Наталья Михеева - Лисий остров

– А ты умеешь уговаривать…

– Ну, в моей работе без этого никак.

– Да что тут рассказывать… Я женат четыре года. Решение жениться принял импульсивно, буквально спустя два месяца отношений. Но вскоре понял, что не люблю. Она очень хорошая, правда. Но меня ничего в ней не влечёт. Я понимаю, что влюблённость проходит и так далее… Но в наших отношениях и уцепиться не за что! Мы не смеёмся вместе, я не хочу её обнимать, целовать… Дико звучит, но у нас близость была раз в месяц, не чаще. Причем, (не знаю, поверишь ли ты), но я ни разу ей не изменял…

– Верю, раз говоришь…

– В общем, вчера я окончательно решил уйти. А она сообщила, что беременна.

– Ты уверен, что это не блеф?

– Уверен. Это было несколько часов назад, в кафе. После моих слов, она бросила в меня заключение врача. И уехала.

– И что ты сейчас чувствуешь?

– Я чувствую себя зверем, который сам загнал себя в западню. Но в то же время я ненавижу себя за это. Это не по-мужски, так мыслить. А ещё мне жутко её жаль… Даже представить боюсь, что сейчас ощущает…

– Мда… Ну у тебя всего два варианта – либо возвращаться и пытаться выстроить семью, либо уходить и становиться воскресным папой. Везде есть свои плюсы и минусы. Второй вариант тяжелее. Но честнее. И хватит уже терзаться. Это абсолютно бесполезное занятие. От этого никому не легче.

– Я знаю. Америку ты не открыла. Но мне реально легче от твоего присутствия. Или это коньяк? – Рома усмехнулся и покосился на опустевший графин.

– Конечно, коньяк. И ты мне абсолютно не симпатичен. Это просто вино. – Вика осторожно коснулась его руки. – Как бы ужасно это не звучало, постарайся ни о чем не думать. Завтра ты примешь решение и сделаешь то, что должен. А сегодня сделай то, что хочешь…

Вика сидела очень близко. Слишком близко. Он чувствовал запах её духов, слушал её голос. Он испытывал по отношению к ней ни благодарности, ни жалости – чистое влечение, перед которым он, безусловно, мог бы устоять… Но впервые за четыре года брака абсолютно осознанно решил этого не делать.

2

Рому разбудил звонок мобильного телефона. Это был не его телефон. С трудом продрав глаза, он взял мобильный с прикроватной тумбочки и, нажав кнопку отключения звука, с облегчением избавился от раздражающего звука. События вчерашнего дня, постепенно всплывшие в его голове, в совокупности с тяжёлым похмельем делали его состояние просто невыносимым. Рома встал под прохладный душ. Ему нужно что-то решить, нахождение в подвешенном состоянии не может длиться вечно. Выйдя из душа, он увидел, что Вика проснулась.

– Доброе утро, мотоциклист… – сказала она, сонно потягиваясь.

– Доброе. Как самочувствие?

– Бывало и получше… Ты как?

– Аналогично.

Рома почувствовал себя неловко. Надо уходить…

Он быстро оделся и достал из кармана куртки телефон, который оказался полностью разряженным.

– Черт… Аккомулятор сел… Сколько времени? Скажи, пожалуйста.

– Без десяти одиннадцать. Держи. – Вика порылась в сумочке и бросила ему в руки провод. – Хорошо, что сейчас все ходят с одинаковыми телефонами, правда? И что умничка Вика всегда берёт с собой зарядник. Никогда не знаешь, как закончится вечер… Жизнь – совершенно непредсказуемая штука. Пойду схожу за кофе. Какой предпочитаешь?

– Мне американо. Пожалуйста…

– Ваш заказ принят. – улыбнулась Вика и скрылась в коридоре.

Когда телефон наконец-то включился на Рому градом посыпались смс-сообщения с оповещением о неприятных звонках. Около десяти раз звонила мама, немногим меньше – с работы, два неотвеченных от брата и один – от Оли. Она звонила в 23.10. В это время он уже был прилично пьян и неприлично увлечён другой женщиной.

Тут телефон завибрировал – звонила мама. Должно быть она уже в курсе…

– Привет, мам. – спокойно ответил Рома.

– Скажи, у тебя вообще есть совесть? – в мамином голосе звучали металлические нотки.

– Не знаю, сам иногда задаюсь этим вопросом…

– Где ты? Что у тебя было с телефоном? Я всю ночь не спала, уже всякого себе надумала…

– Я в отеле. Телефон сел. Прости, я не хотел, чтоб ты переживала.

– Теперь об Оле. Не знаю, что творится в твоей голове, поэтому осуждать тебя не буду. Просто доведу до твоего сведения: твоя жена в больнице, у неё угроза выкидыша. Надеюсь, ты в курсе, что беременным категорически запрещено нервничать? А Оля не просто нервничает, у неё тяжелый стресс. Делай выводы и принимай решение сам. И если вчера пил – не садись, ради Бога, за свой мотоцикл… Пока.

Рома снял телефон с зарядки, накинул куртку, взял вещи и вышел из номера. В коридоре он наткнулся на Вику. В её руках был поднос с двумя кружками кофе и круассанами.

– Добро пожаловать в Париж! – шутливо сказали Вика. Но увидев в его руках вещи, резко перестала улыбаться. – Ты уезжаешь?

– Да, мне нужно ехать. Спасибо тебе за все… Глупо звучит, конечно…

– Да все в порядке. Ты честно обо всем предупредил. Ты сделал выбор?

– Да… Жена в больнице, я должен быть рядом…

– Ну тогда, пожалуй, обойдёмся без обмена номерами. – Вика старалась держаться бодро, но то, что она расстроена было видно невооружённым глазом.

– Прости, пожалуйста…

– Нет, тебе не за что извиняться. В твоей жизни и без меня хватает чувства вины. А мне было хорошо. Будь счастлив, Рома. Ты отличный парень. Ладно, круассаны стынут…

– Пока, Вик. Всего хорошего…

Рома спустился к администратору, оплатил стоянку мотоцикла на сутки вперёд и быстрым шагом направился в сторону метро.

1

Оля стояла на кухне и протирала полки. Уборка по дому всегда её успокаивала. А успокаиваться ей было просто необходимо, ведь, когда она нервничала, её восьмимесячный живот становился твёрдым, как камень.

Оля снимала с полки банки с крупой, как вдруг одна из банок выскользнула из её рук и с грохотом разбилась о выложенный плиткой пол.

– Чёрт!!! Что за чёрт!!! – Оля села на пол и громко зарыдала.

С того дня, как Олю положили в больницу на сохранение, прошло почти полгода. Тогда, выслушав печальную историю своей соседки по палате, Оля вдруг неожиданно для себя обрела спокойствие: её любимый – ЖИВ, и это главное. Если он хочет уйти – она не станет его держать, она желает ему только счастья. А решит остаться – её любви наверняка должно хватить на них двоих… И когда Роман прямиком из мотеля примчался к ней в больницу, она существенно облегчила ему задачу, ни дав сказать ни слова. Она обняла его и, прослонившись губами к его уху, нежно прошептала: “Не объясняй ничего. Я просто очень тебя люблю. И буду рада начать сначала… Если, конечно, ты хочешь…”

И они начали. Рома – полный решимости стать хорошим мужем и отцом, а Оля – полная всеобъемлющей, почти библейской любви.

Но ее созидательного настроя хватило ненадолго, и уже через пару недель после выписки из больницы Оля снова почувствовала насколько это тяжело – знать, что тебя не любят. Она снова плакала, когда никто не видел, злилась то на мужа, то на себя… Теперь она чувствовала себя не просто пауком в углу, а огромной паучихой, опутавшей своей паутиной несчастного комара. Но как бы ей не было от этого противно, отпустить свою “жертву” и поступить так, как диктует любовь в своём наивысшем проявлении, у неё просто не было сил…

Оля мучила себя, но, видя, как старается её муж, оставляла это незамеченным.

А Рома, действительно, старался. Он часто гулял с женой в парке, баловал её подарками и с трепетом ходил на все плановые УЗИ. И несмотря на то, что его отношение к жене как к женщине осталось неизменным, он с большим нетерпением ждал появления на свет своего ребёнка. А узнав, что это будет девочка, был искренне счастлив.

В тот день, когда Олю и Соню выписали из роддома, он осторожно взял в руки маленький, тёплый розовый кулёчек и понял: вот она, его первая, истинная ЛЮБОВЬ.

2

Сонечка получилась точной копией своей мамы – со светлыми завитушками волос, большущими голубыми глаза и милым курносым носиком. Рома не чаял в дочери души. А Оля – та просто растворилась в своём ребёнке. Ведь не смотря на усталость и недосып она наконец-то нашла то, что искала всегда. Это хрупкое, плачущее по ночам создание нуждалось в ней как никто, заставляя Олю чувствовать себя не просто нужной, а незаменимой.

Но где-то ближе к году Соня начала предпочитать маме папу. Нет, безусловно, девочка любила и маму, но к ней она относилась как к данности, без особой нежности и трепета. К отцу же отношение было совсем другим. Днем, ожидая его с работы, Соня то подходила к входной двери, то требовала у мамы папину фотографию и гладила её своими маленькими, пухленькими пальчиками, умилительно говоря при этом: “Паааапа…” А стоило отцу переступить порог, она запрыгивала к нему на руки и больше не отлипала от него до самого сна. Впрочем, это было совсем не удивительно: Рома был не из тех отцов, чьё воспитание заключалось лишь в периодических поглаживаниях по головке и поцелуях на ночь. Он носился по дому в качестве “лошадки”, прятался по шкафам, лепил из пластилина “смешариков” и каждую ночь укладывал свою малышку спать, напевая неизменный “Wild of change”…

Конечно, Оля радовалась их любви. К тому же, Соня была вылитая мама, и получалось, что Рома любит ее маленькую копию – это наполняло её сердце особым, сладким чувством.

Однако, тот факт, что Оля перестала быть главным и незаменимым человеком в жизни дочери в глубине души её расстраивал…

Не получив в детстве ни капли тепла, всю свою жизнь она хотела лишь одного – чтобы её любили. Недостаток любви, действительно, был самой большой её бедой. Но только не со стороны мужа, дочери или еще кого-либо: Оля не любила себя сама.

3

Сонин смех громко звенел в каждом уголке квартиры, легко просачиваясь сквозь открытые форточки в залитый солнцем двор. Была суббота, и если бы Соня умела различать дни недели, то знала бы совершенно точно: суббота и воскресенье – её самые любимые дни. Ведь в этот день, проснувшись утром, она видела не только маму, но и папу. А если папа дома – это всегда праздник. Если папа печёт на завтрак блины – это не просто блины, это цветочки, сердечки, жирафы и слоны. Если папа кормит с ложечки – это не просто кормление, это машины, заезжающие в гаражи и поезда, спешащие сквозь тоннель. И если мама после завтрака принималась за неизменную уборку, усадив Соню за мультики, то папа открывал перед ней большую книжку с детскими стишками и читал вслух, настолько забавно изображая голоса животных, что Соня начинала смеяться в голос. Вскоре чтение перетекало с беготню, подкидывания и прочее веселье. Так было и в этот солнечный, весенний день. Рома включил любимые Сонины песенки и катал её по дому на детской машинке, а она благодарила его своим заливистым смехом.