Из большого храма на холме, прямо напротив того места, где стояла Элиз, вышел Рено. На нем были брюки из белой кожи и плащ, вытканный из лебяжьего пуха. Лебяжьи перья его маленькой короны шевелились от утреннего ветерка. В солнечном свете волосы Рено отливали синевой, лицо его было спокойно, держался он прямо. Медленно, в такт барабанному бою, он спускался по склону холма, ведущему к площади.

У подножия холма Рено остановился. К нему подошли две женщины, взяли у него плащ и подвели его к началу строя воинов. Барабаны зазвучали тише. Некоторое время Рено стоял неподвижно, глядя на толпу. Элиз показалось, что его взгляд остановился на ней, но лицо оставалось совершенно бесстрастным. Затем Рено перевел взгляд выше, туда, где сидел на позолоченном стуле его брат. Поприветствовав Большое Солнце взмахом руки, он кивнул в знак того, что готов.

Барабаны умолкли. Рено глубоко вздохнул и сделал шаг вперед. Со свистом на него обрушилась первая палка.

Элиз знала, что проход сквозь строй практиковался и в европейских армиях. Был ли этот обычай занесен в Новый Свет испанскими и французскими экспедициями в течение последних двух столетий или же, наоборот, был вывезен отсюда в Европу вместе с экзотическими растениями Америки? Во всяком случае, существовали различия в том, как проходило это наказание, — по крайней мере, Элиз слышала о них. В большинстве европейских армий человека, подвергавшегося наказанию, вел солдат, вооруженный мушкетом со штыком. Человек не мог двигаться быстрее, чтобы избегать ударов: в таком случае он напоролся бы на штык. Поэтому ему только и оставалось, что корчиться от боли под медленными, повторяющимися ударами.

У начезов не было ни солдата, ни штыка. Элиз ожидала, что Рено будет бежать и увертываться от ударов — но нет. Медленными шагами, с бесстрастным выражением лица Рено продвигался сквозь строй, непроизвольно морщась от самых сильных ударов и с шумом, похожим на стон, выдыхая воздух. Красные полосы появились у него на спине. Удары, попадавшие в одно место, вызывали разрыв кожи, начинала струиться кровь.

И все же он продолжал идти, лишь иногда немного покачиваясь.

Тяжелые глухие удары заставляли сердце Элиз трепетать. Ей хотелось заткнуть уши, убежать, спрятаться, но какая-то сила удерживала ее. Она дрожала, ладони у нее вспотели, хотя кончики пальцев были холодны как лед — так же холодны, как и губы, к которым она прижала руку, чтобы подавить протестующий крик. Она не смела, не должна была вмешиваться, но ее так и тянуло сделать это. Она хотела отвернуться, но не могла.

Почти в самом конце строя Элиз увидела Лесного Медведя. На лице у него было написано злорадство, которое так контрастировало с суровыми, непреклонными лицами других. Глаза Элиз удивленно раскрылись, когда она увидела в его руках толстую палку. Ужасное подозрение зародилось у нее. Это была та самая палка, которой он ковырялся в оленьих внутренностях! Элиз было хорошо известно, что содержащиеся в них вещества могут вызвать нагноение открытых ран, даже заражение крови, которое может привести к смерти. Если бы только она знала, зачем ему тогда была нужна палка! Сейчас уже поздно было что-то сделать, потому что как раз в этот момент палка Лесного Медведя опустилась со всей силой на спину Рено — туда, где кровоточили раны. Рено помедлил, морщась от боли, но не остановился. Еще один удар. Еще. Последний.

Все кончилось.

Громкий крик одобрения раздался в толпе. Люди окружили Рено, поздравляли и хвалили его, однако никто не прикоснулся к нему. Большое Солнце поднялся на ноги и махнул рукой. Рено повернулся к своему брату и медленно пошел к холму. У подножия он споткнулся, но удержался от падения. Его лицо было смертельно бледно, как будто он только сейчас ощутил боль, которую ему пришлось вынести. С мрачным выражением, распрямив плечи, он начал подниматься на холм.

Он все ближе и ближе подходил к тому месту, где стояла Элиз. Бессознательно она выпрямилась и подняла подбородок, потому что не хотела, чтобы он увидел, как она переживает за него. Поравнявшись с ней, Рено посмотрел на нее своими темными глазами. Она заставила себя улыбнуться и стоически выдержала его взгляд, не показав виду, что сочувствует ему.

Рено прошел мимо нее и протянул руку своему брату. Большое Солнце обнял его, и они встали рядом у троноподобного стула. Большое Солнце заговорил глубоким торжественным голосом. Элиз понимала только отдельные слова, но позже Маленькая Перепелка рассказала ей, о чем говорил вождь.

— Мой народ! — сказал он, и голос его эхом разнесся среди холмов. — Я представляю вам вашего нового военного вождя, которого вы все знаете под именем Ночной Ястреб. С сегодняшнего дня он будет носить имя, которое гордо носили его предшественники. Прошу вас принять нового военного вождя, которого за его мужество и отвагу теперь будут звать Татуированным Змеем. Я приказываю вам всегда повиноваться ему, потому что в его руках находится судьба начезов. Вместе с ним мы победим или умрем!

Раздался хор приветственных криков. Отдав приказ отдыхать, праздновать и развлекаться, вождь племени повернулся и пошел к своему дому вместе с Рено.

Сразу же толпа женщин поднялась на холм, многие из них держали в руках горшочки с травами и мазями. Среди них была и Маленькая Перепелка. Элиз вспомнила, что недавно своими руками изготовила мазь из медвежьего жира и трав для лечения ран и синяков, и побежала в хижину Рено. Через минуту она вернулась, держа в руках маленький глиняный горшочек.

Элиз охватило неловкое чувство, когда она присоединилась к толпе женщин у двери дома Большого Солнца, но решимость ее от этого не убавилась. Она уговаривала себя, что не виновата в случившемся, однако чувство вины от этого не убывало, равно как и стремление ее искупить. Вот почему она хотела помочь Рено — только поэтому.

Женщины расступились, чтобы дать Элиз дорогу. На пороге она помедлила. Дом Большого Солнца не очень сильно отличался от дома Рено, хотя и был больше по размеру. Внутри были такие же спальные скамьи вдоль стен, под которыми стояли такие же горшки и корзинки; такие же травы и оленьи рога были подвешены к потолку. В глаза бросался обеденный стол, который, вероятно, был подарен французами, и голубой бархатный камзол, висевший на вешалке. Главное же отличие состояло в том, что в доме было два очага и два набора кухонной посуды — по одному для каждой из жен. Запах дыма и жареного мяса, аромат готовившихся пирожков наполняли воздух. Несколько женщин хозяйничали у очагов, другие столпились вокруг скамьи, на которой лежал Рено.

Элиз несмело приблизилась и, улыбнувшись, сказала одной из женщин, что хочет поближе подойти к раненому. Женщина пожала плечами и повернулась к Элиз спиной. Элиз повторила свою просьбу еще раз, подумав, что ее не поняли. На этот раз она показала женщине свой горшочек с мазью. Женщина, по всей видимости из рода Солнца, произнесла какую-то грубость и вновь отвернулась. С другой стороны скамьи Элиз увидела Маленькую Перепелку и позвала ее, но та только покачала головой.

Элиз нахмурилась, не зная, что предпринять. Обрадуется ли Рено, если увидит ее, или же предпочтет, чтобы его лечили эти женщины? Может быть, лучше уйти и пусть о нем заботятся соплеменницы? Но нет, женщины не знали, что сделал Лесной Медведь. Они ведь могут втереть ядовитое вещество в его раны. Нельзя это так оставить.

Элиз еще раз тронула за плечо женщину, стоящую перед ней. Индианка резко повернулась и с неожиданной злобой толкнула Элиз. Возмущенная такой нарочитой грубостью, Элиз толкнула ее в ответ. Индианка схватила Элиз за длинную косу, и та вспомнила, как ее втащили за волосы в дом Рено в первый день пребывания в поселке. Лицо индианки показалось ей знакомым. Извернувшись, Элиз с такой силой ударила ее, что у той на щеке остался след.

Индианка начала пронзительно кричать, и тут на Элиз набросились другие женщины. Они сорвали с нее плащ и ее горшочек с лекарством упал на пол и разбился. Элиз вырывалась, брыкалась и наконец с мрачным удовольствием отметила, что одна из женщин отлетела и растянулась на земляном полу. Однако в тот же момент на Элиз набросились остальные. Ее хватали, толкали, пихали к двери, кто-то снова вцепился ей в волосы. Ценой невероятного напряжения Элиз удалось сбросить с себя вцепившихся в нее индианок. Сжав освободившуюся руку в кулак, она ударила одну из них и испытала глубокую радость, когда та завопила и схватилась рукой за свой кровоточащий нос. Однако радость была недолгой, так как индианки вновь налетели на Элиз.

Вдруг поверх всего этого тарарама зычно дважды прозвучала команда, которая сразу подействовала на толпу дерущихся женщин. Элиз отпустили, и она упала на колени — полуобнаженная, с тяжело вздымающейся грудью, с волосами, торчащими в разные стороны вокруг раскрасневшегося лица.

Индианки попятились, и Элиз осталась одна в середине комнаты. Неподалеку от нее лежал на скамье Рено, а его мать смывала кровь у него со спины и промывала шрамы с помощью куска мягкой кожи, которую она окунала в горячий настой трав. Рено тихо выругался, когда увидел Элиз. Он попытался встать на ноги, но в этот момент к тому месту, где стояла на коленях Элиз, подошел Большое Солнце. Склонившись над ней, он протянул ей руку.

Элиз, застыдившись своей наготы, поколебалась. Отказаться от помощи, однако, казалось столь же невозможным, как если бы перед ней был король Франции.

Она протянула ему свою руку и поднялась так грациозно, как только могла. Вождь начезов позволил себе окинуть взглядом ее стройное полуобнаженное тело, причем это зрелище доставило ему явное удовольствие.

— Ты, я полагаю, Элиз, женщина моего брата? — с улыбкой произнес он.

— Да, я Элиз.

Большое Солнце кивнул и, все еще держа ее руку, повернулся к индианкам. Грозным голосом он отругал их за то, что они подрались, как плохо воспитанные дети, и сказал, что с Элиз нужно обращаться как с гостьей, дорогой сердцу их нового военного вождя, что ей нужно оказывать всяческие почести. Ему было стыдно за их поведение, поэтому он удалил их из своего дома и не велел появляться в нем без специального приглашения.