Александра поправила сбившееся набок одеяло, накрыла розовую Лешкину пяточку.

Когда она вернулась в кабинет, Кирсанов уже лежал на разобранном диване, покрытом цветастым сатиновым бельем.

— Что тебя так развеселило? — улыбнулся он, заложив руки за голову. — А, Санечка?

— Необычно наблюдать вас в цветочном орнаменте, — усмехнулась она, ныряя под одеяло.

— А… Это? — фыркнул он, прижимая ее к себе. — Ларкина работа, а мне по барабану. Но ты можешь тут все поменять, когда поженимся, — беззаботно предложил он.

— Когда… — ошалело повторила за ним Александра. А он, восприняв ее нерешительность как вопрос, задумался лишь на минуту.

— Можем завтра, то есть уже сегодня, расписаться. Утром позвоню дам указание, — пробурчал он. — Делов-то — в книжке какой-то закорючку поставить. Или ты хочешь шикарную церемонию? Тысячу гостей и белого коня?

— Не хочу я никакого коня, — прыснула от смеха Александра, пряча лицо на груди у Кирсанова. Ей хотелось добавить, что она вообще ничего не хочет. Ни свадьбы, ни серьезных отношений. Может быть, чуть позже, когда снова начнет доверять людям.

Всю ночь Кирсанов не сомкнул глаз. Он все время обнимал Саньку. Просто не мог не дотрагиваться. Умом понимал, что нужно дать ей передышку, а все равно гладил ладонью по бедрам и спине. Будто нарадоваться не мог, что вон она лежит у него на груди абсолютно нагая, прижимается к нему упругими сиськами и дышит, порывисто дышит куда-то в район ключицы. А это ее «Сережа-а-а»! С ума сойти можно! Да и от страха чокнуться. Из-за бешеной тревоги и ярости.

«Пусть попробуют тронуть! Лично вот этими руками укокошу, — мысленно рыкнул Кирсанов, понимая, что его самый затаенный страх поднимает голову. — Собирался же никогда не жениться! Слово давал. Вон сестры так замуж и не вышли. Ларку вон сам Гоголь звал. Вдовец хренов. А оно видишь как повернулось. Хотя я же ни на одну бабу так не западал. Понравилась — трахнул и пошел дальше. А от этой постоянно крышу сносит. И если другие прикладывали максимум усилий, чтобы охмурить и в любовницы набиться, то эта брыкается все время. Думала она! Как же! Я ее как в мокрой майке около джакузи увидел, только из-за сына сдержался. Хорошо хоть сама пришла, а то бы до сих пор кулаками махал», — фыркнул он про себя и самозабвенно чмокнул Александру в макушку. Она заворочалась в его руках. Разморенная и томная. Пробурчала что-то сквозь сон, но Кирсанов не разобрал, поспешно накрыв ее губы поцелуем.

— Санечка, — пробормотал еле слышно и одним движением закинул ее к себе на живот. — Давай теперь ты, солнышко, — рассмеялся негромко. И когда Александра села на его чреслах и пятками уперлась в бедра, засмотрелся на тонкую талию и колыхающуюся грудь, перевел взгляд на руку, откидывающую назад гриву темных волос. А когда попал в плен карих Санькиных глаз, понял, что пропал. Единственный раз в жизни и на веки вечные.

«Вот она, моя слабость, — рыкнул он про себя, обалдело наблюдая за прыгающими перед носом полушариями. — Но не отпущу никогда», — простонал мысленно, ощущая, как вокруг стойкого солдатика сжимается плоть.

— Санечка моя, — снова прошептал он, переворачивая ее на спину и перехватывая инициативу. — Как же хорошо, что ты согласилась! Ты никогда не пожалеешь, — промычал он, делая глубокий выпад.

«Отступать некуда, позади Москва», — внезапно подумалось Александре, прежде чем «маленькая смерть» накрыла ее с головой.

Глава 17

Проснувшись ранним утром, Александра тихонечко выбралась из объятий недавно задремавшего Кирсанова и понеслась к Лешику. Ее дорогой сын спал, раскинув руки и ноги по всей кровати. Санька полюбовалась несколько секунд своим ненаглядным ребенком и, решив возвратиться обратно к Кирсанову, повернулась и со всего маху врезалась ему в грудь.

Она тихо ойкнула и даже осела в его объятиях от неожиданности.

— Ты что? Испугалась, Сань? — искренне изумился он.

Александра кивнула.

— Я не слышала, как ты вошел, — прошептала она. — Пожалуйста, не подкрадывайся так тихо.

— Постараюсь, — улыбнулся он и легко коснулся губами кончика носа. — Это профдеформация, Сань, — вздохнул Кирсанов и, приподняв ее, вышел из спальни.

— Я думала, ты спишь, — заявила она, как только обрела опору под ногами.

— А я думал, что ты сбежала, — ласково пробурчал он ей на ухо и потянул за собой обратно в кабинет. Обняв Александру, завалился вместе с ней в постель и, еще раз хитро глянув на заспанную красавицу, с усмешкой поинтересовался:

— Теперь, на трезвую голову, скажи прямо, ты выйдешь за меня?

— Да! — громко воскликнула она и, осторожно прикусив мочку его уха, грозно уставилась на Кирсанова. — Ты меня специально спрашиваешь по нескольку раз, надеешься, что откажусь?

— Не выдумывай, — рыкнул он. — Значит, вместе, — улыбнулся, как мальчишка, и снова полез целоваться.

— Сейчас встанем, — протянул лениво, когда поцелуй кончился, — распоряжусь насчет свадьбы. Если часа на два назначить регистрацию, а часа в четыре завалиться в ресторан, тогда и домой не засветло вернемся.

— Лешика не позже десяти нужно спать уложить, — вставила Александра. — А то потом целый день нудиться будет.

— Так точно, — фыркнул Кирсанов и свободной рукой влез Саньке за пазуху, огладил одну грудь, затем вторую. — Сейчас бы запереться с тобой, Санечка, где-нибудь в таежной избушке. Так чтобы печка жаром пылала и только мы с тобой. А за окном вьюга…

Богатое воображение Александры тут же нарисовало маленький бревенчатый домишко, русскую печку с ярким пламенем, мороз за окном и их с Кирсановым, лежащих на старой кровати с панцирной сеткой. Двое любовников, лениво ласкающих друг друга после бурного соития, не в силах разжать объятия. Санька будто наяву увидела голову Кирсанова, лежащую на большой подушке в белой наволочке с мережками, саму себя на плече у мужа. Заметила переплетенные ноги и крепкий зад Кирсанова, прижимающего Александру к стене. На краткий миг ей показалось, что она приподнимает голову и выглядывает из-за широкого плеча задремавшего мужчины. Обводит неспешным взглядом единственную комнатенку и внезапно в маленькое окошко с потрескавшимися деревянными переплетами видит прильнувшее к стеклу злое незнакомое лицо. Мужское? Женское? Не разобрать…

Санька вздрогнула, будто очнувшись, и покрепче примостилась к Кирсанову.

— Сережа-а-а, — позвала чуть слышно. — Если это не ты меня запугивал, то кто же тогда желает моей смерти? — она изумленно глянула на растянувшегося рядом мужчину.

— Ну наконец-то! — рыкнул он, приподнимаясь на локте и внимательно глядя на нее. — Реабилитирован по всем статьям. Долго ж до тебя доходило, — пробурчал недовольно и, заметив заплаканные глаза, пробормотал упрямо: — Я всех найду, Санечка, и бошки поотшибаю. — Осторожно вытер слезы, катившиеся по щеке. — Не реви, слышишь?

— Мне умирать нельзя, — прошептала она. — У меня Лешик.

— Вот ты, Саня, ума палата, — недовольно пробурчал Кирсанов и по-хозяйски провел ладонью по попе. Александра затрепыхалась, пытаясь вырваться из его объятий, а он, не поняв, что происходит, придержал ее покрепче и услышал недовольное:

— Сережа-а-а!

И если от Санькиного чуть хриплого голоса в штанах поднял голову стойкий солдатик, не думающий унывать, то возглас сестры заставил подскочить его самого.

Дверь распахнулась, являя смущенной Александре грозную Ларису Юрьевну в спортивном костюме и с мобильником около уха.

— Лара, — цыкнул на сестру Кирсанов, а она, нисколько не смутившись, бодро отрапортовала в трубку: — Да здесь он, Коля. Цыгане не покрали!

И сунув брату под нос мобильник, гордо удалилась.

— Здравия желаю, Николай Васильевич, — бодро отрапортовал Кирсанов и тут же оглянулся по сторонам. — Да я это… наверное, в спортзале телефон забыл. Допоздна тренировался, — весело сообщил он, почесав затылок, и хитро глянул на Саньку, лежавшую в его кровати. Все чинно и благородно. Даже щиколотки халатом прикрыты, но Лариска, видать, догадалась, что произошло. Сейчас небось Алене эсэмэску отобьет.

— Да, слушаю, — заверил шефа Кирсанов, а сам подумал, что телефон-то Ларискин.

«Пока с ней не переговорю, — хмыкнул он про себя, — трубку не верну». И заметив, что Александра встала и собралась выйти из комнаты, мотнул головой. Она, догадавшись, осталась. Начала буднично так собирать постель. Подушки и одеяло в одну сторону, а простыню — в стирку.

«Интересно, — снова подумал Кирсанов, упершись взглядом в мятую простынку, — сколько раз за эту ночь мы отбомбились?» — мысленно усмехнулся он, но тут же одернул себя, сосредоточившись на разговоре с шефом.

— Да, товарищ генерал, — заявил бодро. — Так точно, пятого января проведу пресс-конференцию. Только, — задушевно попросил Кирсанов, — мне бы материалы уголовного дела посмотреть и с адвокатами пацанов встретиться. А то получается, мало времени для подготовки остается. Хоть вы меня в отпуск до конца праздников отправили, придется в первые дни нового года в конторе появиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В трубке что-то сварливо забубнили, а Кирсанов, выслушав, радостно объявил:

— Мы с Александрой Андреевной хотим расписаться сегодня, — и сразу же стал похож на сына, затевающего какую-то каверзу.

— Теперь понятно, как ты в спортзале тренировался, Бек, — расхохотался Гоголь. — Во сколько свадьба?

— Еще не знаю, — фыркнул Кирсанов, — Александра Андреевна лишь вчера вечером согласилась. А я тянуть не хочу.

— Понимаю, — усмехнулся Гоголь и велел: — Завтра распишетесь. Сегодня хоть дай время подготовиться.

— Кому? — не понял Кирсанов.

— Александре твоей, Ларисе Юрьевне. Прически, платья. Им же важна эта мишура.