Наталья Михеева - Лисий остров

– Именно. Не сейчас, со временем. Когда будешь готова…

– Может быть, со временем…

– Слушай, я тут подумала о том, что ты никогда не рассказывала о том, как Рома сделал тебе предложение?

– А он его и не делал… Он проиграл мне в карты.

Внезапно мы рассмеялись. На душе стало чуточку легче, и я стала делиться с Полей теми воспоминаниями, что рано или поздно положу в свою шкатулку…

5

Следующим утром я звоню твоей маме – узнать, как дела у Сони. Соня грустная.

– Рит, а ты скоро меня заберёшь? После выходных?

– Да, Сонь. А почему ты спрашиваешь? Хочешь домой?

– Ага… Хочу к тебе.

Я чувствую, как моё сердце дрогнуло.

– Хочешь, заберу тебя сегодня?

– Хочу! Хочу! – голос девочки заметно веселеет.

– Ну тогда собирай свой рюкзачок, я скоро буду.

– Во сколько ты будешь? Скажи мне по стрелочкам. Я буду глядеть на бабушкины часы на стене.

Я смотрю на время.

– Маленькая стрелочка будет на двенадцати, а большая – шести. Примерно так. Постараюсь не опоздать. Жди меня!

– Я жду. А мы заедем покушать в лесное кафе? Как с папой, помнишь? Где лось и медведь? – спрашивает Соня, и её слова болью отзываются в моей груди.

– Конечно, малыш. Я выезжаю! Скоро увидимся.

1

– Привет, Рит. Как ты? – звучит в телефонной трубке голос Полиного мужа. Денис работает хирургом и знаю, зачем он звонит.

– Привет. Да ничего… – на автомате отвечаю я, чувствуя бешенное сердцебиение.

– В общем, наша пациентка сегодня едет домой. Ты ведь понимаешь, что я не имею права предоставлять тебе подобную информацию? Надеюсь, ты меня не сдашь…

– Конечно нет. Мог бы и не говорить… Спасибо тебе.

– Хорошо.

– И не заявляйся к ней сразу. Дай немного прийти в себя.

– Как скажешь…

– Записывай адрес.

2

Я поднимаюсь по ступенькам серого панельного дома на пятый этаж. Так. Квартира 49.

Вот она.

Чёрная железная дверь ярко выделяется на фоне остальных – менее добротных и богатых. Я собираюсь с духом и звоню.

Дверь открывает низенькая полноватая женщина в хлопковом цветастом халате. На вид ей не больше пятидесяти пяти.

– Здравствуйте. Я к Вике.

– Добрый день! – мягко отвечает женщина и слабо улыбается. – Вы должно быть Яна?

– Нет. Я Рита.

– А я Тамара Михайловна. Проходите. Вике не повредит общение с друзьями.

– Хорошо, спасибо. – ответила я и стала разуваться.

– Викуш, к тебе пришли. – докладывает мама.

– Кто? – сонно спрашивает женский голос.

– Рита. Это твоя подружка?

– Кто?!! – голос окончательно просыпается.

– Рита. Ты знаешь её?

Вика молчит.

– Дочь, что с тобой? Кто она? Попросить её уйти? – беспокоится мать.

– Всё нормально. Пусть заходит.

Викина спальня – женственной и с претензией на роскошь: большая кровать в стиле «барокко», шёлковое постельное белье, тяжёлая люстра, туалетный столик из искусственного мрамора, заставленный баночками и флаконами. Однако вся эта шикарная обстановка жутко не вяжется со стоящим в комнате запахом медикаментов.

Вика сидит на кровати, прислонившись к спинке, закутав ноги в одеяло. Рядом ноутбук и поднос с допитым чаем и кучкой конфетных фантиков. Грязноватые волосы собраны в небрежный пучок. Лицо выглядит серым и болезненным. Я с трудом узнаю в этой постаревшей и осунувшейся женщине ухоженную и сексуальную Викторию.

– Я знала, что ты придешь… – говорит она.

– Зачем ты убила моего мужа? – без лишних предисловий спрашиваю я, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Я его не убивала…

– Нет. Его убила именно ты. Ты бросилась под его мотоцикл. И он, спасая тебя, налетел на бордюр, перевернулся и сломал себе шею. Он умер твоей вине. Исключительно. По твоей. Вине. Ты убийца. Ты это осознаёшь?

– Я не хотела этого! – вскрикивает Вика.

Дверь комнаты открывается, и в щели показалась голова Тамары Михайловны.

– Викуш, у тебя всё хорошо?

– Всё отлично, мам. Оставь нас, пожалуйста. – отвечает Вика, и мамина голова послушно исчезает.

– Я просто не могла отпустить его вот так вот… Он бы больше не дал мне возможности… – Вика нервно трёт своё лицо руками.

– Какой возможности?

– Увидеться.

– Расскажи последовательно. С самого начала.

– Может присядешь? – Вика указывает на кресло возле туалетного столика.

Я сажусь.

– Я всегда была несчастной. Сначала – слишком ранимой и неуверенной в себе, потом – равнодушной и фальшивой. Мне всегда было неуютно с самой собой. А с ним мне было хорошо. С ним я чувствовала, что живу, понимаешь? – тихо говорит Вика.

– Меня не интересуют твои переживания. Расскажи мне про тот день.

– Выслушай меня… Пожалуйста!

Я молчу, а Вика продолжает.

– Он никогда не был моим. А я подсела на него, как на наркоту… И когда между нами всё кончилось, я узнала, что такое ломка.

– Давай подинамичней.

– Хорошо, хорошо… Весь тот год, что вы были вместе, я честно пыталась его забыть. Но так и не смогла… И когда вы поженились, я почему-то подумала… – тут Вика запинается.

– Говори.

– Подумала, что мы бы могли встречаться на стороне… И попросила его о встрече, чтобы предложить.

– Предложила?

– Да. Мы встретились в кафе за бизнес-ланчем. Я старалась быть привлекательной, манящей… Никто бы не устоял. А он… он меня просто разбил… Сказал, что шанцев нет и быть не может…

– Что было дальше?

– Мы пообедали и спустились на парковку. Он попрощался и сел на мотоцикл, а я пошла по направлению к своей машине. Мои мысли путались. Сзади послышался шум мотора: это был он. Я поняла, что не могу допустить, чтоб он уехал. Я должна была сказать что-то еще, попробовать еще раз… Я не хотела бросаться под колёса – я всего лишь хотела его остановить. Но подошла слишком близко… Что было дальше, я не помню.

Меня трясёт.

– Ты идиотка. Идиотка и психопатка!

– Да, ты права… Права. Я идиотка. И наказана за свою глупость. Я живьём горю в аду! И вот это, – Вика одёрнула одеяло, прикрывающее ноги, – это сущий пустяк по сравнению тем, что творится у меня в душе!!!

Я гляжу на две короткие культи – на то, что осталось от Викиных ног, и чувствую тошноту. Как в тумане влетаю из комнаты, быстро обуваюсь, и, перескакивая через ступеньки, выбегаю на улицу.

Я сижу на лавке городского парка и наблюдаю за Соней, кропотливо отбирающей осенние листья и жёлуди для поделки в садик. На нас с ней – одинаковые шарфы, собственноручно связанные мной. Да, представь себе, я научилась вязать. Не сомневаюсь, что тебя этот факт непременно бы развеселил. Но дело далеко не в том, что мне пошёл четвёртый десяток, просто Соне очень хотелось, чтобы у нас были одинаковые предметы одежды – да не простые, а украшенные героями мультсериала «Клуб Винкс» (Соне нравится представлять будто она – блондинка Стелла, а я – рыжеволосая Блум). Перелопатив весь интернет и не найдя ничего приличного, я решила, что самое простое – это связать нам шарфы и приклеить на них аппликации. Потратив кучу нервов и поняв, что эти шарфы – первые и последние в моей жизни, я всё-таки довела дело до конца, получив в награду счастливую улыбку, сладкие детские объятья и новый шарф с феей.

Сейчас Сонино настроение довольно переменчиво. Она может играть и смеяться, а через минуту заплакать без видимой причины… Может без умолку болтать, описывая подробности очередной садиковской перипетии, и замолчать на самом интересном месте, видимо, вспомнив о тебе. Психолог сказал, что в сложившейся ситуации, это совершенно нормально. Я стараюсь ему доверять.

Чаще всего Соня грустит по вечерам. Я много говорю с ней о тебе и стараюсь не забывать ваших традиций – перед сном читаю ей "Большую детскую энциклопедию о динозаврах" и пеку оладьи по субботам. После твоей смерти Соня практически сразу стала называть меня «мамой». А буквально на днях я стала её матерью и юридически.

На следующей недели будет ровно год как тебя нет. Страшный и короткий год. Раньше я думала, что время скоротечно, лишь когда ты счастлив. Я ошибалась: когда ты полумёртв и жизнь превращается в однообразную вереницу дней, только и остаётся удивляться тому, как быстро меняется природа за окном.

Если я скажу, что часто вспоминаю о тебе – я совру. Я не могу о тебе вспоминать, просто потому что ни на минуту о тебе не забываю. Твой голос ругает меня, когда я одеваюсь не по погоде, смеется надо мной, когда путаю лево и право, комментирует, когда готовлю… Во время диалогов с другими людьми, за чтением книги, в процессе выбора продуктов в магазине – я всё равно думаю о тебе. Порой это даже не мысли – просто ощущение твоего образа. С ним я дышу, хожу, ем, пью, засыпаю и просыпаюсь…

Поначалу мне было очень больно. Но со временем боль стала менее острой и более управляемой. Сейчас она уже не может застать меня врасплох – я приручила её и выпускаю на волю лишь тогда, когда пожелаю.

Но боль – это лишь полбеды. Намного сложнее дела обстоят с тоской. Она заполнила моё сердце до краёв, окрасив мир в глухие, серые тона.

Это лето тоже было серым. Серые поездки, серые встречи с друзьями, серые занятия зумбой, куда Поля неумолимо таскает меня каждый четверг, стараясь отвлечь… Кажется, даже мой смех стал серым и каким-то ненастоящим… Ничто не трогает моей души, ничто не способно заинтересовать меня настолько, чтоб вытащить из этого куматоза…

Единственной настоящей радостью и облегчением для меня теперь является сон, которым я, представь себе, научилась управлять…

Всё получилось случайно.

Ты снился мне довольно часто, но почему-то всё время ускользал. Уходил, уезжал, иногда просто исчезал непонятно куда. Я пыталась дозвониться до тебя, но тщетно – то было занято, то сбивалась сеть, то пропадал телефон…