Ульяна Соболева - Лезвие

Макс резко повернул меня к себе, он смотрел мне в глаза, и мы почти соприкасались лбами. Я снова почувствовала, как по всему телу разливается жар от его близости. Дикое ощущение невероятной по своей силе слабости, словно я превращаюсь в вату, в пластилин. Словно его власть распространяется далеко за пределы моего понимания. Власть надо мной.

— Послушай меня, девочка. Это твой дом. Ты в нем всегда была хозяйкой, и каждая из тех вещей, что ты здесь видишь, выбрана тобой. Никто и никогда тебе не причинит здесь зла. Это наш… твой мир. Ты мне веришь?

Как же он умел менять тон голоса, и сейчас он звучал так низко, так отчаянно хрипло, словно Макс ужасно нервничал и не мог справиться со своими эмоциями… или превосходно играл для меня очередную роль.

— Нет. Я тебе не верю, — отчаянно громко, упираясь руками в его плечи, чтоб не приближался… потому что я напрягаюсь от его близости. А взгляд его синих глаз гипнотизирует, держит, утягивает в бездну.

— Придется поверить. У тебя нет другого выбора.

— Конечно, ведь меня лишили любого права на выбор.

И снова все расплылось перед глазами и подогнулись ноги, не осталось сил сопротивляться, когда он подхватил меня на руки и сел со мной в кресло. Приступ боли сдавил виски и постепенно отпускал, словно обруч из колючей проволоки медленно разматывался, освобождая голову от мучительного сжатия.

— Не бойся… сейчас пройдет. Фаина говорила, что так будет. Расслабься, это должно помочь… я знаю… я читал.

Почувствовала, как его пальцы гладят меня по голове, массируя виски, надавливая на кожу затылка и принося облегчение, возвращая способность нормально дышать и постепенно рассеивая темный туман перед глазами.

Я приподняла тяжелую голову и посмотрела ему в лицо — закрыл глаза и тяжело дыша продолжает растирать мне виски. Осознала, что сижу у него на коленях, и по телу неожиданно прошла острая судорога возбуждения. Макс, кажется, погрузился в транс, его тело слегка дрожало и ноздри трепетали, а верхняя губа слегка дергалась. Словно наркоман, который получил инъекцию наркотика внутривенно… и мне вдруг стало не по себе от мысли, что я тому причиной. Но взгляд от его лица оторвать не могла, слишком красивый какой-то запредельной человеческому пониманию красотой.

Внезапно он отнял руки и посмотрел на меня: пьяный взгляд с поволокой, и еще один мощный разряд по нервам, как подтверждение его темной власти над моим телом.

— Я позабочусь, чтоб этих приступов больше не было.

Конечно, ведь ты стал их причиной. И ты прекрасно об этом знаешь. Дотронулся до моих волос, а я высвободилась из его рук так быстро, насколько смогла, и буквально отскочила в сторону, поправляя юбку и пытаясь не показать, что у меня все еще кружится голова. Только я не могла понять то ли от его близости, то ли все еще от приступа.

— Вот и скажешь своим гостям, что я плохо себя чувствую. Мне не до приемов и вечеринок. Я хочу побыть одна. Переодеться и лечь в постель. Когда привезут мои вещи?

Несколько секунд смотрел мне в глаза.

— Не знаю. Скорее всего, сегодня вечером. Но весь твой гардероб в нашей спальне. Ты можешь зайти и переодеться.

Я невольно напряглась всем телом, а он усмехнулся:

— Не волнуйся, я за тобой туда не пойду, но если ты считаешь, что под твоей одеждой осталось хоть что-то, чего я не видел, ты сильно заблуждаешься… я видел тебя всю, трогал тебя всю, ласкал…

— Хватит, — выпалила так громко, что от неожиданности замолчала, а он рассмеялся. Почему его смех всегда слышится таким издевательским, словно видит меня насквозь и знает, что он меня волнует. Все в нем волнует, и вот эти наглые и пошлые намеки тоже вызывают реакцию. И за это хотелось впиться в его красивое лицо ногтями.

— Ты любила одеваться при мне… ты любила, чтоб я тебя одевал, а еще ты любила, чтобы я тебя раздевал.

К моим щекам прилила вся краска, и они стали пунцового цвета, я почувствовала, как сильно они горят.

— Впрочем, какая разница, это все было в прошлой жизни, верно? А в этой я все еще твой муж и все еще имею на тебя все права. Отдыхай, малыш. Можешь не выходить к гостям.

Он вышел из комнаты, оставив после себя свой особенный запах. Тот самый, что так невидимо вплетался в мою одежду. И повсюду преследовал меня навязчиво и неуловимо. И самое ужасное — он мне нравился… я втягивала его в себя и понимала, что он правильный. Нет, ничего в этом правильного нет. Это рефлексы, как у животного. Просто я и раньше чувствовала его запах и привыкла к нему. Так реагируют на что угодно привычное.

Ведь Данила, как его там по отчеству, говорил мне об этом, говорил о том, что Макс использовал свою власть надо мной, чтобы привязать к себе. Что ж, я склонна в это поверить. Сама мысль о том, что теперь он будет находиться слишком близко от меня, вызывала чувство непреодолимого страха и паники, даже боли, в какой-то степени. Свою слабость осознавать и понимать, что никто не вступится, ведь если все это правда, для окружающих этот человек в своем праве. А еще меня мучил страх. Дикий и необъяснимый ужас, что я снова впаду в патологическую зависимость от него. Что он каким-то непостижимым образом способен заставить меня сходить по нему с ума.

И это опасно… это, словно сжимать в пальцах лезвие опасной бритвы и точно знать, что одно неверное движение — и оно изрежет меня на куски. И никто, ни один врач даже самый талантливый не сошьет меня обратно.

Я слышала, как они съезжались, его гости. Как скрипели покрышки по подъездной дороге. Слышала женские и мужские голоса и играющую где-то внизу музыку. А я заперлась изнутри в детской спальне, и мне не становилось легче или спокойней. Я была уверена, что он войдет в любую дверь, если захочет. Либо с ключом. Либо выбьет одним ударом. Несдержанный. Вспыльчивый и эмоциональный. Ходячая граната с вырванной чекой, никогда не знаешь, рванет ли она сейчас или позже.

Мне было страшно, я не чувствовала этот дом своим, я не знала, что здесь вообще мое в этом мире, который лишь за одни сутки стал чужим и враждебным.

Мне не с кем поговорить, некому пожаловаться. Они все скрывали от меня правду. Я чужая для них. Для всех.

Посмотрела на часы и твердо решила не идти на проклятый ужин. Мне нечего там делать. Я имею право отказаться. И плевать на этих его партнеров, плевать на всех. Они мне никто. Я никого из них не знаю, не помню. Но и сидеть в этой комнате было невыносимо. Мне казалось, я сойду с ума от мыслей, что лезли в голову. Можно было принять снотворное, но и это было страшно.

Я даже выглянула в окно, с любопытством разглядывая гостей. Шикарно одетые, в дорогих украшениях они заходили в дом. И все же меня одолевало любопытство. Какую жизнь я вела в этом доме? Если я была хозяйкой, как говорит Макс, чем я занималась в свободное время? Помимо того, что развлекала самого хозяина? Как проходил мои день в этом доме.

Я вышла из комнаты и, оглядываясь, проскользнула к лестнице, ведущей наверх на веранду, я хотела рассмотреть их со стороны. Определить степень опасности. Но не увидела ничего странного. Гости собрались у бассейна, официанты разносили напитки, женщины увлеченно беседовали и разглядывали разноцветный фонтан, который хрустальными струями стекал прямо в бассейн. Мужчины играли в карты за столом и курили сигары. Мой муж был среди них. Если бы я не знала, какое он чудовище, я бы в очередной раз залюбовалась им. Потому что никого красивее никогда не встречала, уверена и в прошлой жизни тоже. Посмотрела на открытые ворота и охрану, снующую с рациями возле бассейна.

Я вдруг подумала, что, если они все настолько заняты, я могу просто удрать. И в ту же секунду Макс вскинул голову и посмотрел прямо на меня, бокал застыл у него в руках, а потом губы растянула его эта фирменная дрянная улыбочка, от которой я вся наэлектризовывалась. И он вдруг сделал этот жест… кивком головы. Такой обычный жест и в то же время… так кивают только своим, только близким "иди сюда" или "иди ко мне". И внутри все всколыхнулось, появилось непреодолимое желание прийти. Оно стало таким сильным, что я решительно вышла из своей комнаты, прошла в соседнюю и распахнула там двери настежь.

И застыла на пороге. Взгляд тут же задержался на широкой кровати, на зеркалах вместо потолка, отражающих ложе во всей красе. Перед глазами вдруг возникли сплетенные на ней, яростно занимающиеся сексом. Выгибающаяся обнаженная женщина с острыми сосками и широко раскрытым в крике ртом, закатившимися глазами и разметавшимися по подушкам волосами и дико двигающийся сверху на ней мужчина, впившийся в ее бедра пальцами и хватающий жадным ртом ее соски… Макс и… и я. Задохнулась от яркости картинки… нет, это не могут быть воспоминания, это лишь мое воображение. Сумасшествие какое-то. Стало невыносимо жарко и потянуло низ живота.

Я отвернулась и прошла к гардеробной, распахнула двойную дверь и вдруг поняла, что точно знала, где она находится. Интересно, это впервые происходило со мной в этом доме. Я зажгла свет и осмотрела свои наряды. Выбирать особо не хотелось, и взяла первое попавшееся платье ярко-алого цвета, достала из ящика туфли на высоком каблуке. Переодевалась я настолько быстро, что мне позавидовал бы новобранец в армии. Постоянно оглядываясь на дверь. От волнения у меня не получалось застегнуть платье, и когда я наконец-то справилась с замком, то вся взмокла. Подошла к зеркалу, и рука привычно потянулась к расческе в левом ящике. Снова удар током — и это я тоже знаю. Получается — я помню очень многое. Где-то в подсознании хранятся воспоминания и всплывают, только когда я делаю что-то, что делала слишком часто.