– Пойдем отсюда! – заторопился Хьюберт. – Ты-то уедешь к себе, а мне Вилл устроит трепку. Он же предупредил, чтобы мы не болтали о Робине, а мы как раз этим и занимаемся!

Алан усмехнулся в ответ и поспешил подойти к Виллу, который неподвижно застыл на пороге трапезной, сложив руки на груди и расправив плечи так, словно готовился отразить нападение. Вилл с сердитым видом выговорил менестрелю Шервуда, повернулся и исчез в трапезной.

– Хьюберт, – Мач робко окликнул стрелка. – Почему вам так не по душе леди Марианна?

– О, ты все это время был здесь? – с досадой воскликнул Хьюберт, обнаружив юношу, но не стал долго огорчаться. – Она по душе Робину, парень, чего же ей еще желать? Пока он ее любит, нравится нам это или нет, мы обязаны чтить ее!

– Как Вилл Скарлет? – уточнил Мач, пытаясь вникнуть в хитросплетения отношений в лагере лорда Шервуда.

Хьюберт насмешливо вскинул бровь и посмотрел на серьезного и сосредоточенного Мача:

– Не ошибись в Скарлете, мой маленький приятель! Он-то, хотя любому перережет горло за Робина, руководствуется только собственными симпатиями или неприязнями. Виллу многое дозволено: он не только друг Робина, но и его брат, к тому же старший!

– Разве в Шервуде все решает, как к тебе относится Робин? – недоверчиво спросил Мач.

Он вспомнил лорда Шервуда таким, каким тот был в разговоре с Гаем Гисборном, потом по пути домой, при встрече с Марианной, и вся его душа взбунтовалась. Лорд Шервуда одинаково понравился Мачу в любом из своих обличий. Ему показалось, что Алан и Хьюберт, разговаривая о Марианне, одновременно упрекали Робина в его привязанности к ней так, словно в этой привязанности находили зло.

Хьюберт с усмешкой читал все мысли Мача, отражавшиеся на его простодушном лице.

– Вот и ты уже заворожен нашим лордом! – подытожил он свои наблюдения и хлопнул Мача по плечу: – Перестань хмуриться! Мы все любим лорда Робина и преданы ему, потому нас так и тянет посплетничать о нем иной раз. Ничего, поживешь, разберешься сам во всем и освоишься. Сразу предупрежу тебя: Робин весьма строг к своим стрелкам и никому не дает поблажек. Расскажи, как ты оказался в Шервуде, да еще сразу у нас.

Вопрос Хьюберта вернул Мача к горестям и приключениям минувшего дня.

– Я убил оленя под носом у лорда Гисборна.

Услышав его ответ, Хьюберт протяжно засвистел.

– Так Гисборн вернулся? Плохие новости! – он перевел взгляд на Мача и рассмеялся: – Ну и как сэр Гай, быстро пришел в себя от подобной дерзости?

Мач невесело передернул плечами в ответ.

– Ладно, не унывай! – приободрил его Хьюберт и, обняв юношу за плечи, подтолкнул к дверям трапезной. – Шервуд надежнее любого города или селения! Ты ведь голоден? Я тоже. Идем! Саксонка, наверное, уже успела распорядиться, чтобы на ужин приготовили что-нибудь повкуснее в честь твоего прибытия в Шервуд.

Глава девятая


Марианна приоткрыла глаза: обнаженным плечам стало холодно под дуновением ночного ветра, залетевшего в неплотно прикрытые ставни. Сентябрь сменился октябрем, и хотя днями было почти по-летнему тепло, ночи становились ощутимо прохладными. Она подтянула к шее покрывало, но сон уже оставил ее. Марианна приподнялась и, облокотившись, положила подбородок на ладонь и посмотрела на Робина.

Робин спал. Марианна долго смотрела на его лицо, освещенное огнем, догоравшим в камине. Ее теплая ладонь осторожно легла на лоб Робина, убирая растрепавшиеся во сне пряди темных волос. Низко склонившись, Марианна вгляделась в спокойное во сне любимое лицо. Ее нежные губы почти дотронулись до его сухих полуоткрытых губ, но, побоявшись разбудить Робина, с еле слышным вздохом сомкнулись без поцелуя.

Ресницы Робина дрогнули, и тяжелая рука опустилась на затылок Марианны, примяв ее волосы. Марианна подняла голову и увидела, как сверкнули синью его сонные глаза из-под темных ресниц.

– Я разбудила тебя, родной! – укорила себя Марианна.

Глаза Робина, теперь уже ясные, словно он вовсе не спал, улыбнулись ей. Он смотрел на нее мягким и нежным взглядом, любуясь Марианной, и ей – в который раз! – почудилось, что в глубине его глаз мелькнула и скрылась тень непонятной печали. Робин провел ладонью по отросшим до плеч волосам Марианны, пропуская шелковистые прядки между пальцами, лаская их и играя ими. Потом его пальцы очертили контур ее лица, погладили тонкие изогнутые брови, нежные скулы, дотронулись до крыльев точеного носа, до уголков рта, проследили голубую жилку на шее и легли на грудь. Марианна остановила руку Робина, положив поверх нее ладонь, и Робин, не отнимая руки, обнял Марианну и привлек к себе.

– Никак не могу понять такой взгляд, каким ты на меня сейчас смотрел, – прошептала Марианна, зачарованно глядя в синие глаза Робина. – Ты смотришь на меня так странно, а твои пальцы словно запоминают меня!

Робин бережно поцеловал ее в краешек рта.

– Я действительно хочу запомнить тебя, – ответил он, глядя в ее большие серебристые глаза. – Хочу, чтобы глаза помнили твое лицо, а руки – твое тело, его тепло. Видишь, милая, ты не ошиблась, поняла все правильно.

Марианна покачала головой:

– Нет, в твоих глазах было что-то еще, снова ускользнувшее от меня. Ты сам не знаешь, до чего красноречивы твои глаза, даже если ты молчишь! Когда ты устаешь или тревожишься, они темнеют почти дочерна. Когда сердишься, они светлеют, словно покрываются льдом, и становятся такими холодными!

– А когда я с тобой? – с улыбкой перебил ее Робин.

– Тогда они принимают цвет вечернего неба в час, когда на нем загораются первые звезды, и у меня кружится голова, стоит только в них заглянуть! – ответила Марианна.

– Я люблю тебя! – прошептал он, нежно прикасаясь губами к ее губам.

Когда поцелуй оборвался, Марианна склонила голову Робину на плечо и обняла его. Робин, сомкнув руки у нее на спине, обвел глазами комнату и внезапно спросил:

– Послушай, а как я здесь оказался? Совершенно не помню ни ужина, ни того, как вышел из-за стола и добрался до постели!

Марианна вскинула голову и рассмеялась, встретив его непритворно удивленный взгляд:

– Ты действительно не помнишь?

Он покачал головой, и она насмешливо улыбнулась:

– Ты не ужинал и не вставал из-за стола! Ты уснул, едва сев за стол, и прежде чем мы подали ужин. И Вилл вместе с тобой. Кэтти и я пытались вас разбудить, но вы оба спали как убитые. Джон по очереди растащил вас по постелям. Ты только сонно бормотал, когда я раздевала тебя.

– Хорошо, что он не перепутал, кого из нас куда уложить! – рассмеялся Робин и попросил, выпуская Марианну из объятий: – Принеси мне вина, ласточка!

Облокотившись о постель, Робин с улыбкой в глазах наблюдал за Марианной, которая бесшумно скользила по комнате, доставая кубки для Робина и себя, наполняя их из кувшина светлым прозрачным вином. Как же она хороша, особенно сейчас, когда на ее нежной коже, изгибах юного тела причудливо играли блики света и переливы теней. Несмотря на усталость, разлитую по телу ленивой истомой, Робин почувствовал, как в крови вспыхнули и пробежали по жилам огненные язычки желания.

Она вернулась к постели, подала один кубок Робину и, удерживая второй так, чтобы не расплескать, забралась под покрывало, удобно устроившись между колен Робина и улегшись спиной ему на грудь. Пальцы Робина ласково и лениво заскользили по ее волосам.

– Значит, мы с тобой не только не виделись два дня, но даже вечером не успели поговорить. Расскажи, чем ты занималась, пока меня не было.

– У меня было много дел, – ответила Марианна, маленькими глотками отпивая вино. – Позавчера мы прибирались и мыли полы во всех комнатах, в купальне и в трапезной – на это ушел целый день. Вчера Вульфгар и Бранд привезли с охоты кабана и двух оленей, и мы всю первую половину дня занимались мясом – солили, коптили. Потом пересчитывали с Кэтти запасы в кладовой. Надо будет отправить на мельницу зерно, а то мука заканчивается. Ты скажи мне, куда.

– Я завтра сам этим займусь. Пару дней побуду в лагере: у меня тоже накопились дела по хозяйству, заодно и тебе помогу, – ответил Робин, гладя ее кончиками пальцев по шее. – А что ты делала потом, после пересчета запасов?

– Потом… Перестань, Робин, я забываю, о чем только что сказала, когда ты так делаешь! – рассмеялась Марианна, невольно поддаваясь ласкающим движениям его руки. – Потом чинили отложенную в стирку одежду, готовили ужин, а перед ужином я немного погуляла с Дэнисом.

– Немного – это как далеко?

– Съездили к Виллу Статли, – закончила рассказ о своих заботах и делах Марианна потерлась щекой о руку Робина, лежавшую у нее на груди. – Ты будешь дома целых два дня? Как же я рада!

– Соскучилась? – улыбнулся Робин.

– Конечно! Когда тебя подолгу нет, мне становится не по себе.

Робин оторвал ее от своей груди и, повернув к себе лицом, внимательно посмотрел в глаза Марианны.

– Не по себе? – переспросил он, и его взгляд из спокойного стал пристальным и настороженным. – Что тебя пугает? Или кто?

Марианна опустила глаза, но он сжал ей плечо, настойчиво требуя ответа. Она поняла, что избежать объяснений не получится, и теперь досадовала на неосторожно вырвавшиеся слова. Конечно, он подумал, что ей самой что-то угрожает. А она тревожилась за него, но не должна была показывать ему – воину – эту тревогу.

– Мэриан! – ласково, но требовательно окликнул Робин. – Я жду!

Она подняла голову, посмотрела ему в глаза и, решившись, спросила:

– Робин, что означает – носить на плащах?

Он испытующе посмотрел на нее и, помедлив, спросил:

– От кого ты слышала эти слова?

– Дэнис сегодня обмолвился невзначай, что тебя ни разу не носили на плащах с тех пор, как ты возглавил Шервуд, – сказала Марианна и прочитала ответ на свой вопрос в глазах Робина, прежде чем он успел отвести их.

Догадавшись по выражению лица Марианны, что она сама поняла значение слов, сказанных Дэнисом, Робин обнял Марианну и прижал ее голову к своему плечу. Его глаза сердито потемнели.