Муж также был обеспокоен, через какое-то время (какое? Беатрис не могла бы даже приблизительно определить это) возле ее кровати появился сеньор Бонилья, затем все заслонила боль…

– Сеньора де Эспиноса!

Ее безвольной руки коснулись чьи-то пальцы, ища пульс. Прикосновения и настойчивые призывы вывели Беатрис из забытья, и боль вновь принялась терзать ее тело. Молодая женщина не сдержала стона и, приподняв тяжелые веки, встретилась взглядом с синими глазами того самого англичанина, супруга миссис Блад, которого дон Мигель назвал своим врагом. Он был без камзола, а рукава его рубаха были закатаны. Боль даже отступила на мгновение, до такой степени это было неожиданно. Как он сюда попал?!

– Что вы здесь делаете? – спросила Беатрис, с трудом разлепляя искусанные губы.

– Мое имя Питер Блад, я врач, и нахожусь здесь для того, чтобы помочь вам.

Он отпустил ее запястье и, поднявшись, обернул вокруг своих бедер широкий кусок полотна.

– Врач? – Беатрис смотрела недоверчиво. – Где мой муж? – она огляделась: на столе, придвинутом к кровати, ярко горели лампы, за окнами темнело – вторая ночь вступала в свои права. – Мигель!

– Да, врач, – повторил Блад, – Ваш муж за дверями каюты, с нетерпением ожидает рождения ребенка. Позвольте мне осмотреть вас, а потом мы вместе поможем родиться вашему сыну… или дочери.

О какой помощи он толкует? Разве ей можно помочь?

– Сеньора де Эспиноса, мы теряем время, – Питера беспокоил блуждающий взгляд молодой женщины, и он мысленно клял упрямого испанца.

– Хорошо… – наконец выговорила она.

Беатрис чувствовала, как сильные чуткие пальцы ощупывают ее напряженный живот. Крепкая от природы, она редко болела и не помнила, чтобы ей когда-либо приходилось прибегать к услугам врача. Изабелита также не доставила ей особых проблем, а сегодня уже во второй раз посторонний мужчина дотрагивался до нее. Однако стыд остался где-то далеко – там же, где и ее надежды.

– Ребенок лежит неправильно, – сказал Блад.

Беатрис и сама подозревала это, но при словах врача ее охватила тоска. Скатываясь из уголков глаз к вискам, побежали слезы.

– Позовите моего мужа, – попросила она, – Я хочу… проститься.

– Я думаю, вам стоит повременить с прощанием, сеньора де Эспиноса. Сейчас я поверну ребенка, – Питер заметил во взгляде молодой женщины страх и слегка улыбнулся: – Еще немного – и было бы слишком поздно, но у нас все получится. Доверьтесь мне. Великий Амбруаз Паре практиковал манипуляцию поворота плода более века назад, – он показал ей бутылочку с темным содержимым: – Я дам вам вот этой тинктуры, она уменьшит ваши страдания, но увы, полностью от них не избавит.

В глазах Блада было участие, его голос звучал мягко, но в то же время измученная Беатрис слышала в нем уверенность и сдержанную силу, и ее душа невольно потянулась к источнику этой силы. Она глубоко вздохнула и послушно выпила растворенное в воде лекарство, не замечая его вкуса.

Открылась дверь, в каюту вошла Мерседес с кувшином горячей воды и встала рядом с кроватью.

Вскоре голова Беатрис закружилась, а предметы, и до того не отличающиеся четкостью линий, стали расплываться еще больше. Блад склонился над ее разведенными коленями, его ладонь легла на верхнюю часть живота Беатрис.

– Вы готовы, донья Беатрис? – спросил он, внимательно глядя на нее.

Беатрис кивнула и закрыла глаза.

* * *

Дверь закрылась за спиной Питера Блада. Весь обратившись в слух, дон Мигель застыл в нешироком проходе между каютами. Он старался не думать о том, что сейчас делает этот пират с его женой.

…После разговора с доньей Арабеллой он долго стоял, глядя в никуда. Потом перед ним возник сеньор Бонилья, который отводил глаза в сторону и бормотал слова сожаления, но их смысл не доходил до сознания. Только когда врач сказал, что следует послать за отцом Доминго, дон Мигель вздрогнул, стряхивая оцепенение. Отстранив рукой врача, он шагнул в каюту, и взгляд его упал на профиль жены, словно выточенный из белого мрамора.

– Беатрис… – позвал он, но ее веки не дрогнули.

– Дон Мигель, не стоит прерывать благословенное забытье, – подал голос сеньор Бонилья. – Отпустите ее с миром…

Сердце оборвалось в бездну, и в ту же секунду пришло решение. Чудовищное. Единственно верное.

«Отпустить?! Черта с два!»

Он круто повернулся и, не слушая продолжающего что-то говорить врача, вышел.

«Я вручил ее Твоей милости, но она слишком хороша для Тебя. Один раз я ужеоспорил Твою волю – и сделаю это снова. Пусть и гореть мне потом в аду!»

…Арабелла с беспокойством посматривала на испанца.

– Вот увидите, все закончится хорошо, – в который раз повторила она.

За себя она волновалось гораздо меньше, когда пришел срок появится Эмилии. Но долгие часы мучений наверняка отняли у сеньоры де Эспиноса все силы, и теперь Арабелла укоряла себя, что не решилась поговорить с доном Мигелем раньше.

Из-за переборки до них доносились неясные голоса, говорил в основном Питер, однако слов было не разобрать, а женский голос звучал едва слышно, но во всяком случае, донья де Эспиноса была в сознании. В соседней каюте сонно хныкала маленькая Изабелла, не понимающая что происходит, а ее няня напевала песенку, пытаюсь успокоить малышку. Худощавая женщина с мрачным лицом, по виду служанка, принесла с камбуза горячей воды в узкогорлом кувшине. Затем все стихло, даже девочка перестала плакать. Казалось, что время остановилось, застыло вместе с де Эспиносой, и Арабелла начала прохаживаться взад и вперед, чтобы доказать самой себе, что это не так.

– Почему так тихо? – отрывисто произнес дон Мигель. – Если с ней что-то случилось…

Арабелла хотела возразить ему, сказав, что по его милости помощь могла прийти с опозданием, как вдруг гнетущую тишину разорвал отчаянный крик. Арабелла замерла на месте, напряженно прислушиваясь. Прошло еще несколько томительных минут, затем Питер резко, повелительно сказал что-то, заглушенное новым криком. Дон Мигель двинулся к двери, даже в тусклом освещении было заметно, как побелело его лицо. Подбежав к испанцу, молодая женщина схватила его за руку:

– Дон Мигель! Остановитесь, вам туда нельзя!

– Там моя жена! – он вырвал руку, бормоча то ли молитвы, то ли проклятия.

– Дон Мигель!

Де Эспиноса, не слушая ее, распахнул дверь и увидел Питера Блада, своего заклятого врага, стоящего на коленях рядом с постелью Беатрис и держащего в руках новорожденного – маленький красный комочек.

– У вас сын, дон Мигель.

Светлые глаза, в которых дону Мигелю вечно чудилась насмешка, глянули, казалось, ему в самую душу. Он чуть ли не с недоумением воззрился на сморщенное личико младенца, а тот раскрыл крохотный рот и неожиданно громким криком возвестил всем присутствующим о своем появлении на свет.

– Сын… – хрипло пробормотал он и пошел вперед, протягивая руки, чтобы принять драгоценную ношу. Из его груди вырвался смех, больше похожий на рыдание: – Диего!

Привычный мир де Эспиносы сминался, рушился, не оставляя камня на камне от его прежних убеждений.

«Око за око… Жизнь… за жизнь?»

Змей Уроборос, кусающий себя за хвост, созидание и разрушение, постоянное перерождение без начала и конца…

«Все возвращается на круги своя…»

Новорожденный затих, чувствуя тепло его ладоней. Какой же он маленький!

Дон Мигель спохватился:

– Моя жена, она… – он с тревогой посмотрел на распростертую на постели Беатрис.

– Это обморок. Смотрите, сеньора де Эспиноса уже приходит в себя.

Мерседес, закончив обихаживать свою госпожу, собрала ворох окровавленных простыней и подошла к дону Мигелю, чтобы забрать младенца.

Беатрис пошевелилась, ее глаза открылись, и она обвела окружающих затуманенным взглядом. Она чувствовала необычайную легкость, ее тело будто парило в воздухе. Рука потянулась к животу. Ребенок! Она не слышала его плача, что с ним?

– Беатрис! – над ней наклонился муж.

– Мой малыш?

– С нашим сыном все хорошо…

– У вас замечательный сын, сеньора де Эспиноса, и очень сильный – как и вы, – сказал Блад, складывая свои инструменты и бутылки с тинктурами в сумку.

– Капитан Блад, я… благодарю вас за спасение моей жены и ребенка, – медленно проговорил де Эспиноса.

«Капитан Блад? Разве он не является врачом?» – в очередной раз удивилась Беатрис.

– Я давал когда-то клятву Гиппократа, дон Мигель, – странный врач вдруг усмехнулся: – В конце концов, это был мой долг.

Де Эспиноса обернулся к Арабелле и глухо сказал:

– Донья Арабелла, прошу меня извинить, я был груб с вами сегодня… и прежде.

– Я не держу на вас обиды, дон Мигель, – ответила она, затем с улыбкой посмотрела на Беатрис: – Поздравляю вас, донья Беатрис. Я рада, что все закончилось благополучно.

– Спасибо… мистер Блад, – Переведя взгляд с Блада на своего мужа, а потом на Арабеллу, Беатрис добавила: – И вам, донья Арабелла…

– Донья Беатрис, – Мерседес протянула ей маленький сверток.

– Пойдем, дорогая, – позвал Блад, – не будем мешать. Завтра я проведаю вас, сеньора де Эспиноса.

Он наклонил голову, дон Мигель, помедлив, ответил учтивым поклоном. Но Беатрис не заметила этой заминки. Не отрываясь, она смотрела на сына.

– Где же нам найти кормилицу на корабле? – озабоченно спросила Мерседес.

– Я сама буду кормить его, – заявила Беатрис, заставив служанку неодобрительно поджать губы.

Дон Мигель опустился на колени возле кровати и прижался лбом к руке жены:

– Я был в шаге от того, чтобы позволить тебе умереть. Сердце мое…

– Все уже позади, Мигель, – с нежностью ответила она.