Иешуа молчит.


(Безнадежно). Я так и думала. (Медленно отходит, негромко). Просто обманщик, который только и умеет, что нести какой-то глупый вздор перед толпой оборванцев… Прощай. (Идет, чтобы взять кувшины и уйти).

Иешуа: Прощай. (С едва заметным раздражением, которое постепенно набирает силу, вслед Авиве). А тебе не кажется, женщина, что ты сама-то не очень отличаешься от тех, кто ходит за мной по дорогам Галилеи?.. Они ведь тоже все время спрашивают меня о чудесах. Стоит мне открыть рот, как они перебивают меня, чтобы узнать, могу ли я остановить солнце или накормить одной рыбой сто голодных? И при этом ни один из них ни разу не спросил, а что потом?.. Что будет после того, как солнце остановится, а все голодные будут накормлены? После того, как вся вода в этом мире превратится в вино, а все увечные побросают свои костыли?.. Они словно малые дети, которые просят, чтобы им подарили настоящего осла, не думая о том, что осла надо кормить, чистить, водить на водопой… Все хотят чудес, которые можно потрогать руками, поиграть с ними или показать их друзьям и соседям, но никто не хочет посмотреть на самого себя и стать тем, кем он есть на самом деле. (Почти срываясь на крик). Потому что если на свете и существует какое-нибудь чудо, то это чудо называется «человек»!..

Авива (повернувшись к Иешуа): Неужели? (Разводя руки в сторону). Что, и вот это тоже?.. (Негромко смеется).


Иешуа молчит.


Со стершимися от стирки руками и сбитыми ногами? С обветренными губами?.. Значит, по-твоему, это тоже чудо? Да?


Иешуа молчит.


(Сердито). Чудо, которое плюется, сплетничает, ругается, орет, жалуется, проклинает?.. Да?


Иешуа молчит.


Которое стареет, болеет и покрывается морщинами?

Иешуа (громко и раздраженно): Да. Да. Да.

Авива (кричит): Которое однажды поскорее закопают в землю, чтобы оно не мешало своей вонью еще живущим?

Иешуа (кричит): Да! Да! Да!.. Которое закопают в землю, чтобы оно не мешало тем, кто его закопал! (Смолкнув, какое-то время смотрит на Авиву, затем негромко, почти без выражения). Чудо, которое проходит через все, чтобы однажды выйти на берег реки и смыть с себя всю грязь и стать самим собой…


Небольшая пауза. Какое-то время Авива смотрит на Иешуа, затем медленно идет по сцене и останавливается у Иешуа за спиной.


Авива (негромко): Наверное, я все-таки, что-то не понимаю, проповедник… Что-то важное, что ты от меня скрываешь… Если ты, в самом деле, проповедуешь им эти глупости, то почему же тогда они ходят за тобой, словно стадо баранов?.. Или дело тут совсем не в чудесах?.. (Негромко, склонившись к Иешуа). А хочешь, я скажу тебе, почему они ходят за тобой и смотрят тебе в рот, как будто ждут, что оттуда сейчас посыплются серебряные динары?.. Я ведь догадалась об этом сама, проповедник. (Громким шепотом). Они ходят и смотрят тебе в рот, потому что ты затеваешь что-нибудь против римлян, да?.. Да?.. (Быстро оглянувшись по сторонам). Ты собираешь эту толпу, чтобы потом… потом… после… когда случится удобный момент… (Обходит стоящего Иешуа и останавливается перед ним, лицом к лицу). Ах, бродячий проповедник, бродячий проповедник… (Быстро, не давая Иешуа ответить). А не боишься кончить, как кончил Иуда Галилеянин?.. Он ведь тоже сначала притворялся мирным учителем, пока не собрал вокруг себя целую толпу народа… Но зато уж потом… (Громким шепотом). Я его видела… Почти так же близко как тебя… Он проходил по этой дороге, вместе с толпой, вооруженной ножами и палками. Они кричали, что идут освобождать Иерусалим, а народ вокруг приветствовал их и желал им победы. Это было в прошлом году, в самом конце третьего месяца. Он был настоящий герой и не боялся ни римлян, ни самого Самаэля. Потом, когда его уже распяли, все стали смеяться над ним, и проклинать его имя, и рассказывать про него всякие небылицы. А мне он понравился. Высокий, рыжий, с белой кожей. Когда он проезжал мимо на своем осле, он улыбнулся мне и помахал рукой… Ты ведь, наверное, тоже хочешь идти впереди своего войска и петь псалмы, так чтобы все слышали твой голос и кричали тебе вслед твое имя?


Иешуа отрицательно качает головой.


Ну, еще бы… Разве стал бы ты иначе собирать эту толпу, если бы не хотел вести ее за собой и ехать впереди на своем осле?.. В красном плаще, с римским мечом в руке, с которого стекала бы кровь этих язычников…


Иешуа молча выставляет перед собой ладони, словно пытаясь отгородиться от слов Авивы.


Не бойся. Я никому не скажу. Пусть даже меня повесят на кресте головой вниз. (Понизив голос). Хочешь напасть на иерусалимский гарнизон?


Иешуа молчит.


Тогда, наверное, на гарнизон в Наблусе?.. Или в Тевериаде?


Иешуа молчит.


Ладно, не говори. Только имей в виду, что я, наверное, могла бы тебе чем-нибудь помочь. (Понизив голос). Если хочешь знать, у меня есть друзья, которые знают здесь все тропинки и могут достать еду и даже оружие…

Иешуа: Но я не собираюсь ни на кого нападать, женщина… С чего это вдруг пришло тебе в голову?

Авива: Не собираешься ни на кого нападать?

Иешуа: Даже и не думал.

Авива: Не хочешь освободить нашу землю от Рима?

Иешуа: Престол небесный!.. Да, что мне и тебе до Рима, женщина?.. Или это Рим стоит стеной между тобой и Всевышним?.. Неужели ты думаешь, что Святой не достучится до твоего сердца, потому что по улицам Иерусалима сегодня ходят римские солдаты?.. Плохо же тогда ты думаешь о Нем!..

Авива: Постой. Значит, ты не собираешься ни на кого нападать?

Иешуа: Ну, наконец-то!..

Авива: И не поведешь людей ни на Иерусалим, ни на побережье?

Иешуа (отрицательно качает головой, негромко): Сказать по правде, я уже устал слышать эти глупости о том, что нам надо сначала освободиться от Рима, а уже потом искать Царство Божие!.. (Садится на камень). Это ведь не шекель, закатившийся под стол и не заблудившаяся овца, которую надо разыскать до сумерек!.. Как будто у меня нет больше никакого другого дела, как только подбивать людей отдать свою жизнь неизвестно зачем, а потом вести этих сумасшедших на бессмысленную смерть… Избави меня от этого Святой.


Пауза. Авива медленно опускается на соседний камень.


(Негромко). Что?

Авива (издалека): Ничего.


Пауза. Авива и Иешуа молча сидят на камнях, глядя перед собой.


Иешуа (негромко): Сегодня не жарко.

Авива: Если бы Иуда Галилеянин рассуждал так, как ты, он не убил бы ни одного римлянина.

Иешуа: И где он сейчас, этот твой Галилеянин?.. Покажи мне его, если можешь. (Помедлив, негромко). Говорят, кресты стояли от Иерусалима до самого моря.

Авива (упрямо): Ну и что? Зато он был смел и отважен, как молодой лев.

Иешуа: Не думаю, чтобы это было слишком большим утешением для тех, чьим родным птицы выклевали глаза.

Авива: Пускай… Зато он никогда не был таким, как те проповедники, которые проповедуют, что все люди братья, а сами живут в каменных домах и не знают, что такое голод и холод… Ходил тут один, похожий на тебя, с целой кучей учеников. Проповедовал, что римляне нам братья, и поэтому мы должны платить им подати и вовремя отдавать скот и пшеницу, как будто он никогда не читал, что написано в Торе. .. А там написано – око! за око! и зуб! за зуб!..


Какое-то время Авива и Иешуа сидят молча. Небольшая пауза.


Иешуа: А ты, оказывается, хорошо знаешь Писание, женщина… Только мне почему-то кажется, что было бы гораздо лучше, если бы ты так же хорошо читала, что написано у тебя в сердце.

Авива: Можешь не беспокоиться, проповедник. Уж как-нибудь я сама разберусь, что у меня там написано. (Поднимаясь с камня). Смотри лучше за собой… (Насмешливо). Вон… Проповедуешь дуракам о небесных тайнах, а сам даже не знаешь, что у тебя на рукаве большая прореха, в которую пролезет добрый кулак… (Подходя к своим кувшинам). Разве поверит тебе кто-нибудь, что ты разговариваешь с Небесами, если ты ничего не видишь даже под своим собственным носом!..


Иешуа молчит, разглядывая порванный рукав.


(Взявшись за ручки кувшинов, поднимает их и почти сразу опускает кувшины на землю, сердито). Между прочим, мой дом вон за тем холмом… Если бы ты ни был иудеем, я бы, конечно, пригласила тебя к себе и привела бы в порядок твою одежду и дала бы тебе поесть, хоть ты, конечно, ничего этого не заслуживаешь… Вряд ли этим оборванцам, которым ты проповедуешь, что все они братья и сестры, часто приходит в голову поделиться с тобой хотя бы куском лепешки.

Иешуа (неуверенно): Хочешь пригласить меня к себе?

Авива: Я ведь сказала тебе – если бы ты не был иудеем.

Иешуа: Боюсь, ты все равно не смогла бы это сделать… Даже если бы я не был иудеем, мне кажется, это вряд ли понравилось бы тому человеку, с которым ты живешь… Кажется, его зовут Нафан, да?.. Не думаю, чтобы он обрадовался, если бы вдруг увидел нас вместе.