– Доброе утро, донья Беатрис, – отозвался Мануэль.

Огонь наконец-то вспыхнул, управляющий встал и поклонился ей.

– Доброе утро… Дон Мигель, я рада, что вы благополучно достигли порта.

– Рады? – саркастично осведомился он.

– Да, – твердо ответила Беатрис. – Но вам нужно переодеться в сухое, – Она повернулась к управляющему: – Мануэль, разбуди Маргариту, пусть согреет вина и приготовит что-нибудь укрепляющее.

– Разумеется, донья Беатрис, – пробормотал Мануэль, отступая к выходу, – А Хосе сейчас принесет одежду.

– Вы не обязаны проявлять знаки внимания – тем более, что вам это в тягость, – сухо сказал де Эспиноса, когда дверь за управляющим закрылась. – Мануэль прекрасно справится сам. Сожалею, что потревожил ваш сон.

Беатрис с тревогой рассматривала его, – теперь, когда стало светлее, ей бросился в глаза изнуренный вид мужа. Его лицо покрывала бледность, скулы были резко очерчены, и меж бровей залегла глубокая складка.

– Я все еще ваша жена, – тихо ответила она. – И мне не в тягость позаботиться о вас. Я беспокоилась – мне не приходилось видеть такого ужасного шторма. Как вам удалось войти в пролив? Я помню ту подводную гряду, которую вы мне показывали…

– Да, шторм был не из самых кротких, – тонкие губы де Эспиносы скривились в усмешке. – Пришлось немало потрудиться, чтобы миновать подводные скалы. В какой-то момент «Архангел» несло прямо на них… – он утомленно прикрыл глаза. – Тогда вы смогли бы освободиться от докучливого мужа, не так ли, донья Беатрис? Но небу было угодно оставить нам наши жизни…

Сердце опять кололо тупой иглой, и он привычным уже движением принялся растирать грудь.

Беатрис не обратила внимание на его язвительную фразу, беспокойство все больше охватывало ее.

– Вам нездоровится? – она подошла ближе и склонилась к де Эспиносе.

– Пустяки.

Однако в этот момент игла особенно злобно вонзилась ему в сердце, и он откинул голову на спинку кресла, стараясь дышать осторожно и неглубоко. Теплые пальцы дотронулись до его лба, он хотел отдернуть голову, но… не смог. Ее прикосновения успокаивали… Как в той, другой жизни, в Ла Романе. И пусть он знал, что к прошлому им не возвратиться, и его женой движет в лучшем случае сострадание, но ему хотелось чувствовать ее руки, ее близость…

– Когда это началось? И почему вы сразу мне не сказали? – сердито спросила Беатрис.

Посиневшие губы и затрудненное дыхание мужа, его пальцы, вцепившиеся в ткань камзола на груди – ее опыта было достаточно, чтобы определить, что у него начинается сердечный приступ. Уже не думая об их отношениях, она быстро ослабила дону Мигелю шейный платок, затем растянула его камзол.

– Не хотел затруднять вас, – продолжал усмехаться он, не открывая глаз.

Появился Хосе с ворохом одежды, и Беатрис повелительно сказала ему:

– Маргарита наверняка уже согрела вино, отправляйся на кухню и принеси его. И пусть она вскипятит воду. Быстро! – она повернулась к мужу: – Я должна спуститься в кладовую, чтобы взять пакетики с травами и приготовить для вас отвар. А вам лучше не совершать резких движений и не вставать.

– Я не собираюсь садиться на коня и скакать на битву, будьте уверены.

– Надеюсь на ваше благоразумие. Хотя в том, что касается вашего здоровья, вы не слишком-то его проявляли.

Беатрис очень не хотелось оставлять его в такой момент, но она рассудила, что быстрее сама найдет нужные травы, чем будет тратить время на объяснение слугам.

В кладовой она торопливо перебирала пахучие свертки.

«Leonurus – прочитала она надпись на пакетике, – вот то, что мне нужно! Еще понадобится валерьяна и ягоды Crataegus».

Когда она вернулась в гостиную с подносом, на котором стояла большая дымящаяся кружка с отваром, то обнаружила, что дон Мигель был уже без камзола и сапог. В полотняной рубахе, укрытый до пояса легким походным одеялом и устроив босые ноги на обитой мягкой кожей скамеечке, он сидел в придвинутом ближе к огню кресле. Видимо, при помощи Хосе он переоделся, впрочем, одежды, как и плаща, нигде не наблюдалось, – как и самого Хосе. Рядом стоял табурет с еще одним подносом. В руках де Эспиноса держал кубок, из которого прихлебывал мелкими глотками.

– Вы все же вставали, – укоризненно заметила Беатрис, подходя к нему.

– Не оставаться же мне в мокрых штанах, – отозвался дон Мигель, пристально разглядывая жену, – Что это там? – полюбопытствовал он, переведя взгляд на кружку.

– Эти травы издревле используют для лечения сердца…

– Мне уже лучше, не извольте беспокоиться.

Беатрис опустила поднос на табурет и скрестила руки на груди.

– Вам не лучше, дон Мигель. И будет гораздо хуже, если вы будете и дальше упорствовать.

– Ну да, вы же преисполнены сострадания ко всем… убогим… – хмыкнул он.

Вспыхнув от возмущения, Беатрис приготовилась резко возразить ему но осеклась. А дон Мигель, высказав эту колкость, тем не менее, взял кружку. Он подозрительно принюхался, затем сделал большой глоток.

– Иисусе! Что за зелье вы сварили?! – поперхнувшись, воскликнул он.

– Это всего лишь Leonurus, да, вкус должен быть горьким, но…

– В жизни не доводилось пробовать такой дряни!

– И все же вам придется это выпить. Более того – отец Кристиан предписывал пить отвар в течение двух недель, – досадуя на его язвительное упрямство, проговорила Беатрис.

– Милостивый Боже, этак вы меня уморите верней подводных камней!

– Вы ведете себя хуже Диего, ему я по крайней мере могу пообещать сладости, – она вдруг прыснула со смеху.

– Ну так попробуйте и мне пообещать что-нибудь, донья Беатрис, – усмехнулся де Эспиноса.

Беатрис потупилась, отчего-то смутившись, и дело было даже не в двусмысленности его последних слов, просто сама их перепалка взволновала ее.

– Выпейте, прошу вас, дон Мигель, – тихо попросила она и вздохнула.

– Раз вы так настаиваете… – пробормотал он и храбро поднес кружку к губам.

Она наблюдала, как, стараясь не морщиться, он пьет отвар.

– Уф, у вас припасено еще что-то, или на сегодня мои мучения закончены? – со стуком водрузив кружку на поднос, поинтересовался он.

– Я забыла упомянуть, что лекарство нужно принимать дважды в день, – ответила Беатрис, пряча улыбку при виде вытянувшегося лица мужа.

Де Эспиноса собирался еще раз посетовать на несправедливость к нему судьбы, но злобная игла вновь напомнила о себе. С ним творится черт-те что! Опустив веки, он прислушивался к своей боли. Звякнул металл – это Беатрис поставила поднос на пол.

– Будет лучше, если вы проведете ночь здесь, – мягко сказала она, усаживаясь на табурет. – Не стоит рисковать, поднимаясь по лестнице в вашу спальню. К тому же, камин там не топили.

Дону Мигелю было трудно смириться с осознанием собственной немощи, тем более, что отнюдь не боевые раны явились ее причиной. Он захотел возразить Беатрис, но она продолжила, будто читая его мысли:

– Вы обязательно поправитесь, но сейчас вам необходим покой.

Скрипнула дверь, и дон Мигель приоткрыл глаза: в гостиную почти вбежал Мануэль, следом за ним тащился зевающий Хосе.

– Мануэль, дон Мигель останется в гостиной. Постелите ему здесь, – она показала на стоящую возле стены широкую кушетку.

Де Эспиноса встретился глазами с растерянным взглядом управляющего и приподнял бровь. Хотя слуги любили свою госпожу, пожалуй, Беатрис еще не распоряжалась столь властным тоном. Впрочем, Мануэль быстро справился с собой и с готовностью закивал головой.

– Как вам будет угодно… Хосе! – прикрикнул он на сонного парня. – Ты слышал? И шевелись!

Хосе и впрямь проявил невиданную расторопность и вскоре появился, сгибаясь под тяжестью груды подушек и большого покрывала.

Де Эспиноса с любопытством посматривал на жену, которая вместе со слугой готовила ему ложе. Она в который раз поразила его этим утром. Однако он тут же напомнил себе, что обольщаться не должен. Беатрис сострадательна, как он сам и сказал ей, но вряд ли это что-то меняет.

После того, как кушетка была застелена, молодая женщина подошла к нему:

– Я и Хосе поможем вам лечь.

Дон Мигель нахмурился, чтобы скрыть невесть откуда взявшееся смущение: он абсолютно не предполагал, что Беатрис, принеся ему лекарство, останется рядом и, тем более, будет укладывать его в постель. Ему вовсе не хотелось представать перед ней в одной рубашке, да к тому же сейчас, когда он так слаб.

«Я одряхлел. И составляю теперь печальный контраст своей жене», – язвительно поддел он себя.

– Мне поможет Хосе, а вам следует пойти к себе и отдохнуть, донья Беатрис, – он произнес это, как ему казалось, достаточно равнодушным тоном, чтобы обидеть ее.

Беатрис взглянула с недоумением, а потом усмехнулась:

– Вам придется потерпеть мое общество. Я должна убедиться, что лекарство подействовало.

Мысленно послав все к дьяволу, де Эспиноса резким движением сбросил одеяло, будто надеялся смутить и ее своим полураздетым видом. И в самом деле, она отвела глаза, в свою очередь вызвав у него усмешку. Он поднялся, преодолевая слабость, и Беатрис тут же шагнула вперед, с другой стороны подскочил Хосе.

– Черт побери! – не сдержался дон Мигель. – Я еще в состоянии стоять на ногах!

Яростно оглядев обоих, он сумел без посторонней помощи добраться до своего ложа и даже не слишком задохнуться.

– Вот и хорошо, – покладисто сказала Беатрис. – Вижу, что вам немного лучше. Тем не менее, я еще побуду здесь. Хосе, передай всем слугам, что дон Мигель отдыхает в гостиной, чтобы никто не тревожил его, – обернулась она к слуге, который с поклонами пятился к дверям.

– Будет исполнено, донья Беатрис, будет исполнено.