Наталья Михеева - Лисий остров

А однажды мне приснилось будто мы лежим на кровати и смотрим фильм. Понятия не имею какой. Помню только ощущение – тепла, спокойствия и безграничного счастья. И вдруг ко мне приходит осознание: я сплю, это сон. Мой сон. А это значит – всё будет так, как я хочу. И никак иначе.

Тогда ты в первый раз остался со мной. Мы разговаривали, обнимались и занимались любовью. Когда зазвонил будильник, я сбросила его и, дав себе ещё пару минут, абсолютно осознанно вернулась обратно – поцеловать тебя и попрощаться. Не навсегда – до следующей ночи.

1

– Ты планируешь делать выставку здесь? – выражая сомнение всем своим видом спрашивает Артём.

– Именно. – отвечаю я. – Вот скажи мне, как ты справляешься с детским издательством, если в тебе творчества не больше, чем в мешке с картошкой?

– Для творчества есть другие люди. А я это творчество стараюсь монетизировать. Очень стараюсь, между прочим. И вроде как, у меня неплохо получается.

– С этим не поспоришь. Здесь ты красавчик.

– Вооооот… В таком ключе мне нравится общаться гораздо больше. – Артём улыбается, как Чеширский кот.

– Да будет тебе известно, это захламлённое помещение с обшарпанными кирпичными стенами, бетонным полом, трехметровым потолком и высоченными окнами – чистейшей воды индустриальный лофт. Самый брутальный из всех, что я видела.

– Такой же брутальный, как и я? – паясничает Артём.

– Почти.

– Это правильный ответ. – и я снова вижу Чеширского кота. – То есть ты планируешь оставить всё как есть?

– В целом – да. Окна – в полном порядке. Стены и пол – в отделке, как ты понимаешь, не нуждаются. Нужно будет вывезти мусор и сделать подсветку картин… Всё.

– А трубы?

– Что трубы? Трубы – это лучшее украшение любого лофта. Тем более брутального. Тебе ли не знать…

– Ха-ха. А ты умеешь убеждать.

– Я тебе больше скажу. Роме всегда нравилось это помещение.

Пуговичный завод тридцатый годов, как-никак… Он говорил, что в отличии от первого этажа, где находится издательство и все переделано под чистую, второй этаж еще пахнет историей. Я думаю, он обязательно нашёл бы ему применение, если бы… успел.

Какое-то время мы стоим молча.

Я пялюсь на наш подоконник и вижу закат, хотя на часах всего десять утра. Вижу тебя в его красном свете. И в душу снова лезет грусть…

– Хорошо. – после недолгого молчания говорит Артём. – Я договорюсь о вывозе мусора, приглашу гостей, разошлю пресс-релизы… Остальное – твоя работа, детка. Да, макет афиши – тоже с тебя.

– Не вопрос, господин директор. – салютую я. – Спасибо тебе…

– Ты с ума сошла? За что? Это наше общее дело.

– За то, что поддержал меня. У нас всё получится.

2

Мой взгляд придирчиво скользит по новоиспеченному выставочному залу в поисках погрешностей.

Все поверхности идеально чистые. Фотографии оформлены в чёрное-белые паспарту и развешаны по тематикам. Освещение – на высоте. Бокалы с вином и закусками аккуратными рядами расставлены по фуршетным столам.

Еще несколько минут – и начнут подходить гости…

– Не переживай. Всё идеально. – участливо сжимает мою руку Полина.

– Я не закончу переживать, пока не скажу приветственную речь…

– Текст помнишь? Или будешь читать по бумажке?

– Поль. Какие бумажки? Этот текст высечен на моём сердце. Я буду читать по нему…

– Прости… Ты справишься. Выпьешь вина?

– Да, можно.

Я принимаю бокал из Полиных рук и делаю глоток. По телу разливается живительное тепло.

– То, что нужно…

– Да, с вином ты угадала. Конечно, ежевичное вино – немного странный выбор для такого мероприятия. Но оно реально вкусное.

– Очень вкусное.

3

– Всем добрый вечер! Меня зовут Маргарита и я искренне рада видеть вас на открытии фотовыставки, посвящённой памяти моего мужа, трагически погибшего два года назад. – начала я не своим от волнения голосом. – Кому-то из вас он был другом, кому-то – коллегой, кому-то – партнёром. Кто-то был знаком с ним лично, кто-то заочно, кто-то – не знаком вообще. Я не хочу утомлять вас долгими речами. Скажу лишь о главном. Рома был самым мужественным, самым добрым и самым глубоким человеком из всех, что я знала. – я почувствовала, как к глазам подступили непрошенные слезы, но вместе с ними пришло и расслабление, и я продолжила уже намного увереннее. – Он был трогательно-нежным отцом для своей дочери, заботливым сыном своим родителям и любящим мужем для меня… Он тонко чувствовал красоту этого мира, людей и их эмоции, что видно по его фотоработам. Он много помогал – значительная часть его дохода регулярно уходила на помощь нуждающимся. Сегодня день его рождения. Сегодня ему могло бы исполнится тридцать пять лет. И в это день я хочу, чтобы мой муж помог ещё раз. – я сделала глоток воды и продолжила. – Перехожу к сути. Организовывая эту выставку, я преследовала три цели. Первая – почтить память. Вторая – открыть Ромины работы людям, позволить им увидеть мир его глазами. И третья цель – помочь ребёнку… Два месяца назад наша дочь Соня пошла в первый класс. А недавно у её одноклассницы, маленькой семилетней девочки – нашли онкологию. И, как вы уже успели догадаться, все деньги с продаж фотографий уйдут на её лечение. Конечно же, только в том случае, если вы действительно захотите что-то купить. Если какая-либо из работ действительно затронет ваше сердце, и вы захотите поселить её в своём доме как напоминание о том, что вы совершили доброе дело. Пожалуй, это всё.

Звучат аплодисменты.

Я благодарю гостей за внимание и подхожу к фуршетному столу. Взяв бокал вина, хочу направиться в сторону Поли и Дениса, но вдруг вижу низенькую полноватую женщину, с интересом рассматривающую фотографии. Её профиль кажется мне смутно знакомым. Женщина, судя по всему, заметив мой взгляд, поворачивается в мою сторону, и я узнаю её. Это мама Виктории. Мы встречаемся глазами, она робко улыбается и подходит ко мне.

– Здравствуйте, Маргарита… Я прошу прощения. Мне не стоило сюда приходить… Но Вика очень просила меня купить для неё картину. А я… сами понимаете… не могу упустить возможности её порадовать. – заискивающим голосом говорит женщина, нервно теребя свою сумочку. Мне становится её жалко.

– Вы не должны извиняться. Татьяна Михайловна, если не ошибаюсь?

– Тамара. Тамара Михайловна…

– Точно. Вход на выставку свободный. И я ничего не имею против вашего присутствия.

– Это большое облегчение для меня… Надо признаться, я волновалась.

– Как дела у Вики?

– Вы знаете, Рит, я боюсь сглазить, но – тьфу, тьфу, тьфу – всё хорошо. – щебечет Тамара Михайловна, не забыв суеверно постучать по подоконнику. – Последний год Вика стала посещать центр психологической поддержки инвалидов. Там они занимаются, общаются, делятся насущным проблемами… Но самое главное, что Вика встретила там мужчину – также с ампутированными ногами, бывшего военного. Очень приличный мужчина. Они встречаются днём и ночи напролёт говорят по телефону… Я же до сих пор живу у Вики и всё слышу. Мне, знаете, так радостно от этого. И спокойно… Ой… Простите меня… Простите, Рит… Что я несу?

– Ничего. Я рада, что у вашей дочери всё хорошо. – как можно более спокойно ответила я.

– Она очень раскаивается, очень себя корит. Чувствует вину перед Романом, вами, перед вашей девочкой… Не знаю, могу ли я о таком просить… Но если б вы её простили…

– Я её простила.

– Вы серьёзно?! Спасибо вам, Рита. Спасибо большое…

– Я прошу прощения, мне нужно идти.

– Да, да… Простите меня ещё раз.

– Всего хорошего. – прощаюсь я.

– Рита, подождите… Можно я куплю эту работу? В ней столько радости… – сказала Тамара Михайловна и указала на фотографию маленькой чёрной таксы, беспечно ловящей языком первые снежинки.

4

Я сижу на подоконнике с бокалом в руке. Туфли брошены на пол. Столы убраны, фото раскуплены, все необходимые слова – сказаны. Мне нравится смотреть на этот опустевший, тёмный зал. В нём также пусто, как и в моей душе. И эта пустота мне тоже нравится. Ощущать её гораздо легче, чем боль или тоску… Я поднимаю бокал. С днём рождения тебя, мой родной… Я совершенно не знаю, где ты, но мне хочется верить в то, что ты меня видишь и в то, что когда-нибудь мы снова встретимся…

В коридоре слышатся шаги. Это Артём.

– Ты ещё здесь? – спрашивает он. – я забыл зарядник. У тебя всё хорошо?

– Всё в норме… – отвечаю я, практически не соврав.

– Ты за рулём?

– Как видишь, нет… – стучу пальцем по бокалу.

– Подвезти тебя?

– Не надо, я хочу прогуляться пешком.

– Я бы не советовал, на улице дождь…

– Я хочу прогуляться под дождём.

– Ну, у вас, у творческих, – свои причуды. Нам, простым смертным, не понять…

– Да, даже не пытайся… – усмехаюсь я.

– Почти все фотографии раскуплены. Разлетелись, как горячие пирожки…

– Это Ромина заслуга. У него был талант.

– Ты тоже молодец. Без тебя бы точно ничего не вышло…

– Завтра повезу деньги родителям девочки. У них впереди – тяжёлая борьба… Я очень надеюсь, что они победят…

– Я тоже. Держи меня в курсе.

– Конечно…

– Ладно, раз ты со мной не едешь, тогда пока.

– Пока, Тём…

5

Я напяливаю дождевик и выхожу из издательства. Дождь сильный, но несмотря на конец октября – довольно тёплый. То, что нужно. Капли приятной музыкой стучат по капюшону. По асфальту бешенными ручьями несутся потоки воды. Город блестит и переливается. Город смывает с себя всю грязь прожитого дня. Я тоже хочу умыться – смыть с души остатки боли и тоски. И, кажется, у меня получается…

Дождь расходится. Накрывает меня тяжёлой бетонной плитой. Сначала чувствую себя маленькой и незначительной по сравнению с ним. А потом мы сливаемся. И я перестаю чувствовать что-либо вообще…

Я понимаю, что замерзла, только войдя в квартиру. Гармония с природой – это восхитительно, но все же как прекрасно жить в цивилизации… Я наполняю ванну и с великим блаженством залезаю в горячую воду. Мурашки бегут от кончиков пяток до самой макушки. Как же хорошо… Я погружаюсь в воду с головой и улыбаюсь сама себе.