Глава 24

Постепенно Гроза начала выздоравливать. Порою она испытывала чувство вины, когда вдруг забывала о своей сдержанности и смеялась над какой-нибудь детской шалостью или сказанным ее малышами словом. Джереми был на ранчо частым гостем. Он был готов часами разговаривать с нею, пытаясь вытащить ее из скорлупы печали и одиночества. Ей нравились его остроумие и сверкающие изумрудные глаза, которые помогали ей преодолеть уныние. Он играл с детьми, рассказывал ей о своих последних ветеринарных вызовах и не пытался скрыть, что приезжал прежде всего для того, чтобы увидеться с ней, хотя она не делала ничего, чтобы его обнадежить.

Хотя Летняя Гроза никогда не считала себя особо способной к рисунку или живописи, она вскоре почти случайно обнаружила в себе этот талант. Однажды, когда она смотрела на Идущее Облако, самозабвенно игравшего со своими новыми рождественскими игрушками, Гроза в очередной раз поразилась, до чего же он похож на Вольного Ветра, за исключением, разумеется, передавшихся от нее мальчику золотистых глаз. В ней проснулось огромное желание, чтобы Идущее Облако запомнил своего отца таким, каким он был.

Схватив бумагу и карандаш, Летняя Гроза попыталась запечатлеть образ Вольного Ветра. Первые попытки были слабыми и неуклюжими, но каждый следующий рисунок становился все лучше, и наконец получился портрет, который удовлетворил ее. В нем ей удалось передать всю гордость и благородство Вольного Ветра и одновременно его теплоту. Его темные глаза сверкали на красивом лице, подчеркивая его ум, а подбородок намекал на силу и некоторое упрямство, свойственное его характеру. Это был портрет, нарисованный любовью.

После первого портрета Гроза начала рисовать и другие. Она изобразила его скачущим по прерии на лихом коне, с развевающимися по ветру длинными косами. Она нарисовала его укрощающим лошадь и распевающим утренние молитвы перед восходом солнца. Она написала его портрет с сыном на руках и изобразила то, как он охотился и как торжественно смотрел в звездное небо. Она запечатлела его во всех его настроениях: смеющимся, серьезным, надменным, грозным.

Во время работы над этими подарками для их маленького сына Гроза начала постепенно освобождаться от своего горя, хотя вряд ли это четко осознавала. Это происходило постепенно, с каждым новым рисунком — после того как отражала очередную любимую черту, Гроза облегчала частичку своего горя. Хотя она постоянно думала о Вольном Ветре и часто плакала, но теперь, вспомнив о нем, могла и улыбнуться. Новое теплое чувство росло в ее сердце, растапливая тот лед, тот холод, которые завладели им так надолго. Чувство страшного одиночества наконец отступило, и Гроза снова начала смеяться, радоваться лучам солнца, падающим на ее лицо, и ветру, треплющему ее волосы. Она снова начала жить.

Вместе с рисованием в ней еще один старый интерес — любовь к лошадям. Чем больше она находилась среди них, тем больше ей хотелось о них узнать. Ее заветная мечта когда-нибудь завести собственное ранчо и разводить там чистокровных лошадей никогда по-настоящему в ней не умирало. Она была лишь глубоко запрятана во время ее короткого замужества за Вольным Ветром. Теперь же, хотя это и были лошади ее отца, Гроза могла посвятить себя любимому делу. Под руководством Джереми она старалась как можно больше узнать об этих великолепных животных.

Джереми ободряло, что Гроза искала его советов. Это давало ему лишний повод побыть с нею, хотя, надо сказать, он делал это и без всякого повода. Но это давало ему возможность сделать еще один шаг в завоевании ее сердца. С каждой неделей он наблюдал, как она приходила в себя после своей глубокой травмы, и его надежды все больше расцветали. Когда наступила весна, Джереми в голову пришла одна идея, и чем больше он над нею думал, тем правильнее она ему казалась. Надеясь получить желанную награду, он начал приводить свой план в действие, впрочем, никому об этом не говоря. Он очень рассчитывал на то, что элемент неожиданности поможет ему завоевать любовь Летней Грозы.

Окрыленный мечтами и большими надеждами, Джереми испытал настоящий шок, когда узнал, что Гроза вместе со своей семьей собирается вернуться в шайеннскую деревню, куда они ездили летом с ежегодным визитом. Они отправятся в путь сразу же после того, как Стрелок вернется из колледжа. И действительно, Адам и Таня вскоре собирались ехать на Запад, чтобы присутствовать на церемонии присуждения ученой степени Стрелку после окончания им медицинского колледжа. Через несколько недель он одновременно станет молодым доктором и молодым мужем, женившись на Звонком Жаворонке.

Казалось, этот год стал годом свадеб в семье Сэвиджей. Поженившись, Стрелок и Звонкий Жаворонок вернутся в Пуэбло, чтобы присутствовать на бракосочетании Стивена и Утренней Зари, которая наконец прекратила мучить несчастного молодого человека и ответила согласием на его предложение. Они должны будут пожениться до начала осени, прежде чем начнутся занятия в колледже. Теперь, если бы еще и Джереми удалось разжечь в Грозе былую любовь, все было бы просто замечательно. Она ведь любила его когда-то. Наверняка в ее сердце снова найдется для него место.

Когда Джереми услышал о намерении Летней Грозы вернуться в шайеннскую деревню, он решил, что пришло время для серьезного разговора. Без всяких предисловий он заявил напрямик:

— Гроза, я люблю тебя и хочу на тебе жениться.

От этого неожиданного заявления Гроза резко подняла голову. Она как раз показывала ему свой последний рисунок с портретом Вольного Ветра и ожидала комментариев по поводу своего искусства. Собрав мысли, она сказала спокойным голосом:

— Джереми, еще слишком рано говорить об этих вещах.

— Прошло уже шесть месяцев, — напомнил он.

— Я все еще скорблю. Я свыклась со своим ужасным одиночеством и со своей глубокой печалью.

Джереми все это было прекрасно известно. Он сказал с решимостью:

— Я не хочу торопить тебя, Гроза. Я только хотел, чтобы ты узнала о моих намерениях. Но пойми, я не могу ждать вечно. Ведь я не молодею, ты сама знаешь.

В ответ на это Гроза рассмеялась.

— Ты же не старик, Джереми. Тебе всего лишь тридцать четыре года. В ближайшие год или два тебе еще наверняка не понадобятся палка и кресло на колесиках, — поддразнивая, сказала она.

Джереми пожал плечами.

— Мне пора жениться и иметь семью. Ты знаешь, какие чувства я испытывал к тебе на протяжении всех этих лет. Я смирился с тем, что ты вышла замуж за Вольного Ветра, и старался похоронить свою любовь к тебе под видом дружбы, зная, как сильно ты к нему привязана. Я думал, что потерял тебя навсегда. Теперь судьба подарила мне еще один шанс, и я не хочу снова его упустить.

Ее золотистые глаза затуманились, и Джереми понял, что она вспомнила свою совместную жизнь с Вольным Ветром.

— Джереми, я не готова к тому, чтобы снова выйти замуж. Возможно, я никогда не буду к этому готова, — мягко сказала Гроза.

В ответ Джереми лишь коротко рассмеялся.

— Ты не можешь оставаться вдовой всю свою жизнь, Гроза. Это не для тебя. Ты для этого слишком страстная.

— Возможно, такой я была раньше, но страсти угасают, — сказала она ему, и лицо ее приняло упрямое выражение. Маленький вздернутый подбородок и полный вызова взгляд свидетельствовали о ее решимости заставить его отказаться от этой мысли.

— У тебя не угасли. Готов поспорить, что ты полна страсти, которая просто кипит у тебя внутри. Проведем эксперимент, принцесса. — Джереми шагнул к ней, и его изумрудные глаза угрожающе блеснули. — Давай посмотрим, насколько быстро эти спящие желания проснутся в тебе.

Глаза Грозы расширились от испуга, и она тихонько отступила назад, поскольку Джереми продолжал приближаться.

— Нет, Джереми! Предупреждаю тебя, не смей до меня дотрагиваться!

— Но я же дотрагивался до тебя раньше, и тебе это нравилось. Разве не помнишь, Гроза, как ты просила меня не останавливаться? Разве ты забыла, как клялась в своей вечной любви ко мне? Я не забыл. Бог свидетель, я ничего не забыл!

Он схватил ее за запястья и крепко прижал к себе. Затем без дальнейших слов завладел ее губами. Рассерженный крик Грозы замер, не родившись, поскольку натиск его губ вынудил ее раскрыть свои. Она ерзала в его объятиях, пытаясь высвободиться, но сильные руки Джереми крепко держали ее. Неистовые рыдания, клокотавшие у нее в горле, пока она боролась с Джереми, звучали, как хныканье.

Этот звук, казалось, вызвал в нем покровительственную нежность. Он все еще продолжал удерживать ее губы у своих губ, но поцелуи его сделались мягче. Когда сопротивление Грозы было сломлено, наступило сладостное успокоение, которое являлось ее погибелью. Она не могла устоять перед мягким соблазном его губ и его ласкающего языка.

Желание начало просыпаться в ней, как медленно разгорающийся огонь. О Господи, как же давно это было! Как долго ее вот так не держали, как давно твердые губы не прижимались к ее губам с таким теплым и сладким убеждением! Вся трепеща от нахлынувших чувств, Гроза сдалась. Ее губы смягчились и стали отвечать на его поцелуи. Ее тело, которое еще недавно пыталось освободиться, теперь плотно прижалось к его телу, а руки, которые упирались ему в грудь и отталкивали его, теперь обвили его шею и ласкали густые золотистые волосы у него на затылке.

И только когда сильная рука Джереми, надавив на поясницу Грозы, прижала женщину к возбужденной мужской плоти, Гроза пришла в чувство. Удвоенным усилием она высвободила свои губы и оттолкнула Джереми.

— Как ты смеешь?! — закричала она, изо всех сил дав ему пощечину.

— Как я смею — что, принцесса? Как я смею любить тебя? Как я смею хотеть тебя? Как я смею заставлять тебя хотеть меня?

Злые слезы засверкали в ее золотистых глазах.

— Ты не имеешь права! — воскликнула она.