Растёр лицо ладонями, чувствительность ему возвращая, губами пожевал, примеряясь к непривычной для себя роли, ведь победителем быть привык, я же уступать не хотела и смотрела на него без должного понимания.

— Мы это уже обсудили. — Сухо подчеркнула. — Будем считать, что поверила тому бреду, будто ты принёс свою любовь в жертву моему благополучию. — Колко заметила, а Громов такой подачи не одобрил и с горечью качнул головой.

На стол присел, какую-то безделушку из личных вещей, что обычно из офиса в офис за собой таскаю, в руки взял, будто бы её разглядывая, на самом же деле слова подбирал, а я ему просто не мешала, точно давая себе отчёт, что совершенно ничего не чувствую. Ничего. А ведь хотелось куда большего…

— Можешь не верить, но чем дальше, тем отчётливее я понимаю: ты лучшее, что было в моей жизни.

На подобное признание я демонстративно закатила глаза.

— Ты женат, Громов. Не стоит бросаться подобными словами.

— Можно подумать, ты не знаешь, для чего мужики женятся. — Неприятно усмехнулся он в сторону, а я подобралась вся.

— А вот не знаю! — Глазами сверкнула. — Просвети! — Вызывающе вперёд подалась и подлокотники напряжёнными пальцами сжала.

— Чтобы было место, где можно отдохнуть душой. — Просто пожал он плечами, будто не заметив моей иронии. — Чтобы было место, где ты можешь не бояться повернуться спиной к другому человеку. Где тебя всегда ждут…

— И с преданностью смотрят в глаза! — Холодно усмехнулась я, перебивая его чувственный порыв. — Громов, ты недооцениваешь женщин! — Заметила, наигранно рассмеявшись.

— Надя не такая. — Заявил, я же, развеселившись, развела руками.

— Все так говорят. А потом: «Почему, когда?! Как она посмела?!» — Жёстко усмехнулась, а Громов губы поджал, снова мою правду не принимая.

— Она добрая и наивная…

— Тогда тебе повезло. — Заключила я, не позволяя ему и дальше супругу нахваливать. Мне было неприятно. Скорее всего, оттого, что обо мне он так сказать не готов, а ведь я ничуть не хуже. Ведь не хуже?..

— Она меня любит. — Продолжил Миша, несмотря на едкие замечания, а я всё не успокаивалась, пытаясь задеть его, пытаясь уязвить.

— Тем хуже для неё. — Категорично качнула головой.

— И я люблю её…

— Слушай, Громов, я что-то в толк не возьму, ты мне о своём семейном счастье поведать пытаешься? — Поторопила его признания, а Громов голову опустил, не зная, что на это ответить.

— Возможно, пытаюсь убедить в этом себя? — Предположил, а я хмыкнула.

— Убедить в чём? В том, что счастлив?

— Хотя бы. А потом на тебя смотрю и понимаю, что вся жизнь как в тумане. А ты в этой жизни, как яркая вспышка, как молния. Завлекаешь. И ведь понимаю, шибанёшь так, что костей не соберу, а отказаться не могу. Навязчивой идеей стала. Чего ты хочешь? — Без должной паузы вопрос задал, чем огорошил.

— Тебя. — Выдала, несмотря на растерянность. Пожалуй, потому, что и сама уверена в этом, потому что приняла эту мысль как истину. Нужен, иначе смысл жизни исчезнет. Нужен, потому что прошлое хочу вернуть. То самое, в котором была счастлива, то, которое так внезапно оборвалось.

— Если бы ты сказала об этом несколько месяцев назад, ещё тогда… на работу устраиваясь, выгнал бы взашей. — Невесело проронил Громов, а я участливо кивнула.

— Знаю.

— Но ты сказала, что это просто работа, ничего личного.

— Соврала. — Зубы сцепила, чувствуя, как по краю пропасти хожу. Страшно, но нестерпимо интересно, что же там… в её глубине… Колотилась от напряжения и сама себе верила. Верила… или это действительно правда?..

В глазах поселилось жгучее раздражение, заставляя их слезиться, но я знала, что слёзы — признак слабости, а слабость недопустима в любых своих проявлениях, если хочешь достичь цели. Потому сжимала зубы сильнее, до желваков на скулах, силясь сдержаться. А Громов… он и не думал прекратить мои мучения, куда там… Смотрел на меня и понять мотивы пытался. Понять, оценить риски, возможные последствия. Врёт всё! Никаких чувств — полный расчёт! И жесты его, за столько лет до миллиметра отработанные, и слова верные давно подобраны. И я уже словно наяву, опережая события, вижу, как ко мне подходит, как берёт за руку, встать предлагая, как стирает со щеки сорвавшуюся с ресниц слезинку и на мои губы смотрит. Раскрыл свои, выпуская мучительный выдох, ко мне потянулся, а я оттолкнула, упиваясь обидой.

— Не нужно превращать меня в офисную шлюху! — Брезгливо поморщилась я, в сторону от Громова отступая.

— А чего же ты хочешь?

— Даже не знаю. — В раздражении развела руками. — Может, любви?

— Тебе сколько лет, Наташ? Так и не перестала верить в сказки?

— Нет. — Удивлённо пробормотала я. — А разве тебе сложно создать её для меня?

— Любая сказка имеет свойство заканчиваться. Так, стоит ли обманываться, чтобы потом не иметь сил пережить разочарование?

— А ты удиви! А ты не разочаровывай! — Выкрикнула, обвиняя в том, что вполсилы любит, что вполсилы попытки делает.

— Наташ, я не могу всё бросить… вот так… — По сторонам оглянувшись, Громов так смотрел, будто поддержки искал. Моей, наверно, а вот у меня сил, чтобы держать нас обоих не было — верная смерть, а я только-только научилась любить жизнь.

— Но я же бросила, Миша… Я же бросила! Бросила и к тебе пришла, но ты не спросил, а легко ли мне было… — Зажмурилась от напряжения и его же слова повторила. — Легко ли мне было вот так! Одной! В чужом городе, без поддержки, без защиты. Я пришла к тебе, а ты прогнал, а чего тогда сейчас хочешь, если не нужна?!

— Ты о чём сейчас? — Не понимая, нахмурился он.

— О чём? О том, что, тебя выбирая, от семьи отказалась. От отца и от матери! О том, что настолько же сильно, насколько любили, теперь проклинают меня, потому что тварь неблагодарная! И снова к тебе пришла! Потому что иначе уже не могу, не умею! Потому что другого смысла в жизни не нашлось! Снова к тебе пришла и что?! Что ты мне сказал?

— Я никогда не хотел сделать тебе больно.

— Но сделал! — Не позволила я на попятную идти. — И я не могу с уверенностью сказать, тогда больнее было или сейчас, когда вот так, в офисных стенах, на полутонах, только бы ни увидел никто, только бы не понял! А ты хочешь меня! Признавайся или отрекайся от этой правды, но ты меня хочешь! С того момента, как порог твоего кабинета переступила! Но я не уступлю, так и знай! Хоть пропадай, хоть загибайся, а не уступлю! Всего тебя хочу! Целиком! И если хоть в чём торговаться вздумаешь — переступлю и пойду дальше, а ты локти кусай, теша себя мыслью, что кто-то умеет любить тебя сильнее, что кто-то умеет вернее ждать! — Планку поставила, заставляя поддаться и условие проглотить. Успокоившись, спиной к стене припала, и взмокший лоб подрагивающими в напряжении пальцами обтёрла. — Если тебе есть что сказать — говори, а если нет…

Неодобрительно головой покачала, не в силах фразу закончить, губительными для себя словами подавившись, но Громов понял. Понял и не сдвинулся с места, заставляя оторвать взгляд от пола и нахмуриться, в сомнении на него глядя.

— Ты выбрал? — Проронила едва слышно, но не уловила ответ. Напряжённо сглотнула, веря, что вот-вот в голове прояснится. — Ты выбрал? — Глотком воздуха поперхнулась до слёз в глазах, до жгучей боли в лёгких.

Но дверь распахнулась прежде, чем он что-то ответил. И Татарин вошёл, сияя отвратительнейшей из своих безумных улыбок.

— Наталья Викторовна, вы забыли письма. — Сообщил с довольным видом, а Громов выдохнул с облегчением, надеясь, что своё внимание я переключила на вошедшего мальчишку.

— Тебя стучаться не учили? — Рыкнул, опомнившись, а Татарин улыбнулся шире, письма на стол положил и руки в карманы джинсов спрятал, в очередной раз давая понять, что уходить не намерен. Не уверена, но мне показалось, что даже прикрыть меня пытается, плечом заслоняя.

— Я стучал. — Заверил, а я скривила губы в подобии улыбки.

— Стучал. — Кивнула, подтверждая.

Сама не понимала, зачем так сделала, зачем согласилась, ведь Мишу могла дожать. Вот сейчас, когда он все аргументы исчерпал, и оставалось всего лишь сделать выбор. Не знаю… наверно, не хотела, чтобы игра заканчивалась так быстро… Чтобы смысл исчез, а я сама почувствовала боль разочарования от победы. Ещё до начала всей этой истории знала, что счастье-то будет с гнильцой, да и будет ли?

— Кажется, мы всё обсудили. — Громову напомнила… или подсказала… а он подобрался, плечи расправил, будто груз, груз ответственности с себя сбрасывая. А после ушёл, лишь согласно кивнув.

Я к окну отвернулась, пытаясь себя и мысли в порядок привести, а когда Олег со спины подошёл, суетиться перестала. Обернулась на него и не сдержала пакостной уличающей улыбки.

— Татарин, ты, кажется, вызвался помочь. — Напомнила ему, озорно через плечо глядя.

Он промолчал. Только подбородок вскинул, делая позу вызывающей.

— А сам мешаешь! — Добавила со значением, свой тон поясняя, всем корпусом к нему разворачиваясь, и про себя отметила, что по красивому лицу судорога отвращения прошла. Правда, несмотря на это, он вроде бы легко хмыкнул.

— А что? Уже есть чему мешать? — Бровь изогнул, глядя с насмешкой, а на деле даже дыхание затаил, так ответа ждал. И злился. Того, видимо, что в принципе такая ситуация имела место быть. Я же не уступала. Только вот… хвастала или всё же дразнила?.. Сама уверена не была. Прищурилась, парня разглядывая, его реакцию смакуя.

— Миша хотел признаться мне в любви. — Сообщила обыденным тоном, а Татарин коротко хохотнул.

— Хотел? — Языком по внутренней стороне нижней губы провёл. — Но не признался? — Уточняющий вопрос задал, вызывая во мне глухое раздражение.

— Не успел. — Пожала я плечами и шаг в сторону сделала, но Олег не пропустил. Движение моё зеркально отобразил и оттеснил к окну, внушительный шаг вперёд делая.