Морган Мэтсон - Лето второго шанса

– У меня тоже, – сказала я как можно более серьезно в надежде, что он все же поймет эту шутку. Потому что кроме жуликоватого Эвана и двух второкурсников, отношения с которыми мне быстро наскучили, рассказывать было больше не о ком.

– Знаешь, – продолжил после небольшой паузы Генри, – ты мне тогда действительно нравилась.

Я глубоко вздохнула.

– Не стоило так поступать с тобой, – призналась я. – Нельзя было просто взять и уехать. Я очень, очень виновата.

Он кивнул.

– Я просто не знала, что происходит. Не понимала, что сделала что-то… – Я покачала головой. – Я просто… всегда убегаю, когда становится невмоготу, – я пожала плечами. – Но я над собой работаю.

– Я не поверил своим глазам, когда увидел тебя на причале, – усмехнулся Генри. – Думал, у меня галлюцинация.

– Я тоже, – призналась я. – Думала, ты со мной больше никогда разговаривать не станешь.

– Я пытался, – напомнил он, и я улыбнулась. – Но действительно, – продолжил он более серьезным тоном, глядя прямо на меня, – тебя трудно забыть.

Я посмотрела ему в глаза, и сердце забилось быстрее. Напряжение вокруг нарастало, и я почувствовала, будто мы оказались на распутье: события с этого момента могут развиваться в любом направлении, надо только решить, в каком.

Очень медленно Генри придвинулся ко мне, прикоснулся к моей руке, и я задрожала, но на этот раз не от холода. Он взял меня за руку и заглянул в глаза, словно хотел убедиться, что я не возражаю. Я не только не возражала, но была всецело «за» и надеялась, что он поймет это по моему лицу. Он еще немного наклонился, стащил с моей головы капюшон, и мне стало абсолютно все равно, в каком виде мои волосы. Он приложил одну ладонь к моей щеке и нежно погладил ее большим пальцем, отчего я снова вздрогнула и закрыла глаза. Вокруг бушевала стихия. Он поцеловал меня, сначала едва касаясь губ, потом снова, на этот раз более решительно. Я поцеловала его в ответ, и это был удивительный поцелуй, знакомый и совершенно новый одновременно, воскресивший воспоминания о том, как мы целовались пять лет назад. И мне показалось, что меня еще никто в жизни не целовал. Вдруг захотелось поверить, что Люси ошибается и, может быть, подходящее время иногда наступает. Генри прижал меня к себе, а я обняла его рукой за шею, коснулась ладонью щеки и почувствовала, что не хочу, чтобы этот момент заканчивался. Пока мы целовались, дождь перестал, и за деревьями выглянуло солнце.

Лучшее из времен, худшее из времен

– Тейлор! – Я открыла глаза. Передо мной в бикини лежала Люси и махала мне рукой. – Привет.

– Извини. – Я села и попыталась вспомнить, о чем она говорила. Я совсем ее не слушала. – Что это было?

– Дай-ка угадаю. – Люси покачала головой. – Ты меня не слушала.

Я невольно улыбнулась, а Люси охнула.

– О господи, – вымолвила она, – так трудно с тобой разговаривать, когда ты то и дело уносишься в воспоминания о поцелуях.

Я хотела возразить, но поняла, что это бесполезно, опустила солнцезащитные очки на глаза и вытянулась на своем полосатом полотенце.

Июнь подходил к концу, прошло чуть больше недели с тех пор, как мы с Генри целовались в доме на деревьях. И Люси была не так уж неправа. Точнее, была совершенно права: пока она говорила, я думала о прошлой ночи, когда, убедившись, что все в доме спят, я вышла на причал и устроилась на одеяле рядом с Генри. В какой-то момент мы остановились перевести дух, и я посмотрела на звезды. Положив голову ему на грудь, я чувствовала его спокойное ровное дыхание.

– Ты какие-нибудь созвездия знаешь? – спросила я и почувствовала, как он рассмеялся.

– Нет, – ответил он, и даже не видя этого, я знала, что он улыбается. – Хочешь, выучу?

– Да нет, – я по-прежнему глядела на звезды. – Просто любопытно. – Он провел рукой по моим волосам, и я закрыла глаза, не в силах поверить, что все происходит наяву, и мы здесь вдвоем.

За то короткое время, что мы были вместе, я поняла, что у меня с Генри все не так, как бывало с другими, и даже не так, как было с ним же пять лет назад, когда мы оба были совсем детьми. Обстоятельства, осложнявшие мои прежние отношения – сплетни, ссора со школьными друзьями, – теперь казались такой мелочью. Генри жил по соседству, нравился моим родителям и мы могли много времени проводить вместе. В отличие от Уоррена, для которого каждая встреча с Венди была серьезным испытанием, общество Генри вызывало у меня только положительные эмоции.

Нельзя сказать, что дела у Уоррена и Венди шли плохо. Брат всега был в отличном настроении и даже взял за привычку напевать себе под нос даже в душе, перед каждым свиданием по-прежнему тратил массу времени на выбор рубашки, а после тщательно анализировал все сказанное Венди в поисках скрытого смысла. Мы с ним частенько возвращались домой в одно и то же время, садились на крыльце, и я слушала рассказ о прошедшем свидании.

Общение с Генри меня удивительным образом успокаивало, как будто с ним я могла оставаться собой. В конце концов он уже знал все мои недостатки, особенно самый существенный. Рядом с ним я просто наслаждалась покоем.

Но иногда между нами пробегала искра, и такого у меня прежде не бывало ни с кем из тех парней, с которыми я встречалась. Когда мы обнимались, я не могла оторваться от него, а целуя, забывала о времени и о том, где нахожусь. От одних мыслей о наших поцелуях в животе разливало приятное тепло. На работе я не могла сосредоточиться, перебирая в голове впечатления прошедшего вечера, и несколько раз умудрилась сжечь картошку. Вот он проводит пальцами по моей шее, и от этого прикосновения у меня слабеют колени. Вот я глажу его по волосам и откидываю назад непокорную прядь. Вот мы лежим, прижавшись щека к щеке…

Я попыталась отогнать все эти мысли и сосредоточиться на том, что говорит Люси.

– Извини, – кротко сказала я. – Серьезно, что происходит?

Она посмотрела на меня, нахмурилась и вытащила телефон.

– Ладно, – ответила Люси, – второй раз. – Она недовольно посмотрела на меня, а я попробовала изобразить раскаяние. – Дело в Бретте. Он постоянно шлет эсэмэски, говорит, что хочет оставаться на связи, хочет созвониться по межгороду. Это безумие, ведь у нас было всего три свидания.

– Что ж, – медленно проговорила я, – пожалуй, ты можешь считать себя свободной. Бретт уехал, и тебе стоит обратить внимание на кого-то другого, о ком ты прежде и не думала.

– Если бы здесь был кто-то другой, я бы заметила, – проворчала Люси. Я открыла рот, собираясь снова намекнуть на Элиота, но Люси улыбнулась и покачала головой. – Смотри, кто там.

Я повернулась и в лучах вечернего солнца увидела Генри в футболке с надписью «Время взаймы». Он поднял руку и помахал нам. Увидев его, я широко улыбнулась.

– О господи, – Люси закатила глаза. – Я так понимаю, что мне пора.

– Да нет, останься, – предложила я без особого энтузиазма, и Люси засмеялась.

– Хорошая попытка, – отметила она. – Ты ужасная вруша.

– Увидимся завтра? – спросила я.

– Уж это точно, – ответила Люси, встала и, натянув поверх бикини шорты и майку, запихала полотенце и журналы, которые мы листали, в холщовую сумку. К нам подошел Генри.

– Привет. – проходя мимо, Люси добродушно толкнула его. Теперь, зная, что Генри и Люси встречались, я не без волнения наблюдала за ними, но через несколько минут поняла, что волноваться не о чем, они ведут себя друг с другом как брат и сестра.

– Уже уходишь? – преувеличенно разочарованно спросил Генри, но я понимала, что имела в виду Люси, толкая его – Генри тоже был ужасный врун. Она покачала головой и помахала нам на прощание.

– Привет. – Я заслонила рукой глаза от солнца.

– Привет. – Генри сел на причал рядом со мной и широко раскрыл глаза при виде моего бикини. Я засмеялась, наклонилась и поцеловала его. Он был сладок на вкус, как сахарная глазурь на торте, и мне показалось, что в тот день на работе он наносил ее на торты.

Когда я отпустила его, он взял рюкзачок, расстегнул молнию, вытащил прямоугольную зеленую коробку, самую маленькую из тех, что использовались во «Времени взаймы», и протянул ее мне. Мне, вероятно, следовало из вежливости отказаться, но я понимала, что вряд ли это получится у меня убедительно. Я взяла коробку и улыбнулась. Есть свои преимущества в том, чтобы встречаться с парнем, работающим в пекарне.

– Что сегодня? – спросила я, откидывая крышку и заглядывая внутрь. Там был маленький желтый кекс в белой глазури, поверх которой шоколадной крошкой была выведена буква «Т». – Выглядит потрясающе, – я почувствовала, как заурчало в животе.

– Лимонный кекс, – сообщил Генри, – с новой лимонно-ванильной глазурью по рецепту отца. И он хочет знать твое мнение.

– С удовольствием попробую и скажу, – я осторожно закрыла коробку, потому что уже успела понять, что если не поделиться тем, что принес Генри, с братом и сестрой, в следующий раз, когда он зайдет к нам, они будут упрекать именно его. – Спасибо.

– И вот… – сказал Генри, вытаскивая небольшой пакет с печеньем, – это твоему отцу: свежеиспеченное, с шоколадной крошкой.

– Спасибо, – я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и положила пакет рядом с коробкой. Узнав, что папа мало ест, Генри вместе со своим отцом стали искать способ вернуть ему аппетит. Несмотря на их усилия, все было напрасно: отец устраивал целый ритуал вокруг гостинцев Генри, охал и ахал, но откусывал лишь чуть-чуть и говорил, что это слишком вкусно, чтобы он мог съесть все сам, не поделившись с нами.

Резкого ухудшения в состоянии отца не наступало, но с каждым днем появлялись незначительные признаки, указывающие на то, что болезнь прогрессирует. Еще неделю назад он не спал с полудня до ужина и мог подняться по лестнице без помощи Уоррена. Правда, мама шла позади, чтобы при необходимости подхватить его, если он вдруг начнет падать назад. Отец перестал читать по ночам, его голос, который прежде разносился по всему дому, слабел, и теперь иногда, сидя напротив него за столом, я едва различала, что он говорит.