Короткая пауза.


Эвридика (спустившись с последней ступеньки): Ты говоришь так убедительно, что я тебе почти верю.

Фрау Дитрих: Это потому, что я говорю тебе правду, дочка. Подумай, что бы это был за мир, где лгала бы даже смерть?.. Нет, нет, милая, смерть всегда говорит только правду… (Спустившись с последней ступеньки). Пойдем, девочка. Пора.

Эвридика (глухо): А как же твои зрители, кормилица?

Фрау Дитрих (подходя): У смерти всегда только один зритель, дочка. И только ради него-то она хлопочет и выбивается из сил… (Подходя). Дай-ка мне свою руку… Вот так. Вот так. (Взяв Эвридику за руку, медленно ведет ее за собой). Мы пойдем медленно, не спеша, потому что там, куда мы отправляемся, нас никто не ждет, и никто не станет ругать нас, если мы опоздаем или придем не вовремя…


Короткая пауза. Фрау Дитрих медленно ведет Эвридику в сторону посудомоечной.


Эвридика (неожиданно остановившись, пытаясь вырваться): Еще одну минутку! Всего только одну минутку, кормилица!

Фрау Дитрих (не отпуская): Тише, тише, ягодка моя.

Эвридика: Только одну минутку!

Фрау Дитрих: У тебя скоро будет целая Вечность, доченька. Целая Вечность, со всеми ее чудесами, без конца и края. (Тихо смеется и тянет Эвридику за собой). Она похожа на море. Такая же тихая, такая же бездонная… Ах, если бы ты только знала, доченька… (Скрывается вместе с Эвридикой в посудомоечной).


Долгая пауза, в продолжение которой на сцене один за другим молча появляются почти все остальные действующие лица, кроме Профессора и Рейхсканцлера. Сначала на балконе появляются Эринии; прислушиваясь, они заглядывают вниз, затем осторожно спускаются в зал. За ними появляются Правила, и сразу вслед за этим Вергилий подкатывает к краю лестничной площадке коляску Отца. Правила помогают ему спустить коляску в зал. Собравшиеся перешептываются, время от времени поглядывая на дверь посудомоечной. Неожиданно тишину нарушают глухие рыдания Отца.


Одно из Правил (почти не скрывая раздражения): Нельзя ли немного потише?..

Вергилий (успокаивающе потрепав Отца по плечу): Ну, будет вам, господин лауреат. Будет вам…


Между тем, из комнаты Эвридики появляется Орфей. Он медленно подходит к перилам балкона, какое-то время стоит молча глядя вниз, затем также медленно спускается по левой лестнице. Останавливается, задержавшись на последней ступеньке. Пауза.


Отец (сдавленно): Мои соболезнования, сынок… Видишь, как все нескладно… (Глухо рыдает, закрыв лицо руками).

Первая Эриния: Наши соболезнования, господин музыкант.

Первое Правило: Наши соболезнования, господин Орфей.


Орфей медленно опускается на ступеньки, и, почти сразу, из посудомоечной появляется Фрау Дитрих. Все присутствующие замирают, повернув головы в ее сторону. Ни на кого не глядя, Фрау Дитрих медленно идет к правой лестнице, затем с большим трудом начинает подниматься по ее ступенькам. Несколько раз, тяжело дыша, она останавливается и отдыхает. Все присутствующие смотрят на нее, но никто не двигается с места, чтобы предложить ей свою помощь. Наконец, добравшись до балкона, Фрау Дитрих, обернувшись, несколько мгновений смотрит на стоящих внизу, затем медленно скрывается в своей комнате. Долгая пауза, которая заканчивается появлением Профессора и Рейхсканцлера. На их рукавах уже надеты широкие траурные повязки.


Профессор (негромко): Какая торжественная обстановка. Так прямо и хочется запеть какую-нибудь Марсельезу. (Молча обращаясь к одной из Эриний, вопросительно указывает пальцем на дверь посудомоечной).

Эриния (тихо): Да, господин профессор.

Профессор (Рейхсканцлеру): Раздайте, пожалуйста, всем повязки, господин Рейхсканцлер. (Сквозь зубы). Время, время…

Рейхсканцлер (подходя один за другим к присутствующим и протягивая им траурные повязки): Пожалуйста, господа, возьмите… Пожалуйста… Сделайте милость… Пожалуйста… Господин лауреат… Пожалуйста, возьмите.


Находящиеся на сцене завязывают друг другу повязки. Небольшая пауза.


Профессор (не дожидаясь пока все наденут повязки, Правилам): А вы что стоите, дармоеды?.. Забыли, что делать дальше?


Отец глухо рыдает. Первое и Второе Правила поспешно исчезают в посудомоечной.


(Отцу, вполголоса). Успокойтесь, господин лауреат, успокойтесь… Успокойтесь, а не то мне придется выставить вас за дверь.


Правила выкатывают из посудомоечной каталку, на которой покоится закрытое простыней тело Эвридики. Подчиняясь молчаливому указанию Профессора, они оставляют каталку посредине зала и отходят в сторону.


(Подходя к каталке, негромко): Ну, вот. Как видите, пьеса продолжается и все идет, как надо… (Оглядев присутствующих, сердито). У вас такие постные лица, как будто вы ждали что-нибудь другого. (Отбросив с лица Эвридики край закрывающей ее простыни, задумчиво, глядя в ее лицо). В конце концов, это всего только смерть… Всего только смерть и ничего больше. В посудомоечной, среди грязной посуды, между остатками овощного салата и жареной картошки… Ах, если бы она только могла видеть!


Отец тихо всхлипывает.


(Холодно). Я ведь, кажется, сказал, что это всего только смерть, господин лауреат… Сердце не бьется. Челюсть отвисла. Зрачки не реагируют на свет. Кожные покровы сереют, конечности холодеют и теряют гибкость. (Вновь набросив на лицо Эвридики край простыни, Правилам). Ну-ка, дармоеды, скажите-ка нам что-нибудь отвечающее случаю… Да, смелее, черт вас возьми, смелее!

Первое Правило (откашлявшись, нерешительно): Все люди смертны.

Профессор: В самом деле?.. Какая хорошая новость!.. (Рейхсканцлеру). Вы слышали?.. (Правилам). Ну-ка, ну-ка, повтори-ка нам ее еще раз.

Первое Правило: Все люди смертны.

Профессор: Мне кажется, это звучит даже несколько мажорно… Что-нибудь еще?

Второе Правило: Смерть неизбежна.

Четвертое Правило: Memento mori.

Профессор (передразнивая): Memento mori. (Рейхсканцлеру). Слышали?.. Memento mori. (Презрительно смеется). Звучит, как приглашение в дешевый ресторан.


Рейхсканцлер смеется вместе с ним.


(Правилам). Больше ничего?


Правила подавлено молчат.


(К присутствующим). Тогда, может быть, кто-нибудь еще?.. Ну, смелее, смелее, господа… В конце концов, кроме всего прочего, смерть это еще всегда хороший повод поострить, поболтать, позубоскалить, показать себя с лучшей стороны, благо, что это, как правило, не стоит ни пфеннига…


Пока он говорит, Орфей поднимается со ступенек.


(Тихо). Так, так… Господин солдат… Явление сто какое-то, душераздирающее… (Окружающим). Отойдите, господа, не мешайте…


Правила и Эринии медленно отступают в полумрак. Орфей медленно подходит к каталке с телом Эвридики. Пауза.


Орфей (приподняв конец закрывающей ее лицо простыню, негромко): Ну, что? Доигралась?.. Получила, что хотела?.. Или ты думала, что все это только шутки? Что все это сойдет тебе с рук? Дура… Ах, какая же ты все-таки дура. (Кричит). Дура! Дура! Дура! (Сдергивает с тела простыню). Увязалась за мной, как собака!.. И кто тебя только просил? Кто тебя просил!

Вергилий (подскочив, оттаскивает Орфея от каталки, одновременно, пытаясь отнять у него простыню): Не надо, господин Орфей… Отдайте. Да отдайте же, пожалуйста! (Отобрав у Орфея простыню, быстро бросает ее одному из Правил, который накрывает ею тело Эвридики).

Отец (подъезжая): Сынок!..

Орфей: Дура! Дура! Дура!

Профессор (взяв Орфея за локоть): Прекрасная речь, господин Орфей. Краткая и, одновременно, весьма убедительная… (Холодно). А теперь, пожалуйста, возьмите себя в руки и успокойтесь. (В сторону Эриний). Эй, дайте-ка ему каких-нибудь капель или что там у вас.


Окружив Орфея, Эринии пытаются увести его.


Орфей (обернувшись к каталке): Дура!


Эринии усаживают Орфея на ступеньки. Одна из них нашептывает что-то ему на ухо, другая убегает в посудомоечную за водой. Вергилий отходит и садится на ступеньки противоположной лестницы.


Профессор (Правилам, торопливо): Давайте, давайте!.. Время!