, и каргой себя почувствовала! — Эмоционально в шею выдохнула и теперь была уже моя очередь гнать возбуждение по телу.

Любое движение прекратив, сверху вниз на неё посмотрел.

— На сухую не идёт? — Понимающе потянул, а Измайлова предельно натянуто улыбнулась. — Я угощаю. — Пророкотал, а она наплевала на обстоятельства и с силой меня в грудь толкнула, пытаясь получить свободу.

— Заткнись! Сейчас же! — Пригрозила, а я голову запрокинул, беззвучно смеясь этой напускной строгости.

Посмотрел на неё, улыбнулся широко, расковано, свободно.

— Текила, Наталья Викторовна. И будем танцевать.

— Отпусти меня и катись! — Топнула она ногой, признавая, что не справляется, а я носом по её щеке провёл, провоцируя.

— Рванём вдвоём!

— Чокнутый, Татарин! Просто чокнутый. — Бессильно сжала кулаки, на моих плечах руки устроив. В глаза посмотрела будто беспомощно, а я совершенно серьёзно заверил:

— Классная музыка, текила и никакого разврата.

— К чёрту, Татарин! — Рыкнула и ловко из моего захвата выкрутилась. Так, что и не заметил, как всё это провернула. Волосы ладонью со лба убрала, смотрела, взглядом ко мне примеряясь. — Ты за рулём! — Выдала в итоге и на наручные часы глянула. — У меня ещё двадцать минут дежурства. — Проронила, опомнившись, но легко подалась, когда за руку её на себя потянул.

Мы ехали в закрытый клуб на окраине. Не хотелось бы, чтобы знал кто, с кем время провожу. В дороге Измайлова предпочла молчать, лишь изредка бросая на меня задумчивые взгляды. На меня, на руки, которыми сжимал руль, дыхание задерживала, когда педаль газа в пол вжимал.

— Откуда такая тачка? — Подловил я её на одном из таких взглядов, а Измайлова недовольно хмыкнула.

— А у меня папа генерал! — Язвительно улыбнулась. — А ты?

— Что?

— Любишь погонять?

— Люблю красивые вещи. Они приносят удовольствие.

— Живёшь ради удовольствия?

— Просто живу. Удовольствия здесь ни при чём.

— И в машине тогда ты рядом с Чижовым сидел? — Спросила она и улыбаться я перестал. — Ты остановил его. — Утвердительно добавила, а я смотрел на неё в ответ и сглотнуть толком не получалось.

Тот случай припомнила, когда наше место на стоянке заняла. Единственное свободное. Чиж завёлся, а у меня перед глазами всё потемнело, в висках запульсировало и сердце выскочить грозилось. Просто так. На ровном месте. Предчувствие — не более. Эти предчувствия я не любил, но прислушивался. Вот и тогда порыв Чижа притормозил. Измайлова в тот момент обернулась и прямо в глаза посмотрела. То есть… глаз моих видеть за тонировкой стекла не могла, но… шибануло меня будь здоров! Аж на месте подбросило и пот градом покатился. Весна и осень для шизиков опасное время… кажется, моя опасность в тот момент приобрела вполне осязаемые черты.

— Нельзя хамить такой красивой девушке. — Получилось справиться со спазмом в горле. — Почему сейчас об этом спросили?

— Потому что ты всегда разный. А когда бываешь настоящим?

— И настоящий тоже всегда. Ищу себя. Так будет правильнее.

— А я знаю, что ты врёшь. — Так сказала, будто хвастала. Я не согласился.

— Не вру. Сам верю в то, что говорю. В этом смысл. Боитесь?

Измайлова молчала непозволительно долго и я уже чертыхнуться в голос хотел, понимая, что какую-то грань переступил. Мысленно рассмотрел тот вариант, при котором мог легко улыбнуться, сказать что-нибудь забавное, переводя всё в шутку, но она опомнилась первой. Осмысленно кивнула и моё лицо разглядывать принялась, точно зная, что сейчас на взгляд не отвечу, ведь за дорогой слежу, а, может, и хотела, чтобы не мог ответить.

— Боюсь. — Призналась громко и чётко, даже попытки неправильно себя понять не оставляя. — Ты не милый котёнок, который будет тереться о ногу, радуясь уже тому, что я её хотя бы не убираю. Ты будешь лежать на груди, смотреть мне в глаза, взглядом своим внушать, что достаточно одного лишь неверного движения и вцепишься мне в глотку, не давая шанса на спасение.

— Ну… это уже полдела, Наталья Викторовна… — Пересохшие губы языком обвёл. — Когда понимаешь друг друга с полуслова. — Пояснил, а она резко хмыкнула, а после и вовсе рассмеялась.

— Выгляжу как училка! — Возмутилась в голос, ведя ладонями по бёдрам. Отвлекала от неосторожно выбранной темы. — Татарин, почему ты об этом не подумал? Везёшь куда-то, везёшь… Уже и не купишь ничего… Сам где живёшь? В общаге?

— Под открытым небом. Свободу люблю.

— Свободу? Я тоже. А ты меня её лишаешь.

— И в мыслях не было. В клуб вас везу. Отдохнуть, развлечься.

— Вроде говорили про «выпить», нет?

— И это тоже. А что касается свободы… так, ваши мысли похлеще любого стража. Сами себя в башне из условностей заточили, а теперь поглядываете из неё в страхе встретиться с тем, кто вашу башню разрушит.

— А ты и разрушить можешь?

— Могу.

— Нравится мне эта твоя решительность. Не раздумывая отвечаешь, не предупреждая делаешь.

— Потому что в себе уверен. А если уверен, значит, заведомо сильнее того, кто сомневается.

— Татарин, ты меня развлекать должен, а сам на откровенные разговоры выводишь. Мы так не договаривались.

— Не я начал.

— Хочешь сказать, я виновата?

— Мы приехали, Наталья Викторовна.

— Ответь. — Сверкнула глазами. Требовательно и жадно, словно глотка воздуха ждала.

— Я не буду ждать вашего позволения, когда захочу чего-то большего.

— Я не об этом спрашивала.

— Об этом.

— Кто ты такой?

— А кого бы вы хотели перед собой видеть?

Вопрос задал, а она вдруг растерялась и сама этого чувства испугалась. Едва не до слёз. Подрагивающими плечами пожала, обессиленно махнула рукой.

— Делай что хочешь. — Невесело улыбнулась, и глаза как-то неестественно заблестели. — Что хочешь, только не делай больно. Боли я не выношу. Тошнит от неё.

— Зачем вы мне это говорите?

— Потому что ты должен это знать. Тебе пригодится. Пошли, что ли… — Пальцами за ручку открывания двери потянула и выйти из машины поспешила.

Предложенную мною руку аккуратно придержала, уверенность, с которой сбежать из института торопилась, где-то по пути растеряла. А в клубе оказавшись, сразу к бару потянулась. Первую стопку в себя опрокинула и, чувствуя, как алкоголь неторопливо пробирается с током крови, зарождая внутри такое приятное тепло, на меня уставилась.

— Что здесь можно?

— Всё.

— А то, что нельзя?

— А то, что нельзя, вы делать не будете.

— Дай угадаю, об этом позаботишься ты, да?

— Расслабьтесь, Наталья Викторовна, иначе я подумаю, что делать этого вы не умеете вовсе. — В сторону бармена и новой стопки, стоящей на барной стойке, кивнул.

Говорят, посмотри, как человек пьёт, и он покажется тебе раскрытой книгой. Так вот, Измайлова пила неправильно. Причём, неправильно в её пьянке было абсолютно всё. Накачивала она себя быстро, но при этом не пьянела вовсе. Да, её водило из стороны в сторону, да, она пьяно смеялась и отвешивала пошлые шуточки, но глаза… Они истину отражали. Ту, в которой она контролирует всё и всех. Ту, где злится на себя за то, что отключить мозги не может. Напряжение в ней поселилось и успело разобрать чемоданы, обзавестись минимальным набором вещей. Пила молча. Пила, не закусывая, не проветриваясь, не останавливаясь на передышку. Танцевать пошла, но отжигала при этом с выплёскивающимся наружу отчаянием. Мужиков отшивала без слов — одним лишь взглядом. А тех, кто взгляд улавливать был не в состоянии, будто лезвием отрезал я. Как раз между тем, как давал бармену знак повторить.

— Хватит. Пошли. — Проговорила вдруг, когда вечер, казалось, только начался, и за руку к выходу потащила. — Здесь и комнаты отдыха есть? — Неожиданно оглянулась, а мне оставалось только кивнуть.