Наша кухня и холодильник были постоянно забиты запеканками и другой выпечкой. Фред привозил рыбу, которую ему удавалось наловить за день. А Дэви, приходя выгуливать пса, всегда приносил с собой что-нибудь в зеленой коробке из «Времени» – оладьи, печенье, пирожки – и медработники с нетерпением ожидали его. Даже Гарднеры, которые вообще ничего дома не готовили, каждые несколько дней приносили нам пиццу.

Я по-прежнему думала о Генри гораздо больше, чем мне хотелось бы, и плохо спала. Дедушка тоже страдал бессонницей, поэтому ночами мы изучали звезды. Он вырезал по дереву, говоря мне, куда направить телескоп и просил описывать то, что я вижу, чтобы потом я самостоятельно определяла, что это были за звезды. Я научилась находить определенные созвездия и могла указать на них и без телескопа, а также с удивлением узнала, что некоторые небесные тела, например планеты, можно наблюдать невооруженным глазом. Они и прежде были на небосводе, просто я не понимала, что вижу.

Все мы находились поблизости от дома и ездили в город за покупками только в случае острой необходимости. Несколько часов в день отец не спал, и мы старались в это время быть с ним. Поэтому я удивилась, когда однажды во вторник, как обычно, к нам заехала Люси, предложив сходить погулять, и мама не просто согласилась отпустить меня, но и настояла на том, что мне надо проветриться.

– Хорошо, – согласилась я, хмуро глядя на маму, которая вдруг присоединилась к нам на террасе. Отец заснул часа четыре назад, следовательно, должен был вскоре проснуться, и я не хотела пропустить это время.

– Нет, пойдем, – упрашивала меня Люси. – Мне надо поговорить с тобой о личном.

Я уже готова была предложить Люси поговорить на причале или у меня в комнате, но она казалась настолько взволнованной, что я только пожала плечами.

– Отлично, – согласилась я. – Погуляем, но недолго.

– Хорошо, – быстро сказала мама, и я с удивлением посмотрела на нее, не понимая, что это ей так не терпится от меня избавиться. Но потом решила, что, может быть, она просто беспокоится, что я никуда не хожу. Уоррен по-прежнему встречался с Венди, и они иногда куда-то уходили вдвоем, а Джелси часто бывала у Норы. Может быть, потому, что Люси всегда приходила ко мне, мама беспокоилась, что я все время сижу дома.

– Пойдем, – позвала я.

Люси поднялась с места, взглянула на мою маму и так заспешила, что мне пришлось догонять ее чуть ли не бегом.

Дойдя по подъездной дорожке до улицы, Люси остановилась и покачала головой.

– Не могу поверить, что у вас все еще нет вывески, – заметила она и повернула по Причальной налево.

Я пожала плечами и последовала за ней.

– Как-то не нашлось подходящей, – оправдывалась я. – Если бы попалась, то давно повесили бы. – Я повернулась лицом к Люси, которая по-прежнему быстро шла по улице. – О чем ты хотела поговорить? Поссорились с Питтсбургом?

– Что? – удивилась Люси. – А, Питтсбург. Хм, нет.

Она так смутилась, что я вдруг поняла, что у нее на уме.

– Элиот? – спросила я.

Если он наконец признался ей в любви и теперь они оставались в закусочной с глазу на глаз, я легко могла себе представить, как это было для Люси обременительно.

– Элиот? – удивленно повторила Люси. – Нет. А что Элиот?

Я знала, что это не мое дело, но все же решила сказать.

– Он влюблен в тебя, с самого начала лета.

Люси остановилась и посмотрела на меня.

– Он сам сказал тебе об этом?

– Нет, но это совершенно очевидно. Даже Фред наверняка догадался. – Люси на мгновение задумалась, потом покачала головой и пошла дальше. – Люси! – я еле поспевала за ней.

– Ничего не выйдет, – решительно заявила она.

– Почему? – спросила я.

Элиот был не в моем вкусе, но в общем довольно привлекательный, и они с Люси прекрасно находили общий язык. А теперь, когда он научился более экономно расходовать одеколон, то стал еще симпатичнее.

– Потому, – сказала Люси, – что это Элиот. Он… – она замолчала, по-видимому, затрудняясь найти подходящее определение, и посмотрела на свой телефон. – Повернем обратно, – бодро предложила она.

Но меня было не так-то просто отвлечь.

– Серьезно, – снова начала я, – он прекрасный парень, вы чудесно ладите, он заставляет тебя смеяться. Почему нет?

– Потому, – повторила Люси, но уже не так решительно, как до этого. Я поняла, что она обдумывает мои слова.

– Я просто говорю, – продолжала я, когда мы повернули за угол перед моим домом, – что с хорошими парнями есть смысл ходить на свидания. – Я вспомнила о Генри, о том, как он был добр, и у меня защемило сердце.

– Понимаю, я не наорала на тебя так, как мне того хотелось, – призналась Люси, пристально глядя на меня. – Но я по-прежнему не могу взять в толк, почему ты бросила Генри.

– Потом расстаться было бы еще тяжелее, – наконец сказала я. – Я это ясно понимаю. И знаю, что нам обоим было бы больно. – Я спохватилась, что мы находимся напротив дома Кроссби, и зашагала прочь. Мы свернули на нашу подъездную дорожку.

– Хочешь, скажу тебе одну вещь о гимнастике? – спросила Люси, подстраиваясь под мой шаг.

– Всегда хочу, – серьезно ответила я, и Люси улыбнулась.

– Дело в том, что люди ушибаются по-настоящему сильно только когда хотят избежать боли. Вот тогда-то они и получают травмы, потому что пугаются и отступают в последнюю секунду. И себя травмируют, и других.

Все это звучало довольно логично, но только не последнее утверждение. Я нахмурилась.

– Как же они травмируют других?

– Ну, знаешь, – Люси явно растерялась, – падают на того, кто подстраховывает во время выполнения упражнений, или что-нибудь в этом роде. Дело в том…

– Понятно, – сказала я. Мы подошли к дому, я стала подниматься на крыльцо, но Люси схватила меня за руку и потянула к заднему крыльцу. – Люси, что ты…

– СЮРПРИЗ!

Я заморгала при виде открывшейся передо мной картины: вокруг стола, на котором стоял торт, на стульях с привязанными к ним шариками сидели Джелси, мама, Уоррен, Венди, Ким, Джеф, Нора, Дэви, Элиот и Фред. Даже Лиланд был здесь, и я вдруг забеспокоилась о том, кто сейчас работает на пляже. Здесь же был и отец в кресле-каталке, а рядом с ним – дедушка. Оба они улыбались мне.

– С днем рождения, дорогая, – произнесла мама, обнимая меня. – Я решила, что следует устроить его тебе второй раз, – прошептала она, и я улыбнулась, хотя была так тронута, что едва не заплакала.

– Спасибо, – прошептала я в ответ. Мама провела рукой по моим волосам и отвернулась к столу.

– Торт! – воскликнула она. – Налетайте, ребята.

Я обвела глазами собравшихся, хотя знала, что Генри среди них не окажется. И только убедившись, что его действительно нет, почувствовала, как сильно мне его не хватает. Я сделала шаг к столу. Поздравление на торте было выведено почерком Генри. Мама стала раздавать гостям тарелки, и я заметила рядом со столом два небольших контейнера с мороженым, купленным в «Джейн». Даже не взглянув, я знала, что оно малиновое с кокосом.

– Мам, – небрежно спросила я, – откуда мороженое?

– Его доставили вместе с тортом, – ответила она. – Так настоял Генри. Он сказал, что мороженое подчеркнет вкус торта. Так мило с его стороны, правда?

– Да, – подтвердила я и взяла кусок, на котором оказалась первая буква моего имени. В горле встал ком. – Действительно мило.

Глава 35

Лето заканчивалось. Это было заметно не только по тому, что дни становились все короче, но и по состоянию здоровья отца. Периоды бодрствования и ясности сознания наступали у него все реже. И больнее всего мне было видеть, что отцу с его громким голосом, привыкшему выступать в суде, стало трудно разговаривать. Теперь он еле подыскивал слова, чтобы выразить свои мысли.

Мы по очереди дежурили у его кровати, пока он бодрствовал. Джелси тараторила без умолку, будто пыталась рассказать ему все за один присест. Уоррен усаживался рядом, и судя по тому, что мне удавалось подслушать, они обменивались рассказами о знаменитых судебных делах. Брат в таких случаях говорил больше, чем отец. Дедушка вслух читал отцу газету, обычно раздел с забавными происшествиями.

– А вот это, Робин, тебе понравится. Послушай, что случилось вчера в Харисбурге, – говорил дедушка, и его голос, такой похожий на прежний голос отца, был слышен по всему дому.

Оставаясь с отцом, мама не утруждала его разговорами. Иногда я слышала, как они обсуждают денежные дела и планы. Но большей частью мама просто держала папу за руку и внимательно разглядывала его в лицо, как будто пытаясь запомнить родные черты, которые скоро уже не сможет увидеть.

Когда наступала моя очередь сидеть с отцом, мы продолжали задавать друг другу вопросы, как во время наших многочисленных совместных завтраков. Но теперь отец не хотел рассказывать о себе, ему было интересней узнавать обо мне.

– Скажи, моя дорогая Тейлор, – спрашивал он, и его голос был как на одной из тех старых пластинок, – когда ты была счастливее всего? – И я старалась ответить так, чтобы переиначить вопрос, но у него всегда был наготове следующий. Что я думаю о профилирующих дисциплинах в колледже? Какие места я хотела бы посетить? Как я хочу прожить свою жизнь? Какой ужин мне понравился больше всего?

Иногда я не могла ответить на вопрос и плакала, и тогда мы начинали слушать его пластинки. Теперь я знала их все: Джексон Браун, Чарли Рич, «Лед Зеппелин», «Иглз» – косматые парни, которых по-прежнему не любил дедушка. Музыка и вопросы продолжались, и пока у нас еще было время, я пыталась рассказать отцу, какая я и кем надеюсь стать.