Я заметила, как Уоррен открыл рот, чтобы что-то возразить, но тут же передумал – лишнее доказательство того, что мы ведем себя неестественно: не было случая, чтобы Уоррен не воспользовался готовым аргументом.

– Слушайте, – отец немного смягчился, – я благодарен вам за то, чтó вы пытаетесь делать. Но я бы хотел, чтобы у нас, насколько это возможно, было нормальное лето. Договорились?

Я кивнула, хоть и не совсем понимала, что он подразумевает под «нормальным летом», ведь в последние годы мы проводили лето не вместе.

– Тогда, – продолжила Джелси, и ее карие глаза заблестели и стало заметно, что она сидит как-то особенно прямо, – как нам проводить время?

– Как хотите, – отец развел руками. – Делайте что угодно, только не торчите целый день дома. Сейчас же каникулы. Найдите себе какое-нибудь развлечение.

Только этого, по-видимому, сестре и не хватало. Она выскочила из-за стола и побежала в дом с криком: «Мама, давай растягиваться у станка!». Отец, улыбаясь, проводил ее глазами, потом повернулся ко мне и Уоррену – мы по-прежнему сидели за столом.

– Я серьезно, – отец махнул, чтобы мы уходили. – Помимо этого дела мне вскоре придется начать работу над еще одним очень важным проектом, и для этого мне нужен покой.

– Проектом? – переспросил Уоррен. – Что за проект?

– Просто проект, – ответил отец, по-видимому, поглощенный документом, который был у него в руках.

– Итак… – продолжил Уоррен, и я заметила, что брат чересчур старается говорить небрежно, как всегда бывало, когда, он не хотел показывать, что обижен. – Ты не хочешь проводить с нами время?

– Не в этом дело, – мне показалось, что отец сморщился, словно от боли. – Разумеется, мне хочется быть с вами. Но это просто странно: вы сидите дома, в то время как на дворе лето! – Уоррен вздохнул, видимо, собираясь попросить отца уточнить, что, собственно, он имеет в виду. Вероятно, предвидя это, отец продолжил: – Можете делать что угодно. Я просто хочу, чтобы вы чем-нибудь занялись. Найдите себе работу. Читайте полное собрание сочинений Диккенса. Научитесь жонглировать. Мне все равно. Просто перестаньте ходить за мной по пятам, ладно?

Я кивнула, хотя и не собиралась занимать себя перечисленными способами. У меня никогда не было работы, меня нисколько не привлекало жонглирование, а о Диккенсе я написала довольно много в первый год изучения английского в старшей школе. Он потерял меня как читателя с первых страниц «Повести о двух городах» – я не могла понять, как время может быть одновременно и самым лучшим, и самым худшим.

Уоррен и Джелси, в отличие от меня, без труда придумали, чем заняться. Сестра собиралась каждый день вместе с мамой заниматься у станка, работать над техникой, с тем чтобы не отстать в балетной подготовке. Мама заехала в клуб Лейк-Финикса и каким-то образом сумела убедить тамошнее начальство позволить Джелси пользоваться одним из его помещений несколько раз в неделю, когда там нет занятий по йоге для пожилых. Пойдя навстречу пожеланиям мамы, Джелси согласилась также брать уроки тенниса. Уоррен, блаженствуя, погрузился в чтение учебников для первокурсников, и обычно его можно было застать на террасе или на пристани с маркером в руках, которым он вдохновенно что-то помечал. Вся ситуация лишний раз подчеркивала исключительность брата и сестры, которые, казалось, с самого рождения знали, чем будут заниматься, и успешно шли намеченной дорогой к славе, оставляя меня далеко позади.

Последние пять дней я слонялась без дела и только путалась у всех под ногами. Еще никогда в жизни дом не казался мне таким маленьким и никогда в нем не было так мало мест, где можно спрятаться. Со времени встреч с Генри, о которых я не могла вспоминать без стыда, я не ходила ни на пристань, ни в лес. Я вообще перестала выходить на улицу, если не считать ежевечернего променада к помойке, чтобы выкинуть мусор и прогнать пса, который, по-видимому, не хотел от нас уходить по собственной воле.

Как я узнала, мама зашла к миссис Кроссби за горшком с геранью, но не застала ее дома, зато дверь ей открыла какая-то девушка-блондинка примерно моего возраста.

Я изо всех сил старалась не думать об этом и не позволяла мыслям об этом себя тревожить. В конце концов какая мне разница, есть у Генри подружка или нет? Но это обстоятельство каким-то образом делало последние две встречи с ним еще более унизительными и я старалась не смотреть на дом Кроссби и не задумываться, дома ли Генри.

Сейчас, сидя за столом и наблюдая, как отец листает бумаги, я – в последнее время это повторялось все чаще – испытала что-то вроде приступа клаустрофобии. Мне казалось, что надо выбраться из замкнутого пространства, но идти было совершенно некуда.

– Получается? – спросил отец, и я заметила, что он пытается прочесть вверх ногами слова в моем кроссворде.

– Вот на этом застряла, – ответила я, постукивая пальцем по пустым клеткам. – Перемена, слово из тринадцати букв.

– Хм, – сказал он, откинулся на спинку стула, нахмурился и покачал головой. – Не знаю. Но, может, само придет. Буду держать тебя в курсе, – он отодвинул стул и встал. – Мне надо съездить в город за покупками. Хочешь со мной?

– Конечно, – не задумываясь, ответила я. Это казалось более увлекательным занятием, нежели бесцельное блуждание по Интернету, чем я в основном занималась после полудня, поскольку хождение по дому за отцом теперь исключалось. Я пошла в дом, чтобы обуться.

Мы встретились на подъездной дорожке. Отец стоял у «ленд крузера» и поигрывал ключами. Я прошла по гравию, чувствуя каждый камешек под тонкими резиновыми подошвами, и остановилась перед машиной.

– Готова?

– Конечно, – медленно выговорила я, поправляя холщевую сумку на плече. Я не могла не думать о флаконах с таблетками, выстроившихся в ряд на столе в кухне, и понятия не имела, каково их действие, прямое и побочное. Отец не водил машину с того дня, когда я ушла из дому, а он меня нашел и повез завтракать.

– Хочешь, я поведу? – спросила я. Но отец только отмахнулся и стал открывать дверь со стороны водительского сиденья.

– Я хочу сказать… – начала я и почувствовала, что сердце забилось быстрее. Критиковать отца или оспаривать его решения я не умела, у меня просто не было такого опыта. – Тебе-то вести… ничего? – быстро проговорила я, с трудом выталкивая из себя слова.

Эта фраза повисла в воздухе. Отец посмотрел на меня через капот, и по выражению его лица я поняла, что переступила черту дозволенного.

– Со мной все нормально, – коротко ответил он и открыл дверь, а я, обойдя машину спереди, села рядом с ним, чувствуя, как краснею.

Несколько минут мы ехали молча по нашей улице, потом я спросила:

– Что надо купить? – и услышав неестественную бодрость собственного голоса, который даже не походил на мой, подумала, что такой тон вероятно сродни натянутой улыбке Уоррена.

– Твоя мама, – начал отец, останавливаясь перед знаком «стоп», и по его взгляду и улыбке я поняла, что он не сердится из-за моего вопроса и готов поддержать разговор на другую тему, – попросила купить кукурузу к ужину. Потом мне надо забрать почту. И… – он помолчал и посмотрел на дорогу позади нас, – я подумал, может, ты захочешь зайти в клуб, написать заявление о приеме на работу?

– О, на работу. – Я выглянула из окна, испытывая неловкость. Отец, конечно, понимает, что, в отличие от Уоррена и Джелси, у меня нет призвания, которое помогло бы мне занять свободное время. К сожалению, опыта работы у меня тоже не было. В прежние годы летом я изучала иностранные языки методом погружения или ездила в естественнонаучный лагерь, где приходилось препарировать животных.

– Я, конечно, не настаиваю на этом, – закончил отец, когда мы подъезжали к главной улице Лейк-Финикса, Мейн-стрит. – Просто предлагаю.

Я кивнула и, пока он поворачивал на Мейн-стрит и искал место на стоянке, обдумывала его слова. Я понимала, что нельзя все лето просто болтаться дома, ничего не делая, но не могла придумать альтернативы этому.

Мы вышли из машины.

– Ладно. – Я закинула сумку на плечо, закрыла дверь и указала головой в сторону здания клуба, где также находилась и администрация Лейк-Финикса. – Я попробую.

Отец улыбнулся мне:

– Вот и умница.

Я улыбнулась в ответ, но тотчас запаниковала. Мне хотелось остановить время, не дать ему идти вперед, а то и вовсе повернуть вспять. Но отец уже отвернулся и пошел по улице.

– Встречаемся через тридцать минут, – крикнул он.

Я взглянула на часы. В Коннектикуте я их не носила, ведь со мной всегда был сотовый, который молчал, если не считать единичных неуклюжих текстовых сообщений от знакомых, продолжавших поддерживать со мной отношения. Чтобы лишний раз не огорчаться, что мне никто не звонит, я стала оставлять телефон в комнате, тогда и возникла потребность в часах.

– Тридцать, – эхом отозвалась я, – договорились.

Отец кивнул мне и пошел в магазин, чтобы купить кукурузу по просьбе мамы.

Я повернулась и, жалея, что этим утром не достаточно хорошо привела себя в порядок, направилась к клубу. На мне было то, что, возможно, через несколько дней станет моей униформой – шорты из обрезанных джинсов и майка на лямках. Меня смущало, что такая одежда наряду с отсутствием опыта работы может серьезно уменьшить мои шансы заполучить место. Но я уже стояла перед зданием, отделанным деревянными панелями, с гербом Лейк-Финикса в окне (вода капает с крыльев поднимающегося из озера феникса, а за ним восходит или заходит солнце), и понимала, что ничего не остается, как попробовать, поэтому расправила плечи и потянула на себя входную дверь.

Через пятнадцать минут у меня была работа. В изумлении я вышла из здания на солнечный свет и моргала, пока не опустила на глаза солнцезащитные очки. Теперь у меня были три белые футболки (стоившие больше, чем моя зарплата за первую неделю), блокнот и указание явиться на пляж в течение трех дней. Джиллиан, ответственная за наем работников, просмотрев мое заявление и полистав список вакансий в компьютере, несколько раз повторила мне, что я обратилась очень поздно, поэтому ожидать чего-то приличного, да и вообще чего-либо, мне не стоит.