– …а наяву превращалась в злую ведьму? – фыркнула Марианна.

– Не надо преувеличивать – не в злую ведьму, а в сердитого ежа, на колючки которого я постоянно натыкался, – улыбнулся Робин.

– Тогда ты рисковал, что, разбудив меня, найдешь ежа под боком!

– Я бы обнял тебя, спящую, прижал бы к себе так, чтобы ты не смогла вырваться. Стал бы целовать тебя так нежно, чтобы твое пробуждение было постепенным, а не внезапным. Чтобы ты перепутала сон с явью, а когда поняла бы, что не спишь, осталась бы такой же любящей и милой, какой я тебя осторожно привел бы из твоих снов, – шептал Робин, целуя Марианну так же, как рассказывал ей сейчас.

– Ты все продумал, – прошептала Марианна, отвечая Робину такими же нежными поцелуями, прикасавшимися к его лицу лепестками цветов, – а мог бы просто однажды поцеловать меня наяву – и у меня не хватило бы сил противиться тебе!

Услышав ее слова, Робин усмехнулся, отстранил Марианну и посмотрел в ее светлые, полные мягкого серебра глаза.

– Правда? А помнишь, я поцеловал тебя полмесяца назад? – спросил Робин и довольно жестко сказал: – Ты уже тогда могла бы остаться, а не убегать от меня.

– Не могла, – тихо, но твердо ответила Марианна, – ты накануне провел ночь с другой женщиной.

– Мне казалось, что мы договорились: все это в прошлом! – с усмешкой напомнил Робин.

– Так и есть, – ответила Марианна, отвечая ему ясным спокойным взглядом, – но ты спросил, почему я не осталась тогда, и я всего лишь объясняю тебе, в чем была причина.

Закрыв глаза и улыбнувшись счастливой улыбкой, Марианна потерлась щекой о мягкие волосы Робина.

– Знаешь, я сейчас подумала: а если бы ты не привез меня вчера в этот дом? И мне стало страшно! – призналась она.

– А ты больше не думай об этом, – улыбнулся Робин, – я принял решение еще днем, когда мы с тобой укрывались в овраге. После боя ты посмотрела на меня такими глазами, что мы едва там и не остались! Только мысль о том, что вокруг рассыпался целый отряд стрелков, меня остановила, и я решил, что увезу тебя вечером в этот дом.

– Но уже через несколько минут ты так накричал на меня! – с упреком заметила Марианна.

Робин приподнял ее над собой и, посмотрев ей в глаза, с едва заметной укоризной покачал головой:

– Радость моя, ты, конечно, спасла бы мне жизнь, закрыв собой. И отняла бы ее, если бы та стрела тебя убила. Прости меня за несдержанность, которую я проявил, но за те мгновения у меня перед глазами пронеслась вся моя жизнь без тебя. Безрадостные дни, пустые, холодные ночи – и те и другие, наполненные вечной болью потери. Прошу тебя, никогда так больше не делай!

– Не буду, не сердись! – улыбнулась Марианна. – Вилл уже подсказал мне, как надо было поступить, осталось только потренироваться: тебя не так-то просто свалить с ног!

– Тебе-то как раз не сложно! – рассмеялся Робин. – Сама видишь: я уже полдня лежу в постели!

Он уложил ее рядом с собой и, став серьезным, сказал:

– А вечером у меня вообще не осталось выбора, поскольку я не успел перехватить Вилла с его разговором к тебе. Надо было немедленно увозить тебя, чтобы не вытаскивать потом из его постели.

Рука Марианны, лежавшая в ладони Робина, вздрогнула и окаменела. Марианна попыталась высвободиться, но Робин лег щекой на ее ладонь.

– Если ты сейчас выдернешь руку, то ударишь меня по лицу, – улыбнувшись, предупредил он. – Ударишь?

– Нет, – сдалась Марианна, – но как ты мог подумать, что я соглашусь на предложение Вилла?!

– Мне приятна твоя уверенность, но Вилла ты серьезно недооцениваешь. Я сам виноват: не считал никого из стрелков равным себе соперником и упустил из виду именно Вилла, поскольку он мой брат. А он-то очень опасный соперник! И при всей своей осведомленности ничего не знал о нас с тобой и счел тебя законной добычей того, кто первым схватит.

– Я не хотела бы оказаться причиной раздора между вами! – с тревогой воскликнула Марианна.

– Ты и не станешь, потому что никакого раздора не будет, – спокойно ответил Робин, бросив на Марианну взгляд, по которому она поняла, что он не намерен продолжать этот разговор, считая, что сказанного достаточно.

Оставив Марианну, он легко поднялся с кровати, взял с пола пустой кубок и, как и прежде, не стесняясь своей наготы, подошел к сундуку, из которого достал кувшин с вином. Марианна не сводила с него глаз, любуясь каждым его движением и думая о том, что почти забыла, как он совершенен в любой линии его сильного тела, исполненного грации леопарда.

Наполнив кубок вином, Робин вернулся к Марианне и сел рядом с ней на кровать.

– А теперь, милая, ты вернешь мне слово, – сказал Робин, поставив кубок на пол, и, посмотрев Марианне в глаза, протянул к ней руки ладонями вверх, – и примешь мое!

Марианна села напротив него, положила ладони поверх ладоней Робина и торжественно произнесла:

– Я, Марианна Моруэнн Невилл, даю тебе слово в том, что стану твоей женой!

– Я, Роберт Рандвульф Рочестер, принимаю твое обещание и даю тебе слово в том, что стану твоим мужем.

Робин подал Марианне кубок, она выпила из него половину, вернула кубок Робину, и он допил остававшееся в нем вино.

– Тебя не смутила краткость наших клятв? – рассмеялась Марианна, проводя ладонью по щеке Робина и не сводя с него любящих глаз.

– Нет! – рассмеялся он в ответ, целуя ее ладонь. – Все-таки это уже третья наша помолвка! Вот когда будем стоять у алтаря, тогда я не упущу из брачного обета ни единого слова, и ты лучше заранее выучи наизусть все, что должна будешь мне пообещать!

Посмотрев на Марианну долгим задумчивым взглядом, Робин провел кончиками пальцев по ее лицу и сказал:

– Знаешь, милая, мне казалось, что я любил тебя так сильно, что с большей силой и невозможно любить! Но, наблюдая за тобой все время, что ты провела в Шервуде, я понял, что ошибался. Я видел, как тебе было трудно. Иной раз я даже ждал, что ты не выдержишь, поддашься усталости, вспомнишь, что ратное дело не женское занятие. Но нет! У тебя оказалась исключительная воля и такая сила духа, что ты приводила меня в восхищение. Ты падала с ног от изнеможения, мокла под дождем, кормила комаров, терпела зной, но лишь крепко стискивала губы. Ни одного слова жалобы! И, видя твое упорство, я чувствовал, как моя любовь к тебе растет с каждым днем, что ты проводила в лесу рядом со мной.

Марианна слушала его, поддаваясь ласковому скольжению его пальцев, и, когда он замолчал, тихо призналась:

– Помнишь, в нашу первую ночь ты сказал мне, что я не узнаю тебя, увидев таким, каким ты можешь быть в Шервуде? Ты действительно оказался иным, чем я себе представляла, хотя я полагала, что хорошо знаю тебя. Но я ошибалась: ты открылся мне совсем с другой стороны. Да, ты жесткий, требовательный, можешь быть беспощадным, но при этом никогда не поступаешься справедливостью. Оставаясь на недосягаемой высоте, ты все время был рядом с нами, не то что терпя все неудобства, но попросту не замечая их. Считая, что я потеряла в тебе возлюбленного, я полюбила тебя как правителя и командира. Если до Шервуда я просто любила тебя, то сейчас я горжусь тем, что твой выбор пал на меня!

– Да, милая! Я подмечал в твоих глазах восторг, – ответил Робин и от души расхохотался. – Признаюсь, меня это сначала обескуражило, а потом позабавило. Ты единственная на свете женщина, которую можно покорить не куртуазными речами, а приказами военачальника!

– А ты? – рассмеялась в ответ Марианна. – Кто, кроме тебя, мог восхищаться в женщине отнюдь не женскими свойствами?

Продолжая смеяться, Робин заключил Марианну в объятия и поцеловал ее в шею.

– Сердце мое! – шепнул он. – Знаешь что?

– Что? – так же шепотом спросила Марианна, закрыв глаза, когда почувствовала прикосновение его губ.

– Сними с себя эту сорочку, пока я не порвал ее!

Рассмеявшись, Марианна сбросила свой единственный покров и нырнула обратно в объятия Робина, руки и губы которого немедленно завладели всем ее телом. Она плавилась, словно мягкий воск, в его ласках, а он опять был томительно нетороплив, окуная ее в экстаз, как в теплую воду. Потом ждал, пока она придет в себя, наблюдая за ее отрешенным лицом, и вновь заставлял загораться огнем. И она оживала, выгибалась в его руках, стараясь прильнуть к нему так тесно, как только могла, целовала обнимавшие ее руки, ловила ртом воздух, не слыша собственных стонов и шепота, в котором было только его имя. Лишь когда ее ладонь постучала по его плечу в знак того, что он довел ее до полного изнеможения, тогда он позволил себе закончить эту сладкую муку. И теперь уже она, успев очнуться, ловила его дыхание, в котором стон мешался с ее именем и вновь переходил в стон.

– Ты словно путник, измученный жаждой, – прошептала Марианна, когда он замер, уронив голову рядом с ее головой. – Если бы я была ручьем, ты не оставил бы ни капли воды!

– Истинная правда, – подтвердил Робин, и сквозь ресницы мелькнула полоска сини его приоткрывшихся глаз. – Ты так долго держала меня поодаль, что теперь я не выпущу тебя из постели. Знала бы ты, какой мукой было находиться рядом с тобой и не сметь прикоснуться! Стоило мне бросить взгляд в твою сторону, как меня сводила судорога от усилий не стащить тебя с седла и не уложить спиной на траву! У тебя хватит сил принести мне вина?

Она кивнула и, встав с постели, рассмеялась: он был прав, ее колени подгибались от слабости. Встретившись с ним глазами, она увидела в них знакомое ей тайное торжество победителя и рассмеялась вновь. Заметив, что она собирается подобрать с пола сорочку, он улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Робин! – только и смогла сказать Марианна в ответ.

– Принеси мне кубок с вином, – рассмеялся он и потянулся всем телом, – а там посмотрим!

Они снова пили вино вдвоем из одного кубка, а когда он опустел, Марианна поставила его на пол и прилегла рядом с Робином. Он прижал ее голову к своему плечу, Марианна обвила рукой его шею и тихо сказала: