Она ожидала, что он будет все отрицать, но Вилл смотрел на Мартину с прежним спокойствием и, когда она замолчала, улыбнулся и сказал:

– В чем-то права, в чем-то нет. Да, я не забуду Элизабет и не хочу ее забывать. Будь Марианна свободна, я добился бы ее, не раздумывая ни минуты. Но она не свободна и никогда не будет свободна. Поэтому я не вижу смысла сокрушаться о том, что для меня невозможно.

– И ты считаешь, что, услышав то, что ты сейчас сказал, я приму твое предложение? – Мартина даже рассмеялась.

– А тебя настолько смущает то, что ты обо мне узнала, чтобы ты его не приняла? – усмехнулся Вилл.

Мартина, не выдержав, жарко ответила:

– Да! Вступая в брак, двое должны любить друг друга. Или, по крайней мере, не любить других. Ты говоришь, я оставила Робина в покое. Хочешь проверить? А если окажется, что ты ошибся, долго сможешь терпеть? А я, зная о том, что никогда не смогу стать единственной в твоем сердце, как быстро я возненавижу тебя? Тоже хочешь узнать? Мы с тобой случайно оказались вместе, нам сейчас хорошо, и этого достаточно, Вилл. Давай не будем портить друг другу жизнь.

Вместо ответа Вилл привлек Мартину к себе и ловким движением перекатил ее на спину, подминая под себя.

– Как ты сама решишь, Марти! – прошептал он, обнимая ее, мгновенно ставшую покорной его рукам. – Но если передумаешь, скажи мне об этом.

Вновь принимая его и еще не успев раствориться в нем, она знала, что не передумает. И даже отвечая ему поцелуями, а потом, потеряв себя в нем, снова шепча его имя, она все равно помнила о своем решении и понимала, что он тоже знает об этом: она не передумает.

Глава двадцать третья


– Ты спишь, моя радость? Проснись!

Ласковый голос Робина проникал в спящее сознание Марианны. Не открывая глаз, она улыбнулась во сне, но голос продолжал настойчиво звать ее:

– Открой глаза, посмотри на меня!

Ей бы уже встревожиться: эта вкрадчивая интонация совершенно несвойственна Робину. Но Марианна была не в силах устоять перед самим его голосом и открыла глаза. Вместо того чтобы привычно утонуть в темно-синих глазах Робина, она увидела подземелье Ноттингемского замка. Вскрикнув от испуга, Марианна невольно поднесла ладонь к глазам, когда силуэт стоявшего перед ней мужчины стал отчетливым и принял очертания Гая. Он со злым торжеством рассмеялся над ее усилием заслониться от него и с той же вкрадчивостью произнес:

– Ты так доверчива, принцесса! Тебя легко обмануть. Надо всего лишь принять облик Шервудского Волка, чтобы заполучить твою душу. Разве ты не знаешь, что я оборотень? Для меня не составит труда принять любое обличье!

Марианна отпрянула, но незримые оковы надежно держали ее, не давая сделать ни шага. Задыхаясь от ужаса, который ледяными волнами захлестывал сердце, она смотрела в глаза Гая, горевшие темным огнем. Гай улыбнулся и оказался совсем рядом с Марианной.

– Как ты бледна! – прошептал он и провел ладонью по ее щеке. – Почему? Неужели настолько не рада нашей встрече?

Она попыталась увернуться от его руки, но не смогла даже пошевелиться. Гай продолжал гладить ее по лицу и лишь тихо смеялся, наблюдая за тщетными попытками Марианны высвободиться из невидимых пут.

– У тебя ничего не получится, – сказал он, когда она обессилела, но так и не смогла обрести свободу. – Ты – моя, Марианна. Всегда была моей и всегда останешься.

Осознав свою беспомощность, Марианна страстно воззвала в душе к Робину и почувствовала в ответ мощный приток силы и тепла. Она сумела отбросить руку Гая, но, едва ей удался первый шаг к освобождению, как лицо Гая исказилось от предельного усилия воли и Марианна вновь оказалась связанной по рукам и ногам.

– Он далеко, принцесса! – рассмеялся Гай, когда понял, что снова властен над Марианной. – Не зови его. Рано или поздно я убью Шервудского Волка, и тогда никто не будет стоять между мной и тобой. Ах да! – вдруг вспомнил он и поморщился. – Его брат – еще один из волчьего рода Рочестеров! Он, конечно, попытается завладеть тобой, но я убью и его. Ты вернешься ко мне и станешь моей, только моей. Мне больше не придется делить тебя ни с кем!

Он обнял ее и припал губами к ее плечу, лаская жесткими грубыми пальцами ее волосы.

– Оставь меня! – простонала Марианна, откидывая голову, чтобы хоть так отдалиться от Гая. – Ты мне противен!

Ее слова подействовали на Гая как пощечина. Отпустив Марианну, он отошел от нее и встал поодаль, не спуская с нее мрачных насмешливых глаз.

– Вот как! Противен! – повторил он, и в его голосе забурлила с трудом сдерживаемая ненависть. Но Гай сделал над собой усилие, и в его голос вернулась затягивающая и вязкая, как трясина, вкрадчивость: – Ты напрасно так неласкова со мной, принцесса. Я приготовил для тебя подарок. Смотри!

Он сделал шаг в сторону и вытолкнул из-за своей спины мальчика одного возраста с Дэнисом. Но это не был сын Вилла, и у Марианны больно сжалось сердце, когда ее глаза встретились с темно-синими глазами мальчика. Она рванулась к нему, но оковы воли Гая удержали Марианну на месте.

– Да, принцесса, – тихо сказал Гай, читая по искаженному горем лицу Марианны все ее мысли. – Это твой сын. Каким он мог быть, не убей ты его своей преданностью Шервудскому Волку. Он, кстати, простил тебе гибель сына? На словах, конечно, простил, а в сердце? Думаю, нет. Никто на его месте не смог бы простить тебя, своенравная, непослушная женщина! Помнится, ты говорила, что не хотела бы отвечать на вопрос сына, что сталось с его отцом. Так расскажи сыну, что сталось с ним самим, когда ты сделала выбор в пользу его отца.

– Нет, нет! – прошептала Марианна, задыхаясь от безумной тоски и не сводя глаз с сына, который молча смотрел на нее глазами Робина. – Я любила тебя, мой мальчик!

– Слышишь? Она любила тебя! – Гай посмотрел на мальчика и ласково потрепал его по волосам, таким же темным, как у Робина. – Твоя мать – страшная женщина, малыш. Ее любовь приводит только к смерти. Она пожертвовала тобой, лишь бы ты не достался мне.

Он перевел взгляд на Марианну и достал из-за пояса нож.

– Надеюсь, ты вдоволь налюбовалась на своего волчонка?

– Не делай этого! – отчаянно закричала Марианна, увидев, как стальное лезвие ножа легло на горло ее сына. – Я умоляю тебя!

– И напрасно, – безжалостно ответил Гай. – Смотри, принцесса, хорошенько смотри! То, что я сделаю, ничем не отличается от того, что сделала ты, когда отказалась от своего ребенка ради Шервудского Волка.

Скользящее движение лезвия, и Марианна захлебнулась звериным воплем, глядя, как из-под ножа яркой струей брызнула кровь.

– Нет! Нет! – кричала она и изо всех сил рванулась к оседавшему на пол мальчику.

Удерживавшие ее путы внезапно исчезли. Она подбежала к упавшему ребенку, склонилась над ним, чтобы подхватить его тело и прижать к груди, как вдруг все исчезло. Марианна широко открыла глаза и пришла в себя.

Гай, сын, темница – все это вновь привиделось ей во сне, и она проснулась от собственных криков. Перед ее ослепшими от слез глазами проступила и обрела четкость скромная обстановка их с Робином комнаты, и она поняла, что находится в сердце Шервуда, а не в Ноттингеме. Крупная дрожь сотрясала все тело, простыни были влажны от пота. Марианна провела ладонью по лицу и обнаружила, что скулы мокры от слез, пролитых во сне. Бросив взгляд на половину постели, где обычно спал Робин, она увидела, что постель пуста, и вспомнила, что он отправился по дозорным постам, дождавшись, пока она заснет.

Марианна перевела дыхание и невесело рассмеялась, когда поняла, что отсутствие Робина обрадовало ее, а не опечалило. Ей ни разу не удалось молча очнуться от кошмарных снов, которые мучили ее которую ночь подряд. Прежде чем она просыпалась сама, ее будил Робин, которого вырывали из сна ее отчаянные крики. Всегда одни и те же: «Нет!!!»

– Что тебе все время снится? – не выдержав, спросил он, когда в очередной раз был разбужен ее криками и метаниями, и крепко прижал Марианну к себе, успокаивая поцелуями, скользящими по ее лбу. – Что тебя так мучает?

– Темница шерифа. Гай, – ответила она, задыхаясь от сердцебиения и глядя перед собой широко открытыми глазами.

– Только это?

– Да, – ответила Марианна, не отворачиваясь от его пристальных глаз: она была уже достаточно сильна в тайных знаниях, чтобы защищаться и от его взгляда.

Она не могла, да и не хотела рассказывать, что в каждом сне она видит сына. И в каждом сне видит, как он умирает от руки Гая – так или иначе, но умирает. С Робина достаточно того, что и так, наяву, она не смогла сберечь его сына, того, что ему пришлось рисковать товарищами и собой, чтобы вызволить ее из плена и спасти от смерти. И посвящать его в жуткие подробности ее снов – лишь причинять страдания, которых ему и так хватило с избытком.

Поверил Робин Марианне или нет, неизвестно. Он налил ей успокаивающего настоя и, глядя, как она пьет снадобье, негромко сказал:

– Пройдет, Мэри. Со временем должно пройти.

Этим вечером он велел ей выпить сильнодействующий сонный отвар. Она отказывалась, но он настоял.

– Меня не будет рядом с тобой ночью. Я хочу быть уверен в том, что ты уснешь крепким сном, который ничто не сможет потревожить, и проспишь до самого утра.

Отвар подействовал, но иначе, не так, как ожидал Робин. Если раньше холодное покалывание аквамарина выдергивало ее из кошмара, то на этот раз, несмотря на пронзительный холод оберега, действие отвара долго не позволяло очнуться от сна.

Марианна поднялась с постели, развела огонь в камине и, приоткрыв ставни, выглянула в окно. Судя по темноте и яркости звезд, усеявших безоблачное небо, до рассвета было еще очень далеко. Она сняла сбитые влажные простыни, достала из сундука свежие, от которых исходил аромат лаванды, и перестелила постель. Сбросив с себя промокшую от пота ночную сорочку, Марианна подошла к зеркалу и вгляделась в свое отражение.