Авива (без выражения): Он обещал нам Спасителя…

Иешуа: А разве нужен Спаситель Тому, кто сам всегда готов спасти любого, кто повторит в своем сердце Его имя?

Авива (глухо): Он обещал нам… (Закрыв лицо руками, глухо). Этот Обманщик, у которого всегда плохое настроение, и которому все что-то всегда должны и чем-то обязаны… (Отнимая ладони от лица, резко). Или ты думаешь, что Он справедлив этот твой Бог? Что Он милостив? Или добр? (Резко). Тогда пусть расскажет, что случилось с моими мужьями, которых он отнял у меня одного за другим!.. Пусть расскажет про моего Матфана, который упал в пропасть, когда искал потерявшуюся овцу. А ведь он был добрый человек и думал только о том, как бы прокормить нашу семью. Разве он виноват, что в ту ночь был сильный туман, и он сбился с тропинки?.. А Ахим, мой второй? Он утонул. В самую ясную и безветренную погоду, которую только можно себе представить… Он не оставил мне даже Симона, который однажды просто ушел и не вернулся. Сказал, что поехал по каким-то делам и больше я его не видела. Может быть, его убили римские солдаты или он попал в руки разбойников, откуда мне знать?.. (Поднимаясь с камня). И после этого ты говоришь, что нам не нужен Спаситель? Что мы напрасно ждали его? Что я зря терпела все несправедливости от Всемогущего, ожидая, что рано или поздно Он вспомнит о нас и пошлет нам помощь?.. Значит, по-твоему, все это было напрасно?..


Иешуа молчит.


(Остановившись перед Иешуа). А может, ты просто струсил?.. (Негромко смеется). Святой избрал тебя своим мечом, своим копьем, своим щитом, но ты просто взял и струсил и теперь бежишь от Него, как кошка от собаки?.. (Ядовито). А ведь в этом нет ничего удивительного… Еще бы!.. Спроси у любого, и он скажет тебе, что все иудеи – трусы… Праведное небо! Да, есть ли на свете такая вещь, которую бы вы не боялись?.. Вы боитесь римлян, вы боитесь грома, боитесь ваших женщин, которые лупят вас почем зря, боитесь Самуэля и звезд! (Делая шаг к сидящему Иешуа, понизив голос). Но больше всего, конечно, вы боитесь Всемогущего, как будто Он не Бог, а бешеный бык, которого надо держать в железе, чтобы Он не напал на вас!.. Разве стали бы вы выдумывать целую гору никому не нужных правил, если бы не боялись смотреть в Его глаза и слышать Его голос?.. Разве не для того вы без конца комментируете каждый стих Торы, чтобы иметь возможность всегда сослаться на какое-нибудь правило, которое придумали ваши трусливые учителя! (Кричит). Вы отгородились от Него вашими правилами и толкованиями, словно от костра, боясь, что он сожжет вас как сухую траву!.. А теперь, когда Он послал тебя… когда Он послал тебя… (Внезапно набросившись на Иешуа, молотит его сжатыми кулаками).


Иешуа пытается увернуться от ударов.


(Неумело колотя Иешуа). Трус!.. Трус!.. Трус!.. (Оставив, Иешуа, без сил опускается на землю).


Пауза. Иешуа приводит в порядок свои волосы и одежду.


Авива: Наверное, только такая дура, как я могла подумать, что ты можешь быть Машиахом… (Оборвав себя, несколько мгновений смотрит на Иешуа, затем негромко). Так значит это не ты?.. Не ты?


Иешуа молчит.


(Медленно опускается с камня на землю, тихо). Скажи мне, что я ошиблась. Что ты послан, чтобы избавить нас от римлян и установить на земле Божье царство. Что ты должен до поры до времени скрываться… (Кричит). Что ты – это он!


Небольшая пауза. Иешуа рассматривает сваю одежду. Авива, замерев, смотрит на него с земли.


Иешуа: Между прочим, ты разорвала мне рукав, женщина.

Авива: Что?.. (Быстро поднявшись на ноги, хватает стоящий рядом кувшин). Обманщик! Обманщик!.. Обманщик!.. (Обливает Иешуа водой). Жалкий фокусник, у которого нет даже крыши над головой!.. Бродяга, который только и умеет, что чесать языком!..


Какое-то время Иешуа продолжает сидеть, вытирая с лица воду, затем поднимается на ноги.


Иешуа (отряхивая мокрую одежду): Боюсь, что это не станет правдой, даже если ты выльешь на меня всю воду из Мертвого моря.

Авива (кричит): Дурак! (Пытается еще раз облить Иешуа). Дурак! Дурак! Дурак!..


Одной рукой Иешуа выхватывает из рук Авивы кувшин, другой хватает ее за плечо.


Не смей трогать мой кувшин!.. Отпусти!

Иешуа (держа Авиву): Я слышал, конечно, что женщины – это шумные и вечно всем недовольные существа. Но теперь я вижу, что, к сожалению, это очень похоже на правду. (Обливает Авиву водой).


Авива визжит.


Может, еще?

Авива: Мне холодно!.. Пусти!.. Ай!


На голову Авивы выливаются остатки воды.


Ай!.. (Вырвавшись из рук Иешуа, размазывая по лицу воду и протирая глаза). Дурак!.. Посмотри, что ты наделал!.. И как, по-твоему, я пойду теперь домой?

Иешуа: Не знаю, как у вас, а у нас, в Галилее, это делают, обычно, с помощью ног.

Авива: Дурак… (Пытается выжать подол платья). Ну, какой же ты все-таки дурак!.. Мне холодно!

Иешуа: Если ты не будешь кричать, а повесишь свое платье на солнце, то, ручаюсь, что не пройдет и четверти часа, как оно станет совершенно сухим.

Авива: Конечно, я так и сделаю… Вот только дождусь, когда здесь соберется побольше народа, чтобы поглазеть на голую самаритянку… Скажи еще, чтобы я потанцевала перед ними в таком виде.

Иешуа: Ты только напрасно тратишь время на пустые разговоры… Посмотри – на дороге никого нет. А от меня ты можешь укрыться за колодцем. (Поворачиваясь спиной к колодцу). Не бойся, я отвернусь…


Пауза. Какое-то время Авива смотрит в сторону дороги, затем идет и останавливается за колодцем.


Авива (ворчливо): Только не вздумай подглядывать за мной.

Иешуа (опускаясь на землю и прислонившись спиной к колодцу): Ну, если ты уверена, что это не доставить тебе удовольствия…

Авива (прячась за колодец): Дурак… (Снимая платье, ворчливо). И надо же было мне связаться с иудеем, да еще с сумасшедшим, да еще из Галилеи, где сумасшедшие даже овцы!.. (Быстро сняв платье, набрасывает его на ветви и сразу приседает за колодцем. Теперь видна только ее голова).


Короткая пауза.


(Сердито). Смотри, пожалуйста, за дорогой… Я не хочу, чтобы кто-то увидел меня здесь в таком виде, да еще с мокрым иудеем в придачу… Ты разве не собираешься высушить свою одежду?

Иешуа: Мне не холодно.

Авива: Ну, я же говорила, что ты сумасшедший…(Сердито). Отвечай сейчас же, откуда ты узнал, что у меня было три мужа?

Иешуа: А разве я не сказал тебе?.. Это было написано у тебя на лице.

Авива: Неправда!

Иешуа: Поверь мне. У каждого человека написано на лице все то, что он хочет скрыть… Ты бы и сама могла легко убедиться в этом, если бы только захотела немного шире открыть глаза.

Авива: Это я уже слышала.

Иешуа: Ну, тогда посмотри на этот колодец… Говорят, ему больше тысячи лет.

Авива: Ну и что?

Иешуа: Из него брал воду Якоб и еще тысячи людей до и после него… Ты ведь не думаешь, что вода в нем станет хуже от того, что кто-то придет и наберет ее в свой кувшин? Разве она убудет от этого? Сначала приходит один, потом другой, потом третий, а воды хватает всем и никто не уходит отсюда обиженный или с пустыми руками… Но вода станет мутной, если никто не станет брать из него воду. Она покроется сором и зарастет тиной и, наконец, перестанет отражать даже дневной свет, если ни один кувшин не погрузится в его глубину. А теперь посмотри, разве не то же самое случается и с человеком? Пока он смотрит на все своими собственными глазами, словно забравшийся в дом вор, он видит только сор, который закрыл ему глаза и не дает увидеть свет. Но стоит ему освободится от грязи, как он легко видит не только весь мир, который отразился в нем, словно в колодце, но и лицо Того, Кто его сотворил. Потому что человек – это только колодец, в котором отражается Небо. А это значит, что Царство Небесное никогда не приближалось и не удалялось, но всегда было ближе к тебе, чем твое собственное дыхание… (Смолкает).

Авива: Святой Гаризим!.. И все это ты проповедуешь тем оборванцам, которые ходят за тобой и смотрят тебе в рот?.. Неужели они, в самом деле, слушают тебя, проповедник?

Иешуа: Конечно, они больше интересуются чудесами и расположением созвездий, но иногда среди них попадаются и такие, которые умеют слушать не только ушами. (Хмуро). В конце концов, все, что я хочу, это чтобы они просто открыли глаза и посмотрели вокруг.

Авива: Сдается мне, это случается не часто.


Иешуа молчит. Короткая пауза.


Ты сердишься?


Иешуа молчит.


Ну, еще бы… Я просто чувствую, как тебе хочется запустить в меня камнем… Наверное, это и впрямь не легкое дело, проповедовать среди дурней, которые только и умеют, что думать о бобовой похлебке и глотке вина… Представляю, какие были у них лица, когда ты показывал им этот фокус со светом, вместо того, чтобы взять, да превратить камни в хлеб… (Резко). Разве твои родители не говорили тебе, что обманывать нехорошо?.. Разве может этот свет светить таким, как они без того, чтобы не испепелить их всех, за их лень и распущенность?.. Зачем же тогда ты рассказываешь им эти сказки?.. Или ты, правда, думаешь, что он светить всем без исключения?