Плечами передёрнул, благоразумие где-то позади них оставляя. Колючим, внушающим опасения взглядом резанул. Тем самым, что при встрече меня наизнанку выворачивал. Резкий выпад вперёд сделал, вплотную прижимаясь, и так застыл, ожидая, что же отвечу. Внушая тем самым, что сама провоцирую, что виновата, что ситуацией вроде как владею, хоть и неумело, а я терпеливо глаза прикрыла, не зная толком: сейчас ударить, заставляя опомниться, или как привыкла, гораздо позже и обязательно в спину.

— Я же тебя просила. — Осторожно выдохнула, а он угрожающе зарычал.

— Если бы просила, я бы услышал. — Прошептал, а когда я взгляд на него подняла, улыбнулся. Дерзко, с вызовом. — Но ты просить не захотела. Привычно для себя самой приказать решила. А бродячие дворовые щенки вроде меня к командам наглых породистых сучек не обучены. Не реагирую на команды, выполнять их не могу. Только любить умею. А любовь эту нужно ещё заслужить. Лаской, заботой, вниманием. И вот тогда даже голос повышать не придётся. Из шкуры вылезу, а что прикажешь, выполню. И дороже этой любви ничего у тебя не будет. Как условие? Потянешь?

— Что ты несёшь, Татарин?! — В чувства его привести пытаясь, оттолкнула, а он взвился, к стене меня прижал, всем весом наваливаясь. Инстинкты взяли верх и по моему бедру провёл ладонью, заставляя колотиться от бешенства. — Пошёл к чёрту, ублюдок! — Вырвалась и в сторону шагнула, нервно сглатывая. Татарин же, крепко зажмурился и осторожно выдохнул.

— А ведь всё по-другому может быть. — Спешно проговорил, будто, и, правда, убедить в этом пытался. — Только жизнь свою пересмотреть нужно, ценности в ней.

— Ты меня жизни будешь учить, щенок? — Удержалась я от желания дать увесистую оплеуху. А злость и обида клокотали внутри, заставляя совершать ошибки, к нему метнуться заставляя, прижаться сильнее, чем секунду назад. — Ты?! — Ворот его футболки в кулак сжала, встряхнуть пытаясь.

— А это уже дискриминация, Наталья Викторовна. Дискриминация по возрасту, не так ли? — Довольно оскалился он и отступил, кулак мой с воротника футболки стряхивая. Я послушно отошла, безвольно опуская руки. — И в этом вы вся. — Добавил смешливо. — В окружении условностей, ограничений, правил. Но ведь другая же! — Последнее выкрикнул, нервно растёр лицо ладонью, сбрасывая маску безразличия. — Своенравная, гордая, дерзкая! Плохая девочка, которая прячется в футляр кроткой и воспитанной. Но ты не такая! Я вижу это… знаю! Оттого сейчас и бесишься! — Гневно в моё лицо прошипел, глядя, что молчу, что уступаю.

— Думаешь, ты лучше? Думаешь, сам всю жизнь сможешь на мнение других плевать, да?

Татарин нервно головой тряханул.

— Уверен, что так и будет. — Заявил, а я рассмеялась.

— Да уж, достижение… своего преподавателя трахнуть! Ведь этого хочешь?

— Тише, Наталья Викторовна. — Приложил он палец к губам, надо мной нависая, запахом своим окружая, обезоруживая, своей силой, которой намного больше, чем казалось мне изначально. И сила эта, мощь, пульсирует в нём, заставляя любого, кто приблизится, приклониться. — Пусть это останется между нами.

— Дурак ты, Татарин. — Отмахнулась я, заставляя себя забыть всё, что сказано, что происходит, что чувствую.

А что я, собственно, чувствую? Вероятно, то, что где-то не хило так дала маху, строя планы на долгую счастливую жизнь. Вот, смотрю на него сейчас, слушаю, и понимаю, что не сходится. Алгоритм решению не подлежит. А Татарин и эти мои мысли считывает, словно сканер.

— И всё же вы дали мне время. — Нахально улыбнулся.

— Что? — Нахмурилась я, не понимая, что имеет в виду.

— Время на то, чтобы подобрать ключи, чтобы разгадать тайну.

— Ты о чём сейчас, дитя горькое? — Склонила я голову набок, его самоуверенности ухмыляясь.

Не думая о том, как сейчас выгляжу, руку протянула и по его коротким волосам провела, их взъерошивая.

— Спасибо, что проводил, староста. Работать с тобой одно удовольствие.

— Мы вернёмся к этому разговору. — Не желая прощаться с занимательной беседой, мстительно прищурился Татарин. Я глянула на часы и с не меньшим сожалением подвела итог.

— Уже поздно. — По сторонам оглянулась, только сейчас и замечая приглушённый свет в коридоре, эхо, гуляющее по нему от брошенных вскользь фраз. Полное отсутствие людей… преподавателей и студентов. — Пожелать моему студенту спокойной ночи? — Глазами на его гневный румянец стрельнула, а Татарин наиграно рассмеялся.

— Куда там… Мне же ещё изучать… Как вы там сказали? Первую ступень алгоритма длиною в целый учебный год? — Я согласно кивнула, а он, что-то в уме прикинув, добавил. — Вот и буду я трепетно перебирать страницы конспекта.

— Ты его даже не открыл. — Я с умилением на парня глянула, а он бестолково плечами пожал.

— Тогда вас буду вспоминать. И всё, что вы говорили. — Я нахмурилась, а Татарин поспешил исправиться. — Я лекцию имею в виду.

Я отстранённо кивнула, в сторону преподавательской поглядывая, а Татарин моего плеча коснулся, заставляя временно притуплённое чувство опасности снова на дыбы встать.

Я задохнулась возмущением, а парень глаза округлил, пытаясь как-то подобную реакцию оправдать. Не позволяя этой мысли в моей голове задержаться, беззаботно улыбнулся.

— А номер телефона, Наталья Викторовна?

— Ах да, конечно! — Спохватилась я и сумочку открыла, визитку в ней высматривая. Парню её протянула. — И не забудь меня добавить в студенческую группу. — Предупредила строго, а он, издеваясь, неловко рассмеялся.

— Да я, как бы, не о том, но, в общем… — Торопливо и путанно изъясняться начал, а я, скептически на это глядя, неодобрительно головой качнула. — Договорились! — Играючи моргнул, то ли меня заверяя, то ли уговаривая.

Бумаги в руки всучил, на месте развернулся, уходя, как вдруг обернулся, глядя с подозрением.

— Вы на машине, вообще? — Спросил строго и будто с заботой. Такой забавной, умилительной мальчишеской заботой.

— Тебя подвезти? — Изогнула я приподнятые в наигранном удивлении брови, а Татарин снова гневным румянцем вспыхнул.

— До свидания, Наталья Викторовна. — Выговорил сквозь зубы и к лестнице направился.

Глава 3

Он ушёл, а я вдруг поняла, что не хочу переосмыслять произошедшее. Ни намёки его, ни скрытые умыслы. И это странное желание оставить всё как есть… не ставить категоричную точку, не вычерчивать предельно чёткую и понятную обоим границу, а именно оставить как есть. С недомолвками, с невнятными полутонами и многообещающими полуулыбками. А следующим вечером, сидя в преподавательской за чашечкой чая, обратилась к профессору психологии.

— Владимир Германович, а что вы можете сказать об одном студенте… Татарин Олег.

Профессор задумчиво на меня посмотрел, мягко улыбнулся, а я пропустила сквозь себя его хитрый взгляд, не позволяя оставить в сознании раздражающие занозы.

— Интересный молодой человек, Наташа. — Учтиво кивнул он мне, пеняя на то, что не подошла, не переговорила сразу с добрым знакомым, как в институте появилась. Я виновато улыбнулась и всем своим видом выразила внимание.

— Нет в нём ничего интересного. — Категорично заявила дамочка, что старательно обращала на себя внимание ещё вчера.

— Вот как? Тогда… охарактеризуйте его двумя словами? — Резко отозвалась я, но на мой выпад дамочка лишь деловито ухмыльнулась.

— Интеллигентный ублюдок. — Вытянула она губы соблазнительной трубочкой.

Я напряглась, понимая: это именно то, что и сама почувствовала, только вот так с ходу выразить ощущения теми же двумя словами, не смогла.

На профессора глянула, а тот неторопливо кивнул, со сказанным выше соглашаясь.

— В нём действительно присутствует это неугасаемое пламя варварства, необузданная мощь дикаря. — Воодушевлённо заключил он. — И, должен признать, практически отсутствует сострадание к ближнему. — Скривив губы в жесте сожаления, задумчиво кивнул. — Ну а выразительные аристократические черты и классическое образование позволяет умело эти первобытные инстинкты маскировать, делая его практически неуязвимым, позволяя считать себя высшим существом. И судя по тому, что вопрос всё же возник, пообщаться с этим, бесспорно, прекрасным экземпляром, ты успела. — Заметил он. — Так вот, когда с ним общаешься… чувствуешь себя… — Профессор пальцами прищёлкнул, верное слово подбирая, а дамочка, что была заинтересована в беседе ничуть не меньше меня самой, пакостно оскалилась.

— Чувствуешь себя мерзко. — Выдала налегке и с каким-то необъяснимым, извращённым удовольствием. Проговорила и облизнулась, припоминая что-то личное, и, я практически уверена, интимное.

Глаза профессора алчно заблестели, а я, точно предвкушая то, что мне ещё испытать предстоит, улыбнулась, удивляясь тому, какие схожие чувства вызывает Татарин у женщин.

— Вижу, вы услышали то, что хотели. — Отметил профессор как бы между прочим и из кресла встал. — Моё почтение. — Кивнул мымре.

Глядя на меня, подавил рвущуюся сквозь самоконтроль улыбку.

— Пресловутая троица и вас не обделила вниманием? — Поинтересовалась она, пользуясь тем, что остались наедине. Я лишь вопросительно изогнула бровь.

— Троица?

— Чижов, Татарин, Меньшов.

— Местная элита?

— Да ну куда там… Ниже среднего. Но, согласитесь, не обратить на них внимание непросто.

— Наглые, дерзкие, непозволительно красивые? — Улыбнулась я, перечисляя букет характеристик, на которых остановилась сама.

— Что-то вроде… Но есть у нас и компания откровенных отморозков. У вас сегодня лекция в их группе. Вот уж где природа-матушка оторвала душу. Даже упомянутый мною Чижов не так хорош. Но вот тормоза у ребят отсутствуют напрочь.

— Посмотрим. — Ответила я, позволяя понять, что этой информацией не заинтересована вовсе.