— Ну ты же знаешь, что я люблю, — опять широко оскалился «Женечка». Только уже не мне, а этой «девице» перед собой. Я всё ещё терпеливо жду пока она уйдёт и от нечего делать беру бумажную салфетку и начинаю её рвать на мелкие полоски под грудной смех официантки.

Наконец эти двое обменялись достаточным количеством любезностей и внимание Евгения Викторовича опять оказалось приковано ко мне. Он бросил взгляд на растерзанные мной клочки бумаги и тяжело вздохнул.

— Да не нервничай ты так, Белова. Мы тебя в обиду не дадим.

Снова на его губах эта полуулыбка полная иронии. А мне хочется спрятать руки в карманы куртки. Я совсем не отошла от этого похищения. И даже мысль, что рядом со мной полицейский пока совсем меня не успокаивает. Я как какой-то долбаный параноик не могу взять себя в руки. Мне мерещатся глаза этого психа, запершего меня в подвале у каждого прохожего. И кажется, что вот он снова появится и решит отыграться на мне за то, что я по привычке всё-таки решила обратиться в правоохранительные органы.

Года четыре назад, когда мы ещё жили на старой квартире вместе с папой, над нами этажом выше жил участковый. Дядя Ваня. И, слыша скандалы, крики и ругань, которые были слышны на весь наш подъезд, приходил помогать угомонить моего отца. Пару раз в особо паршивых случаях он грозился даже посадить его, но мать тогда пожалела отца и не стала снимать побои.

Может из-за этого участкового во мне ещё осталась слепая вера в то, что в полиции мне смогут помочь справиться с моей проблемой. Я не знаю. Но, глядя на то как впивается зубами в хачапури с сыром и запивает его кофе Евгений Викторович, медленно и тщательно всё пережевывая, при этом попутно опять залипая в телефон будто ждёт чего-то, эта вера во мне начинала меркнуть. Да просто не сильно этот оперативник проникся моей бедой. Как и тем, что какая-нибудь девушка может пострадать, пока он здесь кофейничает.

— Вообще знакомый какой-то адрес, — вытирая перемазанные маслом пальцы о чистую салфетку через добрые полчаса проговорил вдруг Евгений Викторович. Он всё ещё жует, но при этом продолжает:

— Как говоришь? На улице Ленина? — он назвал номер того самого дома, из которого вышел амбал, и я вяло кивнула головой. — Насколько я помню там бабка живёт. Баб Маша. Чудная бабулька. Мы как-то по делу в соседний дом приезжали. А тут эти, — оперативник поморщился и зачем-то продолжил. — С дракой и скандалом к старухе. Краёв естественно пошел разбираться. И выяснилось, что это внук к бабуле пожаловал. Он у неё наркоман. Опять за деньгами пришел. У бабки и денег-то одна пенсия осталась. Так эти все равно на старости лет покоя не дают. Внучок навещает. Когда один, когда с компанией таких же. Все разобьют. Расколошматят. Вытрясут у бабки всё до копейки, а ей хоть побирайся после этого. Лежит пластом на кровати по несколько дней. Повезет если соседи время от времени пожалеют или, что с огорода осталось. Поначалу мы, несколько парней из отдела, ей пытались помочь. Чисто по-человечески. Мотались к ней по очереди. А толку? Посадить она его не хочет. Потому что как же? Какая ни есть, но кровиночка родная. Когда поняли, что это пустая трата времени перестали реагировать на её звонки. Только Краёв к ней до сих пор ездит из жалости.

Евгений Викторович пожал плечами и покосился на меня с недоверием:

— Странная история конечно тогда у тебя получается. Ты точно ничего не путаешь?! О бабке ведь ни слова мне не сказала.

Я так растерялась, что даже не смогла внятно что-либо ответить на его неожиданное обвинение. Только тяжело сглотнула потому что поняла, что после всего что со мной произошло, мне кажется ещё и не верят. Выдохнула, округлив глаза:

— Я никакой бабки не видела! И ничего не перепутала, и не придумала!

Оперативник в ответ сверлит меня строгим взглядом, а потом отвлекается на новое сообщение, которое пришло на его телефон. Показалось, или он даже как-то обрадовался что ли после этого. Вчитался в строки и опять помрачнел. Проворчал непонятно кому обращаясь. — Чтобы я ещё когда-то друзьям помогал…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я изогнула бровь, хотя и так понятно, что объяснений я не дождусь. Но зато этот парень вновь вспомнил о моём присутствии:

— Ну не придумала и хорошо, — выговорил и добавил, вставая со скамьи и глотая вторую букву «е» в моем отчестве. — Что же тогда поднимайся, Валерия Андревна. Сейчас ещё в одно место заедем и поедем на улицу Ленина. Посмотрим на твоего маньяка. Как ты говоришь.

Я выругалась про себя. Экскурсию он мне проводит что ли? Какого чёрта мы уже полдня мотаемся не там, где надо?!

Еще через какое-то время он наконец притормозил у ворот того самого дома из которого этот мужик из моих кошмаров вышел. По этому адресу мы конечно не слишком спешили. Вернее, этот бравый опер как-то очень неспешно свою работу выполнял, иначе я не могу объяснить почему перед тем, как оказаться на улице Ленина мы всё-таки побывали ещё и на другом конце города. Проторчали там не меньше двух часов, дожидаясь, пока сопровождавший меня Евгений Викторович переговорит с какими-то своими знакомыми. Видимо по очень важным вопросам. Гораздо более важным, чем гипотетическое спасение чьей-то жизни.

— Этот что ли? — без особого интереса спросил, указав в нужном направлении Евгений Викторович. Дождался пока я кивну и помог выбраться из машины. При свете дня это место не так зловеще выглядело. Хотя, когда полицейский по воротам кулаком застучал, то грохот довольно внушительный был. — Баб Маш, мы к тебе на следственное мероприятие приехали! Открывай! — гаркнул так, чтобы было слышно в глубине двора.

Из дома под лай чужой собаки, как и говорил Евгений Викторович, вместо амбала вышла субтильная старушка и, покосившись на меня, подошла к сопровождавшему меня оперативнику.

— А чего это ко мне? Я никого не вызывала. Наркоманов сегодня не было ещё.

— Так мы может своих привезли? — решил схохмить Евгений Викторович. Так себе у него чувство юмора конечно. Бабка сразу вперила в меня осуждающий взгляд.

— Эта что ли? Вот сопля соплёй, а всё туда же!

— Спокойно, баб Маш, — остановил старушку правоохранитель. Еще и сразу стал напирать, что мы по делу приехали. — Тут гражданка утверждает, что её похитили и в твоем доме удерживали.

— Батюшки, — всплеснула руками бабка, — а говоришь не наркоманка. Ежели б её в моём доме-то удерживали, я б знала, наверное. А так…

Старушка, божий одуванчик, опять прошлась по мне взглядом с ног до головы.

— Вот какой-то дряни нанюхаются, а потом мерещится всякое.

У меня кровь прилила к лицу под этим укоризненным взглядом. Как будто мне самой должно быть стыдно, что меня какой-то мужик в её дом затащил и сутки держал здесь.

— Так в дом-то пустишь? — напомнил бабке о цели визита Евгений Викторович.

— Да проходите, — махнула рукой в сторону своей веранды эта баб Маша. — Как будто там не видели, чего. А Руслан где?

— Да Краёв в отделении, — опять этот Краёв. Бабка с оперативником о нем ещё пару минут поговорили, пока я кусала губы и осматривала скромную веранду. — Белова, места знакомые? — обратившись уже ко мне, Евгений Викторович махнул рукой на бабкины просторы.

Ага. Так бы и держал меня этот увалень в таком комфорте! Стулья, стол, диван старый. На больших окнах кружевная тюль. Ещё и коврик под ногами плетеный. Из тех, что своими руками делают. Мне такого счастья не перепало. Хоть это всё и отдавало запахом валокордина и старости и не очень вязалось с таким забором. Как будто бабка и сама с его помощью себя защитить пыталась.

— Там окон не было, — выговорила я. Под порицающим взглядом бабки уже хотелось испариться. Что я ей сделала-то? Ещё стою тут краснею.

— Подпол есть у тебя, баб Маш? — полицейский проявил смекалку, а бабка опять ворчит.

— Консервации что ль давно не видал? Хотя да. Тебя-то девки твои разносолами вряд ли кормят.

— Бабуль, не пали контору, я при исполнении всё-таки. Лучше показывай подпол.

Судя по всему, эта женщина кого угодно смутить способна. Вон даже правоохранитель на меня поглядывает, будто я что-то лишнее услышала. Бабка в это время отодвинула коврик и подпол открыла, чтобы мы спуститься могли.

Я спустилась по лестнице на дрожащих ногах. Но здесь дверь другого цвета. И стены зеленые. Краской немного воняет, вдоль двух стен стеллажи с банками с огурцами, помидорами. Компоты какие-то и капуста. Ещё и ветхий коврик с оленем на стене болтается.

— Ну, что, Белова? Оно? — приподняв брови спрашивает меня опер.

Смотрю на полицейского передо мной и не могу скрыть своего замешательства. Я ведь не сумасшедшая и ничего не придумала. И этот псих именно из этого дома вышел. Провела рукой по стене, но краска к пальцам не липнет. Водоэмульсионка в принципе быстро сохнет, мы как-то с мамой пытались ей красить.

— Баб Маш, а краской у тебя почему воняет? Следы преступления скрывала? Ну-ка признавайся! — делает грозный вид Евгений Викторович.

— Да бог с тобой, Евгеша! Это внук мой, обормот, целую банку позавчерась пролил, — ткнула бабка в сторону большого пятна на полу, потом повернулась ко мне и её взор опять посуровел. — И эта охламонка не лучше! Небось прошлялась сутки, теперь не знает, как мамке на глаза показаться! Людям мешает серьёзными делами заниматься! Ух, н-наркоман-нка!

Последнее она выделила особенно грозно и даже успела на меня замахнуться. Хорошо хоть Евгений Викторович подоспел вовремя и увёл от удара.

— Баб Маш, ну ты хоть не начинай! Видишь девчонка и так не в себе, — а сам за плечи меня к выходу подталкивает. — Ошиблась похоже гражданка. С кем не бывает?

Вывел меня на улицу под брань бабки, а меня опять трясёт.

— Я ничего не придумала! — за моей спиной гремит калитка, а оперативник тяжело вздыхает. — А если этот псих ещё кого-то так же закроет? Если что-то страшнее сделает?