Анжелика Бронская - Лето у моря

— Уходи, — послышался из-за двери ее голос.

Он оторопел: как это — уходи? Он так ждал ее, так соскучился, так переживал, места себе не находил и вот награда за все: «уходи»?!

— Открой сейчас же! — крикнул он. — А не то я вынесу эту чертову дверь!

— Я прошу тебя по-человечески: уходи! — он услышал, что она плачет. — Убирайся!

— Этот… что, обидел тебя? — он пришел в ярость. — Что он сделал, говори немедленно! Приставал?!

— Это ты обидел меня! — закричала она. — Уходи! Уходи! Уходи!

Он ударил по двери ногой, потом навалился плечом:

— Я весь дом разнесу, если не откроешь! Мне уже все равно!

Ключ провернулся в замке, он рывком распахнул дверь и ворвался в комнату.

Она стояла у окна, утопая в кружевах длинного серебристого пеньюара, скрестив руки на груди. В приглушенном свете ночной лампы увидел он ее прекрасные волосы, ниспадающие на вздымающуюся грудь, и глаза, полные слез и гнева. Ах, как она была хороша! Позабыв обо всем, он шагнул вперед:

— Ты восхитительна! Иди сюда!

— Стой на месте! — вскричала кузина. — Совсем спятил? После того, как ты себя повел сегодня?!

— Ну перестань, я тебе сейчас все объясню, ты мне еще спасибо скажешь.

— Уходи отсюда! Дядя и Бланш вернутся с минуты на минуту.

— А мне все равно…

— Правда? — язвительно сказала она. — Пару часов назад тебе было ой как не все равно! Испугался, братец? Коленки сильно дрожали?

— Не говори так! Я спас наши отношения!

— А-а, так ты теперь герой? Здорово! Спасибо, любимый, как же я сразу не поняла, что ты нас спасаешь! А мне-то, дуре, показалось, что ты перепугался до смерти. Только вот интересно, чего? Неужели ты настолько меня стыдишься?! Я что, урод?

— Вот глупая, — пробормотал он и шагнул к ней ближе. — Какой же ты урод, если я с ума по тебе схожу.

Он попытался обнять ее, но она ловко увернулась и отбежала к кровати:

— Ты что, пьян?

— Ага, пьян, от тебя… — он подошел вплотную, она снова вырвалась.

— Уйди, пожалуйста!

— Слушай, ну прости меня, пусть будет по-твоему: я урод, я предатель, трус и вообще скотина. Иди сюда!

Она была уже у двери. Он схватил ее за рукав пеньюара, ткань затрещала. Она рванулась сильнее, пеньюар соскользнул с ее плеча. Запутавшись, она не удержалась на ногах и упала на пол; войдя в охотничий азарт, он набросился на нее, подмял под себя. Кузина отчаянно сопротивлялась. Одним рывком разорвал он пеньюар на две половинки, грубо сорвал бретельки атласной ночной рубашки, обнажив ей грудь.

— Господи… — хрипло сказал он, сбрасывая с себя рубашку, — Господи…

— Отпусти… — все слабее сопротивлялась она. Но он уже нашел ее губы, освободился от оставшейся одежды… и ее руки мягко обняли его спину — сначала нежно поглаживая кончиками пальцев, потом яростно впиваясь ногтями, все сильнее прижимая его к себе… комната закружилась и исчезла.

Он не помнил, сколько времени они, тяжело дыша, лежали у дверей на полу. В реальность вернул его донесшийся снизу громкий голос отца, распевавшего что-то по-французски.

— Черт, черт! — прошептал он, подбирая с пола свою одежду. — Прости, что ухожу так, но…

— Да иди уже! — воскликнула она, сидя на полу и прикрываясь разорванным пеньюаром. Он бросил на нее отчаянный взгляд, она отвернулась. Он одним махом взлетел по лестнице на третий этаж. Запер дверь, упал на кровать и замер.

— Хватит, милый, — услышал он голос Бланш. — Все спят! Не шуми.

Щелкнула закрывающаяся дверь отцовской спальни, и через время все в доме стихло. Еще долго лежал он в кромешной темноте, слушая удары собственного сердца и укоряя себя за то, что вынужден был оставить ее вот так, некрасиво, не по-мужски, но что было делать?! Утешившись мыслью о том, что завтра они пойдут на пляж, или возьмут катер, или сходят в рощу — в общем, где-нибудь обязательно поговорят спокойно — он, наконец, уснул.

Такова была их первая ссора, но можно ли назвать произошедшее между ними ссорой? Скорее, это была ее первая попытка заставить его взглянуть серьезно на их непростые отношения, задуматься о том, а что будет с ними, когда кончится лето?

Сознательно или нет, он гнал прочь мысли об этом: не привык он иметь такие длительные отношения, никогда еще ранее его подружки не задерживались рядом дольше, чем на одну неделю, и уж конечно никогда не испытывал он ни к одной из них такой дикой, пугающей страсти, как к ней. Однако он не был готов к столь бурным проявлениям эмоций, выяснениям отношений: его романы всегда начинались и заканчивались легко и непринужденно, не принося обеим сторонам ни малейших страданий, — без разборок, взаимных обвинений и каких-либо требований со стороны девушек. Да и сколько лет-то ему было! Откуда мог взяться бесценный жизненный опыт, умение обращаться с женщиной и контролировать ситуацию, способность отдавать отчет своим действиям с перспективой на будущее, способность нести ответственность не только за свои, но и за ее поступки — все то, что делает мужчину истинным мужчиной и чему пытался учить его отец, еще в подростковом возрасте как бы в шутку заключив с ним тот самый Договор Мужской Чести и Честности, требуя, чтобы во всем и всегда поступал он по-мужски.

Не знал он, что делать дальше: оставить все как есть, как будто ничего не случилось? Вроде бы, они помирились… Так стоит ли опять возвращаться ко вчерашнему? Ведь не думает же она в самом деле, что он готов рассказать отцу и Бланш о том, что происходит между ними? Нет, он не готов! Более того, он совершенно не хочет этого! По крайней мере, сейчас. Да, лето заканчивается, но в запасе есть еще дни, так пусть же все идет своим чередом, а там видно будет. Говорят, время само расставляет все по своим местам. А пока что, скажите на милость, мешает им продолжать наслаждаться друг другом? Ничего!

…Вспоминая свои рассуждения, теперь он ужасается тому, каким беспечным был, каким легкомысленным. Как все-таки жестока наша юность: живя сегодняшним днем, мы никогда не задумываемся о завтрашнем, ведь кажется, что все еще впереди, все успеется, все непременно получится. И как удобно так рассуждать. Но все это он осознает позже, много позже. К сожалению, не в те безумные летние дни и ночи, проводимые с нею…

Рано утром пошел дождь, еще один предвестник приближающейся осени. Он спустился вниз, в столовую, где за столом сидели Бланш и отец. Место кузины пустовало.

— Привет! — поздоровался он и сел на свой стул. — Как погуляли вчера?

— Прекрасно, сын мой! — ответил отец. — Давненько я так не веселился!

— Да уж, — сказала Бланш, — вечер удался! Твой отец в конце даже спел соло с оркестром.

— И ты бы слышал, как я пел! Мне все аплодировали! Вся площадь!

Он чуть было не проговорился, что немного слышал вчера ночью отцовские песнопения, но вовремя спохватился.

— А где?.. — он показал глазами на пустое место за столом.

— Знаешь, она выпила кофе и ушла к себе, — озабоченно сказал отец, — говорит, устала вчера. Может, приболела?

— Я поднимусь к ней, — предложил он, но Бланш неожиданно остановила его.

— Я сама, завтракай спокойно, — и пошла наверх. Он вдруг вспомнил, как Бланш вчера смотрела на него за столом, и подумал, что с этим тоже могут возникнуть проблемы. Бланш достаточно проницательна, что и говорить…

— Как твои занятия, студент? — прервал отец его мысли.

— Все в порядке, — соврал он, — не волнуйся.

— А я особо и не волнуюсь, — сказал отец и подмигнул ему. — Слушай, а этот инструктор-то, Тони, по всей видимости, голову потерял от моей племянницы. Он так огорчился, когда она уехала, ты бы видел его лицо!

— Она одна уехала? — небрежно спросил он.

— Ну да, посидела с нами еще немного, потом взяла такси, там же, рядом, за площадью, и умчалась, запретив бедняге Тони даже проводить себя.

Вернулась Бланш.

— Не переживайте, с ней все в порядке, легкое недомогание, пройдет.

— Она заболела? — испугался он.

— Нет, просто голова болит. Вы ее не тревожьте, я дала ей аспирин, пусть девочка поспит.

Весь день чувствовал он себя одиноким. Правда, несмотря на запрет, попытался тихонько подняться к ее двери, но та была заперта, а поднимать шум он не рискнул.

О купании не могло быть и речи: дождь лил как из ведра. От нечего делать он даже полистал учебники, потом спустился вниз, где отец и Бланш играли в брисколу, присоединился к ним, думая о том, чтобы поскорее наступил вечер.

К ужину кузина спустилась вниз.

— Ну как ты, дорогая? — ласково спросила ее Бланш.

— Спасибо, уже лучше, — не глядя на него, она села за стол. — Можно мне чаю?

— Конечно, сейчас налью.

— Ты весь день просидела в комнате? — задал он ей вопрос.

— Я поспала, немного почитала: скучно мне не было, — ответила она, по-прежнему избегая его взгляда.

— А я выиграл у них в брисколу! — гордо сообщил отец.

— Я в тебе нисколечко не сомневалась, дядя, ты, как всегда, на высоте! — улыбнулась она одними губами.

Исподтишка он продолжал наблюдать за ней. Что-то явно было не так! Почему она боится даже посмотреть в его сторону? Может, вчера он был излишне груб с ней? Или обиделась, что он так постыдно сбежал? Ну а что ему оставалось? Их ведь чуть не застали!.. Проклятый дождь! Из дома не выйти, как же ему с ней поговорить наедине?

В этот момент сквозь шум падающей с неба воды они услышали звуки подъехавшей к их коттеджу машины.

— Кто это может быть в такую погоду? — удивился отец, выглядывая в окно, и тут же улыбнулся. — Да это же Тони! Племянница, что-то мне подсказывает, этот синьор приехал к тебе…