— А ещё я в аэропорту местном подрабатываю, багаж подношу, — утеряв враз всякую важность, затароторил гость. — Наберут сумок и чемоданов, а до регистрации донести — никак. Так я и…

Он поспешно вскочил с кресла (можно даже сказать, что не просто вскочил, а выскочил, или вернее — вылетел из него, что для мужчины таких необъятных габаритов и рыхлого сложения было весьма непросто, а для кресла — весьма непросто было лишь протяжно заскрипеть, но всё же не развалиться от неожиданного и весьма чувствительного толчка). Схватил лежавшую на полу сумку и на вытянутых руках поднёс хозяину.

— Я ведь специально решил дождаться, пока проснётесь. А то думаю: проснётся человек, а сумки нет. И огорчиться ведь! А как же можно — человека огорчать. А под дверью оставить — так ведь ненадёжно. Украдут ведь! Здесь народишко местный…

— Нормальный здесь народ, — прервал Бурцева нахмурившийся хозяин.

Проснувшийся мочевой пузырь напомнил о наполненности своей зудом и тянущей болью в паху, потому затягивать беседу с непрошенным гостем Михаил явно не собирался.

— Сколько? — напрямую спросил он.

— Всё в сохранности… — забормотал Бурцин. — Всё как оно и…

Поморщившись страдальчески, выдохнул:

— Двести рупий. Только из уважения!..

Михаил выхватил из рук гостя сумку и бросил её на стол.

Потом поднял упавшие с вешалки брюки, встряхнул их, покопался в карманах. И вынув пару бумажек, протянул благодетелю

— Сто. И не торгуйся, Мирон, всё равно больше не дам. В иные времена я бы и больше дал, да времена те давно прошли. Так что прими, не обессудь и проваливай!

Мирон торговаться не стал. Просто взял бумажки и засунул их в карман, что на лимонных шортах его пришит был почему-то где-то уровне, что примерно соответствовал середине бедра, да при том ещё и наискосок, под углом примерно в шестьдесят градусов к поверхности земли.

Мирон погладил ласково застёжку кармана и посмотрел искоса куда-то в глубину комнаты.

«Что он там высматривает?» обеспокоенно подумал Михаил.

И увидел…

Чёрт возьми! Как же это?..

На подоконнике, рядом с креслом, свесившись наполовину, лежал кружевной, ажурный бюстгалтер. Белые кружева с едва заметной шёлковой синей ниточкой…

«Вот незадача! И этот жулик видел…»

Мирон ухмылнулся и понимающе подмигнул.

— Я сам, знаете, жизнелюб и могу понять…

— Уходи, — отрезал Михаил.

И, набросив брюки на вешалку, зашёл в ванную комнату.

«Он ещё здесь… Что, слушать будет?»

Открыл краны на полный напор и встал к унитазу.

И сквозь шум воды услышал:

— …вас, господин Искандеров, хорошо знаю. Вы же местная достопримечательность. Я ещё в России, в Рязани родной пребывая, книжки ваши в будке у станции железнодорожной покупал. Всю детективную серию прочитал. А вот любовные романы не осилил. Чувств много, действий мало — не по мне это всё.

— Да уйди же, Мирон! — крикнул Искандеров и нажал на смыв.

«А что же это я с ним на ты?» по вечной, рефлексивной интеллигентской привычке начал отчитывать себя Искандеров. «Только потому с ним на ты, что он беднее меня? Или потому, что он непрошенным явился? Или я опрощаться начал… А, может, того хуже — упрощаться? Ни к чему простота такая, ни к чему. Она и впрямь хуже воровства».

— Пойду, пойду, — согласился Мирон. — Понимаю! Большого человека, мыслителя, так сказать, ерундой беспокоить нельзя. Одно только, напоследок, сказать хочу. Я тут в сумке… случайно, конечно, совершенно случайно… В общем, фотографию увидел. Женщина на этой фотографии… Сначала подумал было, что незнакомая. А потом показалось, что очень даже знакомая. Присмотрелся — и точно! Знакомая женщина. Важная дама, можно сказать, бомонд местный. Только странная она у вас какая-то там, на снимке. Волосы будто выбелены… и вообще, лучше снимок-то этот спрятать от греха подальше. И не терять его. Не все таки благородные как я…. Разные люди тут встречаются, а дама эта замужняя, как я точно знаю.

Михаил замер.

— Что? Что ты…

Закрыл воду и выбежал из ванной комнаты.

— Какая фотография?!

— Там, в сумке, — спокойно пояснил Мирон. — Уголок из кармашка торчал, я и…

— Там нет никакой фотографии! — срывающимся голосом крикнул Искандеров. — И быть не может!

Он подбежал к столу, в воздух подбросил синий джинсовый комок — собержимое посыпалось на пол.

Опустился на корточки. Вздохнудл тяжело и потёр лоб.

Фотография лежала на полу, прямо у его ног.

«Откуда она взялась? Откуда она вообще появилась? Я же снимал её…»

Она. Но такая странная, странная… Усталый вид, потухшие глаза. И волосы…

«Она же такая цветущая… Что это?»

— Это не моё, — прошептал Михаил.

Бурцин сдержанно покашлял в кулак.

— Я в таких делах, господин Искандеров, не силён… Хотя кое-что в жизни смыслю. Опыт всё-таки… Может, её фотографию вам специально подкинули? Намёк, так сказать…

Михаил пробомотал в ответ что-то невнятное.

— Пошёл я, — тихо произнёс догадливый Мирон и сделал шаг к двери.

У самого выхода, не оборачиваясь, с интонацией профессионального зазывалы, он выпалил:

— И добавил:

— Пока!

Вилла "Дильмун"

Она не хотела присутствовать при этом разговоре.

Мужские разговоры в последнее время стали особенно нервными и напряжёнными. Присутствовать, да ещё и быть вовлечёнными в них ей не хотелось.

Тяжёлые, резкие, режущие слух слова.

Она продрогла, стоя на улице, у входа в офис, и без всякого толку дожидаясь мужа.

Она простояла почти полчаса — Алексей не выходил.

Падавший с неба снег мягко ложился на белый песцовый мех, шуба тяжелела и мёрзли ноги в не по сезону лёгких туфлях.

Рассчитывала сразу в машину — да где там!

«Чёртов муж! Объелся груш! Начальника из себя строит! Подчинённые его ждут, водитель его вечно ждёт! Теперь и жена ждать должна? Нет уж!»

Она решительным шагов вошла в здание и офиса и посмотрела грозно на охранника.

— У себя, — прошептал тот.

И добавил чуть громче:

— Совещание. Продолжается. Машину не велел отпускать.

— Я к нему! — заявила Ирина и решительно направилась в кабинет генерального.

«И пускать никого не велел» мысленно произнёс ей вслед охранник.

Семь шагов по коридору. Дверь направо. Мимо секретаря…

— Там совеща… — успела произнести Катя.

— Да знаю я! — с заметным уже раздражением ответила Ирина.

«Надоел он со своими совещаниями! На концерт опаздываем…»

Она посмотрела на часы.

«Опоздали».

Толкнула дверь кабинета.

Прокуренный, синий воздух. Табак и кофе.

«Сложный у них разговор…»

Она сразу поняла, что совещание это вовсе не рутинное, а, скорее, чрезвычайное. Женским ли чутьём или каким иным наитием догадалась: творится что-то очень нехорошее.

Алексей (встрёпан, будто из зашедшейся в кулачной свалке толпы вынырнул), поправив сбившийся набок галстук, кинулся к ней.

«Трое… Юрист, Пётр Илларионович. А второго не знаю. По моему, аудитор… Хотя могу и перепутать…»

— Ира, ради бога!

Алексей молитвенным жестом сложил ладони у груди.

— Извини! Прости, пожалуйста! Всё понимаю, всё… Ещё десять минут, не больше!

Ирина резко вскинула левую руку.

— Половина седьмого, Алёша. По московским пробкам на Никитскую мы точно к семи не успеем. Пропали билеты, Алёша. Так что не спеши…

Мгновенно уловив её настроение, многоопытный юрист Пётр Илларионович Корчинский, подбежал к затевающим публичную ссору супругам.

— Ирина Георгиевна, моя вина! Mea culpa, так сказать! Каюсь, грешный, я вашего мужа задержал. Но объясните…

Он скосил взгляд на третьего участника совещания (лысоватый, весьма представительного чиновного вида мужчина в светло-сером, с лёгкой электрической искрою, пиджаке с безучастным видом сидел в дальнем углу кабинета и демонстративно смотрел в потолок, а потом, минуту спустя после появления Ирины в кабинете, и вовсе с наигранно-сонным видом прикрыл глаза). Скосил — и перешёл на шёпот.

— Вы хоть ему объясните, Ирина Георгиевна, что в сложившихся обстоятельствах интересы семьи, прежде всего интересы семьи требуют немедленного и безотлагалельного отъезда…

— Перестань её впутывать! — оборвал его Алексей.

— Алексей Валерьевич, — с сипуганным видом зашептал Корчинский, — поверьте, мне и без того трудно объяснять вашим деловым партнёрам причины столь внезапной учредителей некоторый компаний (ключевых, между прочим, компаний!) вашего холдинга. Пока мне удаётся держать ситуацию под контролем, но их предположения о перераспределении собственности для оптимизации, скажем так, некоторых несогласованных с партнёрами кредитов могут…

Представительный мужчина засопел. Кончик его носа хищно, по-лисьи, задёргался.

— …привести к самым неприятным послед…

— Замолчи! — прошипел Алексей.

И, взяв Ирину за локоть…

«Грубиян! Он никогда такого раньше…»

…вывел её в коридор.

И плотно прикрыл за собой дверь.

— Зачем? — спросил Алексей.

Вопрос, состоящий из одного слова, был ей вполне понятен.

— Я замёрзла! — вызывающим и одновременно жалобным тоном произнесла Ирина.

И тут же попыталась перейти в атаку:

— Как ты мог! Я сама бронировала билеты, выбрала лучшие места. Я ждала тебя полчаса! На улице! Зимой! В мороз! Мы же три года не были!..