Через какое-то время Нелидов подвел Катюшу, к нескольким помпезно одетым дородным дворянам, стоящим чуть в отдалении от основной массы гостей. Это были наиболее именитые и высокопоставленные вельможи Елизаветинского двора: генерал-прокурор Никита Юрьевич Трубецкой, канцлер Михаил Илларионович Воронцов и начальник тайной канцелярии граф Александр Иванович Шувалов.

— Господа, сделайте милость, благословите мою племянницу Катерину, — заискивающе пролепетал Нелидов.

— А Петр Иванович! Хороша Ваша девица, — благодушно улыбаясь, заметил Шувалов.

— Да уж, весьма, весьма, — добавил генерал, окидывая беглым взглядом девушку.

— И не говорите. Думаю, за хорошими женихами дело не станет, — заметил важно Шувалов, благодушно улыбаясь.

— Благодарствую, — заискивающе добавил Петр Иванович. Катюша смущенно стояла перед этими важными господами, вцепившись ручками в ажурный веер, и тихонько кидала взоры на этих усыпанных бриллиантами и драгоценными камнями господ. Мужчины начали обсуждать каковы теперь моды в женитьбе вместе с Нелидовым, а Катюша стояла рядом, молча, ожидая, когда дядя отпустит ее. В какой- то момент девушка невольно бросила взор на третьего дворянина, который стоял прямо напротив нее, в напряженной вызывающей позе. На вид ему было лет пятьдесят не более, как и Нелидову. Поджарый, среднего роста, с острым прищуром темных глаз, гладко выбритый в белом парике и черном наряде с бриллиантовыми пуговицами, он показался Катюше похожим на некоего черного хищного ворона, с неприятным цепким взглядом. Он был единственным, кто не проронил ни слова с начала разговора с Нелидовым. Лицо этого вельможи выражало ледяную надменность и высокомерие, и Катюша невольно отметила, что он не сводит взора с ее лица. Невольно похолодев под неприятным взглядом этого человека, Катюша зарделась щеками и перевела взор на генерала Трубецкого, который с живостью рассказывал о недавнем венчании князя Урусова с графиней Шереметьевой. Лишь на минуту разговор мужчин смолк и тут раздался низкий хрипловатый баритон этого самого вельможи, который молчал до того:

— Сколько лет то Вам милое создание? — спросил Михаил Илларионович Воронцов. Катюша тут же вновь перевела взор на канцлера, и вновь похолодела от его поглощающего пронзительного взора, который так и не отпускал ее лица.

— Семнадцать, — ответила Катюша в ответ, отмечая, что взгляд этого человека стал еще темнее и словно начал проникать под кожу. Она видела, что Воронцов перевел свой цепкий взор уже на ее низкое декольте, и девушка ощутила себя словно голой. Ей вмиг захотелось закрыть свою полуобнаженную высокую грудь рукой.

— Весьма приятный возраст, — добавил Воронцов, не спуская взора с девушки. Катюша, уже не выдержав этого молчаливого инквизиторского осмотра Михаила Илларионовича, обратила взор на дядю и прошептала:

— Могу я отойти дядя?

— Еще чего, — выпалил недовольно Нелидов, зло зыркнув на нее.

— А что Екатерина Васильевна, музицировать то Вы умеете? — продолжал Воронцов, чуть прищурившись. Катюша не успела ответить, как Нелидов затараторил:

— Умеет, умеет. Да и поет отменно.

— Может, тогда Вы исполните нам что-нибудь на Ваш вкус? — произнес Михаил Илларионович.

— Но я не в голосе теперь, — пролепетала тихо Катя.

— Иди Катерина, пой, — тут же велел Нелидов. — Михаил Илларионович слушать тебя хочет.

Он угрожающе зыркнул на племянницу. Девушка медленно кивнула и направилась в сторону клавесина. По дороге к Катюше приблизилась Дарья Гаврилова, и девушка попросила тетушку аккомпанировать ей.

Спустя полчаса Катюша послушно исполнила пару арий, достаточно легких и приятных на слух. Гости ей горячо зааплодировали, и только после этого дядя отпустил Катюшу в круг женщин, в числе которых была и ее тетушка. Девушка отошла в сторону, и тут же к ней приблизился Илья Дмитриевич. Катюша, увидев его бледное сухое лицо, единственное которое было ей приятно лицезреть среди этой жеманной и надушенной публики, воодушевленно воскликнула:

— О, как я рада Вас видеть Илья Дмитриевич. Не видела когда Вы приехали.

— Я немного запоздал, Екатерина Васильевна. Вы уж простите меня. Матушка не здорова. Я лекаря дожидался.

— Надеюсь, она скоро поправится.

— Да у нее часто бывают приступы, но проходят довольно быстро.

В этот миг объявили ужин. И все гости устремились в столовую. Более Нелидов не подходил Катюше, и она была благодарно ему за это. После обильной трапезы с восьмью переменами блюд начались танцы. На первый менуэт Катюшу пригласил Левашов. Затем она танцевала с корнетом Ильинским со светлыми вихрами и румяным лицом, которого ей представил дядя чуть ранее. Затем ее вновь ангажировал на танец Илья Дмитриевич. После этого Катюша попросила Левашова проводить ее на веранду, чтобы освежиться, ибо в зале было невозможно душно. Молодые люди немного постояли на веранде, а затем Левашов предложил прогуляться по саду, неподалеку от дома. Катюша согласилась, и они спустились по ступенькам вниз.

Илья Дмитриевич завел непринужденный разговор. Однако спустя четверть часа девушка поймала себя на мысли о том, что почти не слушает речи Левашова, ибо его фразы утомляли ее своей напыщенностью и многословием. Видя, что девушка рассеянно слушает его, пару раз даже переспросив его вопрос, Илья Дмитриевич предложил ей присесть на скамью. Катюша согласилась, и они чуть скрытые зеленью кустарников остались в саду лишь в тихом безмолвии качающихся тополей. За эти последние недели Илья Дмитриевич стал для Кати ведьма близким человеком. Молодые люди проводили почти каждый день вместе, и Катюша уже привыкла к этому. Левашов всегда держался с ней вежливо, и никогда не переходил грань бесед и нежных поцелуев руки. Но иногда в его глазах она замечала темные огоньки, которые становились порой до невозможности напряженными.

— Вы Екатерина Васильевна сегодня просто услада для глаз, — сказал ей ласково Левашов, взяв ее ручку и склоняя голову для поцелуя к тонким пальчикам девушки.

— Тетушка выбирала фасон этого платья, — напряженно ответила Катя, созерцая склоненную темноволосую голову Илья Дмитриевича. Отчего-то она думала о том, что так низко склонялся к ее ручке только Иван. И причем в последние месяцы пребывания в его избушке, эти его действия служили предвестниками дальнейших его смелых ласк. Едва она подумала это, как Левашов, не отпуская ее руки, прижал ее пальчики к своему камзолу и быстро придвинулся к ней на интимное расстояние.

— Вы знаете, Екатерина Васильевна, с той поры как я увидел Вас, Ваш образ не покидает моих мыслей. Вы позволите мне называть Вас Катенькой? — добавил он воркующим тихим тенором и в следующий миг, видя, что девушка удивленно воззрилась на него, он рукой обвил ее стан.

— Я право не знаю, Илья Дмитриевич, — вымолвила тихо Катюша в ответ. — Но думаю, мне было бы приятно это…

Она кокетливо улыбнулась ему, подумав о том, что Иван ничего никогда не просил у нее и не спрашивал ее разрешения. Он просто говорил ей ты, когда считал это нужным, и настойчиво навязывал свое расположение и ласки, совсем не заботясь об ее разрешении. И лишь потом когда она пыталась высказать свое неудовольствие, Иван удивленно пытался убедить ее что она сама всего этого хотела от него. Левашов же постоянно просил ее о милостях.

— Вы так несказанно красивы, Катенька, что у меня просто нет слов, — нежно заметил Левашов. — А когда Вы сегодня пели, я видел, как весь зал заворожено слушал Вас.

— Вы слишком добры ко мне, — пролепетала смущенно девушка, зардевшись щеками. Она ощущала, что молодой человек ведет себя как то уж до невозможности интимно с ней и словно пытается намекнуть на свои чувства.

— Вы позволите мне немного больше? — продолжал тихо Левашов, склоняясь к ней. И Катюша осознала, что он говорит о поцелуе, желание которого отчетливо читалась в его сверкающих глазах. Катюша мгновенно подумала, что это глупо спрашивать ее об этом, потому что после его слов она невероятно смутилась и не знала что ответить. Ведь она хотела, чтобы Левашов поцеловал ее, наконец, после полутора месячного знакомства, но она не могла сказать открыто “Да” ему в лицо, ибо это было невозможно стыдно. И опять ее пронзила мысль о том, что Иван бы теперь просто притиснул бы ее к себе и страстно поцеловал. И она бы не чувствовала себя так смущенно. А только бы ее сердечко дико неистово забилось, и она бы ощутила притягательную силу его близости, перед которой никогда не могла устоять.

Левашов замер в опасной близости от ее губ и словно не решался продолжить свою ласку, и напряженно смотрел в ее глаза, видимо ожидая ответа. Катюша напряглась и, желая, наконец, получить от него поцелуй заставила себя выдохнуть это унизительное стыдное:

— Да…

Он наклонился ниже к ее лицу, и его ладонь сильнее сжала стан девушки. В следующий миг губы Илья Дмитриевича притиснулись к губкам девушки, и он начал осторожно с некоторым трепетом целовать ее. Катюша замерла, ожидая, что вот — вот сейчас она ощутит тот неистовый трепет, который возникал у нее при поцелуях с Иваном. Поцелуй Левашова стал более настойчивым и порывистым и его губы уже начали дерзко целовать ее губки. Катюша ответила на его поцелуй, ожидая, что уж теперь точно ее увлечет неистовое чувство упоения от близости Левашова. Он продолжал целовать ее. Но ничего не происходило. Вдруг Катюша пораженно осознала, что поцелуй Ильи ей совсем не нравится и не вызывает в ее душе даже малейшего трепета. Его губы были сухими, чересчур твердыми и тонкими. И девушка невольно вспомнила, что губы Ивана были немного полными, упругими и теплыми; умелыми и дерзкими. И когда Иван целовал ее, то его не хотелось останавливать, и уже через минуту она начинала ощущать, что ей не хватает воздуха от его натиска, оттого что Иван целовал ее до невозможности неистово страстно и властно, а ее сердечко в эти мгновения дико стучало у нее в ушах. Теперь же в нежных объятиях Левашова, ее сердце билось спокойно и размеренно. Катюша напряглась, желая только одного, чтобы Илья Дмитриевич прекратил свое действо, которое совсем не нравилось ей и совершенно не возбуждало ее к дальнейшим ласкам. Она начала отстраняться от молодого человека. И он, чувствуя ее сопротивление, тут же прервал поцелуй и выпустил ее из своих объятий. Катюша подняла на него прелестный взор, и увидела, что Илья смотрит на нее горящим поглощающим взором. Думая, что девушка слишком наивна и чиста, раз прервала поцелуй, Левашов порывисто заявил: