* * *

На следующий день он – с бьющимся сердцем – сказал Нофар, что хочет прийти к ней в гости. Нофар посмотрела на Лави с недоумением. Она была уверена, что он – как и она – не видит никаких причин покидать внутренний двор и выходить во внешний мир. Ведь в этом дворе – где сверху капала вода с мокрого белья, а под ногами носились тараканы – они познали мгновения абсолютного счастья. Да, двор был маленькой грязной дырой. Но эта была их – и только их – дыра!

Но Лави настаивал. Он хотел увидеть ее комнату. От одной мысли об этом Нофар пришла в ужас. Она представила себе маленькую комнатку, в которой прожила всю свою жизнь. Стоило взглянуть на родное уютное обиталище глазами Лави, как комната показалась Нофар ужасно заурядной. Цветастое покрывало на кровати, которое всего лишь год назад она самолично выбрала в качестве подарка на праздник, наверняка выглядит чересчур детским. Стены, на которых не было ни одного постера – потому что она любила белый цвет; ей нравилось смотреть, как на стене в разное время дня пляшут тени и солнечные блики, – голые и унылые. Нофар стало стыдно за свой стол – раньше он принадлежал двоюродной сестре, и на нем все еще оставались обрывки старых наклеек. И за тумбочку, на которой сидели ее старые куклы.

Кукол она выкинула – ни одной на память не оставила. Цветастое покрывало скомкала и сунула в шкаф – не выбросила его Нофар только потому, что помнила, какую огромную сумму пришлось выложить в магазине тканей. А деревянный стол стал кочевать по комнате. Сначала его перетащили из одного угла в другой, потом – после долгих размышлений и вздохов – в третий, затем – в четвертый (где он простоял очень недолго) и наконец – после слез и гневных взглядов – вернули на первоначальное место.

Что все это значило, никто, кроме Майи, не понимал. Насмотревшись на отца, покорно перетаскивавшего стол из угла в угол, и на мать, самоотверженно оборонявшую покрывало, она спросила:

– Когда он придет?

– Тебя это волновать не должно.

Но Майю это волновало. Очень. И родителей – когда они поняли, в чем дело, – тоже.

В ту ночь у родителей Нофар состоялся обстоятельный разговор. Разрешать мальчику переночевать у них или нет? Разрешать ли Нофар в будущем ночевать у него или не надо? Поговорить ли с ней о противозачаточных средствах или это ни к чему? Да и неудобно как-то. Принять мальчика надо, разумеется, приветливо, но вместе с тем нужно постараться не слишком докучать детям.

Обсуждали они и множество других проблем, но оказалось, что зря. Потому что Нофар все тщательно обдумала и решила пригласить Лави, когда родители будут на работе. Дома будут только она и Майя, но у Майи, слава богу, есть дела поважнее.

29

Десять раз доставал Лави из кармана телефон, чтобы послать Нофар эсэмэс «Прийти не смогу», и десять раз вместо этого просматривал публикации в группе: смешные ролики, злые комменты и фотки девушек, засовывавших в себя (а затем вынимавших из себя) самые разные штуки, даже змею. В первые два дня после того, как Идо Таль добавил его в группу, Лави ничего не писал и не загружал. Старался не высовываться, чтобы, с одной стороны, о нем забыли, а с другой, не выкинули из группы. Но на третий день Идо написал: «Ну так как, Маймон?» Лави, который этого ждал, сразу загрузил самую непристойную фотографию из всех, что нашел в интернете, – совершенно чудовищную, но в то же время смешную. Он надеялся, что этой подачки парням хватит. Все написали «Ого!» и «Ух ты!», а Идо спросил: «Вон та, справа, это мама Шкеди, что ли?» – и Лави был совершенно счастлив, но через минуту Идо написал: «Ладно, пошутили – и хватит. Завтра вечером ждем фотографию счастливицы» – и Лави понял, что дела его плохи.

* * *

На дверях семейства Шалев красовались табличка «Здесь живут счастливые люди» и цветная картинка, изображавшая улыбавшуюся семью, но, когда Лави увидел, что даже на этой картинке одна из нарисованных девочек была чуть-чуть красивее другой, ему стало тоскливо. Сначала он постучался робко, а затем немного сильнее, но второй раз стучаться нужды не было. Влюбленная душа уже ждала за дверью и моментально ее открыла. Она была великолепна с забранными назад волосами и в уже виденном Лави синем платье. Пару секунд они смущенно глядели друг на друга, но затем Лави поцеловал Нофар в щеку – он видел, что ребята в школе целовали так у входа своих девушек. Во дворе он никогда ее в щеку не целовал. Из всех доступных для поцелуя мест щеки представлялись Лави самыми скучными. Однако на пороге ее квартиры такое было вполне уместно. Взяв Лави за руку, Нофар быстро провела его через вылизанную до блеска гостиную прямо в свою комнату, закрыла дверь и вздохнула с облегчением.

Они стали говорить о телесериалах. Быстро, с лихорадочным возбуждением, которое пытались замаскировать словами, но темп речи то и дело выдавал их – они болтали о сериалах, которые любили, о сериалах, которые не любили, и о сериалах, которые любили раньше, а потом разлюбили, однако в конце каждого предложения, как страшная собака на углу, их подстерегало молчание. Возможно, именно поэтому, когда послышался стук в дверь и вошла Майя, оба горячо ее поприветствовали. Не только Лави, но и Нофар. Пусть всего на мгновение, но она была рада младшей сестре.

Майя пришла как бы для того, чтобы спросить, не хотят ли они кока-колы, но не только. Еще она пришла на разведку. Чтобы хоть краем глаза увидать, что происходит между старшей сестрой и этим парнем, чтобы подышать царящей в комнате атмосферой. Майя сразу заметила, с каким облегчением ее встретили. Она была уверена, что ее тут же выставят, думала, что Нофар не позволит ей даже дверь открыть, а парень будет отводить глаза – как во время их разговора на школьном дворе, о котором он Нофар не рассказал. Но вместо этого оба изъявили желание выпить кока-колы, и Майя удалилась.

Она вернулась через минуту – с бутылкой кока-колы и стаканами. За эту минуту Нофар успела пожалеть, что впустила сестру. Единственный раз в жизни к ней кто-то пришел, единственный раз в жизни у нее в комнате сидел гость – и пожалуйста, смех Майи колокольчиком звенит в коридоре. Майя с вечным своим задором рассказывает, как в какой-то школе арестовали математичку, которая выращивала марихуану.

Нофар эту историю знала. Она тоже читала ее сегодня утром в газете, но ничего интересного в ней не нашла. Однако в исполнении Майи скандал с учительницей вдруг превратился в самую интересную новость на свете. Как будто Майя лично видела, как арестовывали математичку. Она изобразила им в лицах, как училка курит косяк – да так здорово, что они со смеху чуть кока-колой не облились. Лави поинтересовался, откуда у нее такое знание предмета.

– Ты что, сама курила, что ли?

– Разумеется, нет, – сказала Майя, однако при этом кивнула.

В результате ни Лави, ни Нофар так и не поняли, курила Майя или не курила, но оба были заинтригованы.

Так они и сидели: Майя говорила, Лави с Нофар смеялись, и Нофар старательно внушала себе, что все нормально, ничего страшного. С тех пор как на траурной церемонии она увидела, что Лави и Майя смотрят друг на друга, прошло уже много дней. И хотя тогда на доске объявлений в голове у Нофар появилось большое предупреждение «Внимание: опасность!», потом на эту доску наклеили столько всего – объявлений, плакатов, новых объявлений и новых плакатов, – что про то предупреждение она забыла. Однако сейчас она про него вспомнила – возможно, потому, что на самом деле так и не смогла про него забыть. Изрядно удивив Лави и Майю, Нофар вдруг встала, сказала: «Ну, спасибо за колу» – подошла к двери и открыла ее.

Лицо Майи потемнело, но лишь на мгновение. Она взяла бутылку кока-колы, пустые – свой и Нофар – стаканы и спросила Лави:

– А ты что же? Даже не попробовал?

Это было не так: Лави попробовал – однако его сразу затошнило, и больше он пить не стал.

Между тем тошнило его – и Лави это знал – совсем не из-за кока-колы. Его тошнило из-за того, что он должен был сделать. С того момента, как Майя вошла в комнату, Лави думал только об одном: как бы сфотографировать ее так, чтоб она не заметила. К сожалению, снять человека так, чтобы он не заметил, невозможно – разве что ты агент МОССАДа. Подполковник Арье Маймон, может, и мог. Идо Таль, может, и мог. Лави – не мог.

Ничего не поделаешь – лучше про это забыть. Стоило Лави так подумать, как ему сразу полегчало, и беседа пошла веселее. Майя передразнивала обкуренную училку, а он смеялся и мечтал, чтобы она поскорее ушла. Тогда они с Нофар смогут наконец-то остаться наедине. Лави был уверен, что теперь, когда ему больше не надо делать то, ради чего он сюда пришел, им удастся поговорить по душам. Но тут все пошло наперекосяк.

Когда Майя взяла стаканы и направилась к выходу, она прошла мимо Нофар, и, увидев обеих сестер рядом, Лави вдруг понял, что ему надо сделать, чтобы остаться в группе и погасить в глазах Идо искру сомнения. В животе стало, как бывало летом во время сирен воздушной тревоги. Идешь себе по улице, все как обычно – и вдруг люди вокруг бросаются бежать. «Да ладно, это всего лишь сирена», – говоришь ты себе, но внутри у тебя все покрывается тонкой коркой льда. Как будто ты засунутая в морозилку курица. Эта курица сидела в животе у Лави и сейчас, и он не знал, сможет ли нормально говорить. Однако, как выяснилось, смог. Еще как смог.

Когда Майя уже стояла в дверях, Лави самым что ни на есть обычным тоном предложил:

– А давайте сделаем групповое селфи?

Конечно же, сестры согласились. Майя – с радостью человека, привыкшего фотографироваться, Нофар – с застенчивостью человека, которого не фотографировали никогда. Да, ее показывали по телевизору, интервьюировали по радио, писали про нее в газетах, и – само собой разумеется – снимали родители. Однако ни один мальчик ни разу не предлагал Нофар сфотографироваться с ним и, уж конечно, ни один мальчик не говорил ей, что хочет иметь ее фото.