Елена Архипова - Ливень судьбы

– Он самый! С кем имею честь?

– Моё имя Вам ничего не скажет, но пусть я буду Иван, – усмехнулся звонивший.

– Странно, но ладно. Так чем обязан, Иван?

– Надо бы встретиться, Игорь Романович!

– Кому надо? Вам?

– Боюсь, что Вам! – звонивший проникновенно вздохнул и продолжил:

– У Вас есть некая запись, а у нас есть Ваши жена и дочь. Вы ведь не могли сегодня до Евгении дозвониться, верно? – Геныч ехидно улыбнулся, мой разговор с Женькой он слышал, но сейчас он промолчал, а говоривший продолжил:

– Предлагаю обмен. Вы мне флешку с записью, а я Вам ваших девочек! Ох, простите, оговорился! – хохотнул говоривший, – из них же только одна девочка. Анечка. Так, кажется, зовут Вашу дочь? Если будете себя правильно вести, так и останется! Уж простите, но Ваша жена Евгения со всех сторон уже давно не девочка!

Геныч, увидев, как я дернулся, схватил меня за плечо и, вцепившись в него мертвой хваткой, продолжил разговор от моего имени:

– Если с головы моей дочери упадет хоть один волос, я сделаю всё, чтобы ты, тварь, как раз стал той самой девочкой, и поверь, я прослежу, чтобы именно со всех сторон ты ею стал! Ты меня понял?

– Ну, значит, понимания мы с Вами достигнем! – расхохотался так называемый Иван.

В этот момент, телефон Геныча мигнул входящим сообщением с одним словом: “Засекли!”

– Встречаемся через два часа в парке у каруселей. Я сам к Вам подойду! И не вздумайте сообщать в полицию!

Говоривший положил трубку, не дождавшись моего, а, по факту Геныча, согласия.

– Всё, Гарик, выдохни! Хрен им на постном масле, а не твоих девочек! И засекли и разговор записали! Можем брать. В следственном комитете на этом Борисове “тыща разных подвигов” – как говорил всем известный Жеглов. А тут такой компромат. Заснят на горяченьком! Ты думаешь, они там не знали, чем он занимается? Знали, только прижать ничем не могли. Осторожен, падла! А тут ты внезапно и так удачно! Глядишь, ещё грамоту тебе дадут “За поимку особо опасного преступника”! – расхохотался Геныч.

И по его облегченному смеху? и по еuо последующим звонкам, я понял, что можно выдохнуть. Всё уже закончилось! Быстро, однако, работают ребята!

К дому моих родителей мы подъехали уже поздно вечером. Свет горел только на первом этаже. Нас ждали. Боясь разбудить детей, набрал Марии сообщение: "Мы у ворот. Впустишь?" Отправил и лишь потом понял, что сам себя сдал с потрохами! Она ж к отцу пойдет просить ворота открыть. Мог бы и сразу отцу написать, а мне, дураку влюбленному? захотелось ей написать! Да? собственно, какого рожна? Мне скрывать нечего!

Ворота отец открыл с пульта, мы заехали. И только заехав во двор и увидев родителей на крыльце дома, я понял, что не знаю, как мне себя сейчас вести с Марией. До зуда на губах захотелось её поцеловать. Конечно, родители знают уже, что я развожусь с Женькой, да она им никогда и не нравилась, но они уважали мой выбор и не влезали в нашу семью. А как они отнесутся к тому, что я, не успев развестись с одной, уже с другой женщиной целуюсь?

А поцеловать Марию очень хотелось! Меньше суток прошло, как расстались, а я соскучился. А увидев её сейчас на кухне, что-то там выкладывающей на тарелку для нас с Генычем, понял, что еле держусь, чтобы вот прям здесь и при всех не стиснуть её в своих объятиях!

Спасибо Генычу, оттянул на себя внимание родителей, а я имел возможность подойти к Марии и задать один единственный вопрос:

– Как вы здесь, девочки мои? Маш, я соскучился!

Ответом мне послужил взгляд глаза в глаза, дрогнувшие в улыбке губы и едва слышное:

– Я тоже.

Мария.

Как сказать человеку, что его единственный самый дорогой человек ушел?

Не на работу, не гулять и даже не к кому-то другому. Ушел из жизни. Не потому? что болел – это ещё можно понять, подготовиться и, конечно, всё равно не принять его уход.

Хотя, как вообще можно к такому подготовиться? Я в свои 17 лет не смогла подготовиться к уходу мамы.

А когда твой самый родной человек ушел вот так, вдруг, потому что какие-то отморозки, на спор, от скуки, решили кулаки почесать, хвастаясь друг перед другом своей силой? и вышли втроем на одну женщину?

А как сказать ребенку, что его мамы больше нет? Единственной, самой любимой и родной, больше нет. Она никогда больше не обнимет его перед сном, не поцелует или даже не отругает за порванные штаны. Да пусть бы ругала каждый день, только бы жила!!

– Наденька, Маша, я считаю, что я должен сам Егору о его маме рассказать, – это сказал нам Роман Петрович утром, когда мы узнали о том, что Варвары больше нет, – сам и не при всех. Мужчины плачут, но не при женщинах…

Возразить на это было нечего, и мы с Надеждой Федоровной согласились.

– Наденька, а ты Аннушке расскажи. Она девочка, лучше будет, если ей об этом ты сообщишь, согласна?

– Да, Ромушка, согласна.

От такого обращения Надежды Федоровны к своему мужу у меня защемило в груди – столько было тепла и любви в этом обращении женщины к своему мужу!

Дети спустились на завтрак уже умытыми, но всё равно ещё сонными и пахнущими тем особенным утренним запахом детства. Ещё год, два и от них этот запах уйдет. Подростковые изменения внешности, а с ней и запаха – неизбежность. Природа возьмет свое. Так должно быть и так будет, а пока…

Пока они ещё дети, и им сегодня предстоит узнать совсем не детскую новость.

– Доброе утро! – Анюта переобнимала всех нас по очереди. Досталось и мне её обнимашек.

– Доброе утро! – Егор замялся, явно не зная как быть ему.

– Доброе! – Надежда Федоровна пришла на выручку мальчику и обняла его первая. Он в ответ обнял, смущаясь и явно не совсем зная, как быть.

Я не стала смущать мальчика объятиями, просто погладила его по голове, попытавшись заодно и пригладить его вихры. Мы решили, что сначала накормим детей, а уж потом будут серьезные разговоры. Нам, взрослым, есть не хотелось, но мы все понимали, что день у всех будет не из легких, поэтому пришлось заставлять себя съесть хоть пару ложек каши.

После того, как дети позавтракали, Роман Петрович обратился к Егору:

– Егор, я хочу с тобой поговорить.

Мальчик взволнованно вскинул свои глазенки на адмирала.

– Пойдем в мой кабинет. Там нам будет удобнее!

Услышав это, даже Анюта притихла. Хотя она, в силу своего характера, ну и, конечно, ещё не зная всего, щебетала за столом больше всех.

Едва мужчины ушли в кабинет, мы с Надеждой Федоровной переглянулись и она обратилась к Анюте:

– Аннушка, я должна тебе рассказать то, о чем там сейчас говорят дедушка и Егор.

Слез у девочки не было. Зато была фраза:

– Егор сказал, что сегодня утром к нему приходила мама и сказала ему, что очень любит его, но уезжает.

Мы с Надеждой Федоровной, услышав это, переглянулись. Именно под утро Варвара и умерла.

– Бабушка, это был её дух, да?

– Да, Аннушка, это была её душа. Так мама Егора прощалась с ним.

– Теперь понятно, почему она сказала Егору, что больше не приедет, а будет ждать его там. И взяла с Егора слово, чтобы он долго к ней не приезжал. Очень долго! И что она всегда будет с ним рядом и всегда будет его любить и ждать. Очень долго ждать. Бабушка, а очень долго – это всю жизнь?

– Да, Аннушка, мама Егора завещала ему прожить долгую жизнь.

– Это хорошо, – кивнула Анюта и затихла.

Роман Петрович и Егор вышли из кабинета, держась за руки, и я видела, как Роман Петрович едва кивнул головой на вопросительный взгляд жены. Мальчик был сосредоточен и серьезен. Едва они вошли в гостиную, он отпустил руку мужчины и подошел к Надежде Федоровне.

– Надежда Федоровна, мне Роман Петрович сказал, что я теперь буду жить у вас.

– Если ты, конечно, не возражаешь! – тут же откликнулась она.

– Нет. Не возражаю! Мне только надо свои вещи забрать.

– Конечно, заберем! – кивнула она мальчику, – всё, что ты хочешь забрать, то и заберем.

– Бабушка, а у Егора теперь тоже будет своя комната?

– Конечно, будет! У нас же есть на втором этаже одна гостевая спальня. Вот теперь она и будет комнатой Егора. Согласен, Егорушка?

– Да.

– Ну, вот и хорошо!

– Наденька, вы тут помогите Егору устроиться, а мне ехать надо. Надо оформить все бумаги, ну и прочее, – тяжело вздохнул Роман Петрович.

Роман Петрович уехал заниматься похоронами Варвары, а мы занялись устройством Егора.

Комната, которую Надежда Федоровна назвала гостевой, была напротив моей, точнее, комнаты Игоря, которую сейчас занимала я. Можно было предположить, что она будет зеркальным отражением, но нет. Она была больше и имела балкончик.

– Мы эту комнату когда-то отдали Евгении. Она не могла спать с Игорем в одной кровати, говорила, что не высыпается! – усмехнулась Надежда Федоровна. Я кивнула, Анюта мне про это говорила, так что да, я знала, что её родители не спали в одной спальне. Я то кивнула просто, не задумываясь, а вот Надежду Федоровну моё согласное кивание головой, похоже, озадачило, но она продолжила:

– Но Евгения здесь была всего три раза. Аннушка тогда совсем маленькая была и, должно быть, не помнит уже этого. Не любила её мать к нам приезжать. Ей у нас …

– Море было холодным, – закончила фразу я, – мне Анюта рассказала.

– Да, – согласно кивнула Надежда Федоровна и тяжело вздохнула.

– У этой женщины потрясающая способность получать всё самое лучшее, – произнесла я, вспомнив, что и в их доме в Ромашкино у Евгении была самая лучшая комната.

– Да. Вот только ценить она это не умеет! – закончила разговор Надежда Федоровна, явно имея ввиду не только комнату. Упс! Неудобно получилось.