Пищик: Вы сделаете мне большое одолжение.

Лепорелло: Вы так хотите его видеть?

Пищик: Непременно хочу, сударь!

Лепорелло (возвращаясь): Господина Гуана?

Пищик (с недоумением): Ах, сударь!

Лепорелло (которому, похоже, пришла в голову какая-то мысль): Знаете, что я вам скажу? (Остановившись перед Пищиком, какое-то время, прищурившись, смотрит на него).


Короткая пауза.


Вы его увидите.

Пищик: Покорнейше вас благодарю.

Лепорелло: Но только вот, что я вам должен сказать, господин бумагомаратель. (Поманив к себе Пищика, заговорщицки). Идите сюда.


Подойдя, Пищик наклоняется к Лепорелло.


(Вполголоса). Имейте в виду, – разговаривать с господином Гуаном дело не простое. Он скрытен, нелюдим, подозрителен и, к тому же, доложу вам, страшно обидчив. Кроме того, сударь, он приходит в ярость, когда посторонние называют его Дон Гуаном, и предпочитает называть себя чужими именами и говорить о себе в третьем лице. А уж, если бы вы только знали, как его трудно разговорить!.. Словом, будьте каждую минуту начеку.

Пищик: Обещаю вам, что я все это непременно учту. (Обернувшись к двери). Это его шаги?

Лепорелло: Как же. Его. (Торопливо). Да, не забудьте самое главное. (Громким шепотом). Говоря между нами, этот господин Гуан страсть как любит деньги… Дайте ему немного. Да не скупитесь, не скупитесь! Иначе ничего не узнаете.

Сганарелль (появляясь в дверях, Лепорелло, сердито): Ты еще здесь?

Пищик: Разве?.. (Убегая, выразительно в сторону Сганарелля). Господин Гуан…

Сганарелль: Что такое?

Лепорелло (тихо, Пищику): Так не забудьте… (Исчезает).


Короткая пауза, в продолжение которой Сганарелль и Пищик изучают друг друга.


Пищик (робко): Господин Гуан…

Сганарелль: Я не Гуан.

Пищик: Ах, простите меня, ваша милость!.. Умоляю вас. Всего несколько слов для нашей газеты.

Сганарелль: Для какой такой еще газеты? (Подозрительно). Это Лепорелло вам сказал, что я Гуан?

Пищик: Да, нет же, ваша милость, это я сам ошибся… Скажите, это все ваши книги?

Сганарелль: Это книги господина Гуана. (Подозрительно). Это Лепорелло вас впустил?

Пищик: Нет, это я сам вошел.

Сганарелль: Не знаю, кто вы такой, сударь, но только хозяин будет очень недоволен.

Пищик (роясь в карманах): Позвольте же мне поскорее сгладить это неприятное впечатление. (Достает деньги). Разумеется, в меру моих слабых возможностей.

Сганарелль (глядя на деньги): Что это?

Пищик: Это? (Хихикает). Деньги.

Сганарелль: Разве вы хотите дать мне денег?

Пищик: А разве нет, господин…э-э…

Сганарелль: Сганарелль… Приятно слышать, что тебя называют господином… Вы всем раздаете деньги?

Пищик: Ну, что вы! Только тем, кто отвечает на мои вопросы. Это называется «гонорар».

Сганарелль (забирая из рук Пищика деньги): Премного вам благодарен, сударь… Если вы хотите меня о чем-нибудь спросить, то валяйте.

Пищик: Тогда скажите мне, господин… э-э…

Сганарелль: Сганарелль.

Пищик: Какое прекрасное имя!… Скажите же мне, господин Сганарелль, что вы чувствуете сегодня, когда шум вокруг вашего имени несколько утих и страсти, так сказать, улеглись? Обиду? Разочарование? Может быть, даже раздражение?.. Скажите мне, что испытывает человек, перестав, так сказать, быть центром внимания?

Сганарелль (не без важности): Что касается шума, сударь, то с шумом у нас, слава Богу, все пока обстоит благополучно. Когда хозяин бывает недоволен, шум вокруг моего имени стоит такой, что только держись!… (Спохватившись). Надеюсь, вы не станете печатать в вашей газете ничего такого?

Пищик (записывая): Будьте спокойны… И все-таки интерес к вашей персоне, – я хотел сказать, к персоне господина Гуана, – в последнее время заметно угас. Не собирается ли он в связи с этим предпринять что-нибудь еще? (Лукаво). Может быть, порадовать нас новой книгой, господин Сганарелль?

Сганарелль: Побойтесь Бога, сударь!.. Нам хватит и той, которой он нас уже порадовал!

Пищик: Но ведь она так и не увидела свет? Неужели же после трагической кончины господина Фергиналя не нашлось ни одного издателя, который захотел бы ее издать?

Сганарелль: Слава Богу, сударь, об этом теперь можно не беспокоиться. Хозяин спрятал свою книгу так хорошо, что до нее уже не доберется ни один издатель. (Посмеиваясь). Я хочу сказать, сударь, что она спрятана в весьма надежном месте. Если у кого есть охота, то пусть, конечно, попробует, поищет.

Пищик: Вот уж никогда не думал, что книги пишутся для того, чтобы их прятать!

Сганарелль: Уж не знаю, сударь, для чего, да только если с человеком вдруг приключилась такая беда, что его угораздило написать какую-нибудь книгу, то лучшее, что, по моему мнению, он может сделать, так это спрятать ее, как можно дальше. В самое надежное место, какое он только сможет найти… Видите этот камин?


Пищик с удивлением смотрит сначала на камин, затем на Сганарелля.


(Посмеиваясь). Мудрено будет сыскать место более надежное.

Пищик (искренне удивлен): Но почему? Зачем?

Сганарелль: Э, сударь, это вы спросите лучше у него.

Пищик: Понимаю… Еще немного гонорара?

Сганарелль (приятно удивлен): Я, право, стесняюсь. Вы и без того уже обгонорарили меня с ног до головы.

Пищик: Я обгонарарю вас еще больше, если вы расскажите мне кое-что еще. (Достает деньги). Как насчет истории связанной с именем господина Командора?

Сганарелль (немного удивлен): Ах, сударь!.. Да, ведь ее в нашем городе знает почти каждый.

Пищик: Мне было бы приятно услышать ее, так сказать, непосредственно от очевидца.

Сганарелль (польщен): Это, конечно, преувеличение, сударь, но кое-что я вам рассказать могу. (Доверительно). Признаться, я сам никогда не мог слушать эту историю без душевного трепета. В ней, как вам должно быть известно, рассказывается, как безбожный соблазнитель Дон Гуан обольстил чистую и целомудренную вдову злодейски убитого им господина Командора, упокой Господь его несчастную душу… (Смолкает, глядя на деньги, которые держит Пищик).


Пищик протягивает деньги Сганареллю.


Покорнейше благодарю. (Прячет деньги, воодушевленно). А теперь, сударь, представьте себе глухую ночь, во мраке которой прячется развратный соблазнитель, надеясь, что он скроет его преступление. Представьте благородную вдову, испытавшую горечь падения и терзаемую все сильнее чувством вины и раскаянья… Ах, сударь! Достаточно представить улыбку победителя и ужас, охвативший его жертву!.. Я так и вижу их лица в свете едва мерцающей свечи!.. Эти слезы, падающие на атласную подушку! Эти рвущиеся из груди рыдания, которые не могут заглушить бесстыдные ласки и лобзания!.. Эх, сударь! Чье бы сердце не содрогнулось, окажись он невольно свидетелем этой сцены! (Смолкает, вытирая слезу).


Короткая пауза.


Но чаша небесного терпения уже переполнилась!.. (Торжественно и грозно). Слышите? (Смолкает, указывая куда-то за окно).

Пищик (оглядываясь): Что?

Сганарелль: Да, шаги же, сударь, шаги. Это идет статуя господина Командора. Та самая, которую его вдова поставила на его могилу. (Топает). Они все ближе, сударь. (Топает). Боже мой! От их шума дрожат стекла и сыплется штукатурка. (Топает). Бам. Бам. Бам… (Сцепив на груди руки). Какой ужас, сударь! Любой, кому не посчастливилось оказаться в этот час поблизости, просто окаменел бы от страха. (Топает так сильно, что звенят подвески люстры). А теперь представьте себе ужас господина Гуана, когда он услышал, как эти шаги приближаются к его двери. Вот она распахнулась, и что же, сударь, он видит перед собой? Увы, сударь! Он видит перед собой орудие божьего гнева, которое, протягивая к нему свои каменные руки, зовет его своим каменным голосом! (Завывая). «Дон Гуан!… Я пришел за тобой! Все кончено. Кончено… Кончено…». Кончено, сударь! (Закрыв лицо руками, опускается в кресло).


Короткая пауза.


(Спокойно). И уж тут, как говорится, ничего не прибавить, не убавить.

Пищик (осторожно): Прошу меня простить, ваша милость, но то, что вы мне рассказали, можно услышать на каждом углу, тогда когда я хотел бы узнать, что было на самом деле.


Сганарелль молчит.


Ваша милость?

Сганарелль (негромко, погасшим голосом): То, что случилось на самом деле, молодой человек, слишком бесчеловечно, чтобы заставить трепетать сердца и служить уроком. По правде сказать, я даже не совсем уверен, что хорошо это помню