Я смотрел на отца и очень надеялся, что ослышался. Я никогда не претендовал на графский титул, никогда и в мыслях не посягал на права Робина, так почему от меня требовали письменного подтверждения верности? Но, выдворив Эдрика, отец с досадой сказал: «Да, мой мальчик, пойми меня правильно! Необходимо, чтобы ты принес Робину вассальную присягу и официально отказался от претензий на титул и владения, хотя, конечно, у тебя будут свои земли».

– Вилл, он не хотел оскорбить тебя! – быстро сказала Марианна, у которой сердце сжалось так, словно она присутствовала при том разговоре отца с сыном. – Граф Альрик желал избежать междоусобицы, которую могли затеять его враги, воспользовавшись твоим старшинством и законными правами Робина! Рождение вне брака не является непреодолимым препятствием к наследству, особенно если претензии подкреплены старшинством. А признание тебя полноправным сыном и Рочестером почти уравнивало вас с Робином в правах.

– Да, это так, – подтвердил Вилл, и его лицо исказила гримаса горечи и сожаления. – Позже я осознал, что отец сумел бы мне все объяснить, не ранив при этом мою гордость. Сумел бы, не вмешайся Эдрик, который всегда и во всем видел во мне соперника Робина. И отец попытался объяснить, но было поздно. Я оскорбился до глубины души и закусил удила. Я встал, отвесил отцу глубокий поклон и холодно сказал: «Милорд! Я глубоко признателен, но вынужден отказаться. Я не нуждаюсь ни в вашем имени, ни в гербе, ни в любых прочих милостях, если они исходят от вас. Чтобы у вас впредь не возникали сомнения в моей верности вам и вашему законному сыну, я немедленно возвращаюсь к матери в Локсли и стану землепашцем, поскольку воина, угодного вам, из меня не получилось».

Я пошел к дверям, дрожа от гнева и обиды. Отец приказал мне вернуться, но я только оглянулся на него с порога и бросил ему со всей безжалостностью, на которую был способен: «Я устал быть вашим ублюдком, милорд. Лучше мне оказаться последним в Англии нищим, чем и дальше оставаться бастардом вашей светлости!»

Глаза Вилла внезапно повлажнели, и он запрокинул голову, прогоняя непрошеные слезы.

– Какое у него было лицо! – прошептал он охрипшим голосом и поморщился от невыносимой душевной боли. – Словно я ударил его! Я бросился в конюшню, оседлал коня и взлетел в седло. Не успел я пришпорить лошадь, как за мое стремя схватился Робин. «Куда ты, Вилл?! – спросил он, догадавшись по моему лицу, что произошло что-то неладное. – Куда ты? Ведь уже ночь! Что случилось?!» Он был ни в чем не виноват, он любил меня, и я любил его, он ничего не знал о моем разговоре с отцом, о словах Эдрика!

– Ты обидел его? – догадалась Марианна по отчаянию в голосе Вилла.

– Я ответил ему, что у него уже есть один верный пес – Эдрик, и с него достаточно, – тихо сказал Вилл. – Робин медленно отпустил мое стремя, глядя на меня почерневшими, ничего не понимающими глазами. Я хлестнул коня, приказал ратникам открыть ворота и покинул Веардрун. К полудню следующего дня я был в Локсли. Отец посылал за мной, я отказался вернуться, и он уехал один, без меня.

Потом приезжал Робин. Мы долго с ним разговаривали, я обо всем ему рассказал, мы помирились, но вернуться в Веардрун я отказался наотрез. «Вилл, – сказал Робин, прощаясь со мной, – я всегда опасался, что однажды между нами встанет вопрос о графском титуле. Я знаю, что ты не ищешь его, и, поверь, у отца тоже нет сомнений в тебе. Но другим нет дела до наших желаний. Это и беспокоило отца, который любит тебя всем сердцем!» Я холодно пожал плечами в ответ, и Робин уехал. А вскоре в Локсли пришла весть о том, что графа Альрика убили на обратном пути из Лондона, Веардрун взят штурмом, и молодой граф Хантингтон тоже погиб.

Лицо Вилла стало неподвижно-спокойным, и так же спокойны были его глаза и голос. Только пальцы – красивые, сильные пальцы воина – растирали в порошок клейкий, едва раскрывшийся ивовый лист.

– Я до сих пор не знаю, как пережил тот день! – прошептал Вилл. – Мать плакала, за один час постарев на добрый десяток лет. Отец погиб! И я никогда уже не смогу попросить у него прощения за свою необузданную непримиримость, за те слова, которые сказал ему на прощание. Он никогда не узнает, как я любил его и гордился тем, что я его сын. После первой волны горя меня оглушила вторая. Погиб и молодой граф… Робин! Ведь он стал графом после смерти отца, и вот уже нет и его. О Клэр было ничего неизвестно. Не дожидаясь рассвета, я оседлал коня и бросился в Веардрун.

Путь был долгим, и по дороге на постоялом дворе я встретил Вульфгара. В Веардруне он был одним из конюхов, и от него я узнал, что Робину удалось избежать смерти и с помощью Эдрика выбраться вместе с сестрой из захваченного Веардруна. Куда они отправились, Вульфгар не знал. Эдрик послал его позаботиться о погребении графа Альрика и погибших с ним ратников. В моей душе появилась надежда, мне надо во что бы то ни стало найти следы Робина и разыскать его самого. Но сначала я должен был исполнить последний долг перед отцом.

Утром мы с Вульфгаром были там, где отец попал в засаду. Изрубленный мечами, он так и лежал возле дороги в окружении тел своих ратников. Мы не могли предать тела земле: свежую могилу не на кладбищенской земле разорили бы грабители, да у нас и не было лопат. И тогда я решил похоронить их по древним воинским обычаям. Неподалеку я обнаружил место заготовки дров, на тот день выпал церковный праздник, и никого из работников не было. Зато бревен, дров и вязанок с хворостом хватало с избытком. Я спрятал под одним из бревен несколько монет, чтобы на следующий день их могли отыскать дровосеки, потому что больше они бы ничего не нашли. Все остальные бревна мы с Вульфгаром перенесли на поляну поблизости от места гибели отца, сложили их уступами, прокладывая каждый ряд бревен дровами. Мы перенесли с дороги тела ратников и уложили их на помост из бревен, а на самый верх положили тело отца.

Пока Вульфгар обкладывал бревна вязанками хвороста, я забрался наверх к отцу и долго сидел рядом с ним, не в силах заставить себя отпустить его окаменевшую руку. Я молил его простить меня, говорил все, что когда-либо мечтал ему сказать, но не сказал, пока он был жив. Я поклялся отцу найти Робина, всегда быть рядом с ним и оберегать его, во всем помогать ему, чтобы наш род однажды обрел былое величие. Вульфгар крикнул, что все готово. Я поцеловал отца в холодный лоб, еще раз посмотрел на его спокойное и такое прекрасное даже в смерти лицо и забрал его меч Элбион, чтобы передать Робину. Я спустился, мы подожгли хворост, огонь занялся. Мы пробыли там до тех пор, пока погребальный костер отца и его ратников не догорел дотла. Потом я впервые сотворил заклятье магического круга, чтобы никто не мог потревожить место костра, в пламени которого истаяло тело моего отца.

Вульфгар хотел сопровождать меня, но его лошадь не могла угнаться за моим жеребцом. Поэтому я велел ему отправляться в Локсли к моей матери и рассказать ей о том, как был погребен отец, а сам пустился на поиски Робина. Не один день я скитался по Средним землям в безуспешных поисках! Робин был жив – в этом у меня не оставалось сомнений. Но его искал не только я: по следам Робина шли наемные убийцы сэра Рейнолда. Я должен был опередить их, найти хотя бы неприметный след. Я побывал у графа Лестера, который сказал мне, что отправил Робина в свое владение в Пограничье. Я был в Йорке и узнал, что накануне в дом, где остановился на ночлег Робин, попытались вломиться ратники, и он расстрелял их из лука. В начале второй недели поисков я даже побывал у вас во Фледстане. Но твой брат только от меня узнал, что Робин жив. В вашем замке было свое горе: днем раньше преставилась леди Рианнон. Твой отец заперся и никого не хотел видеть. Реджинальд поменял моего коня на свежего и отвел меня проститься с леди Рианнон. Там я впервые увидел тебя.

Марианна удивленно посмотрела на Вилла и с досадой покачала головой:

– Я помню те дни – они ясно запечатлены в моей памяти. Но ты!

– Ты была в часовне, стояла на коленях возле постамента, на котором покоилась леди Рианнон. Маленькая заплаканная девочка в траурных одеждах. Я погладил тебя по голове, а ты сверкнула на меня серебряными глазищами и увернулась из-под моей руки, – улыбнулся Вилл.

Марианна с трудом вспомнила юношу, который вошел в часовню в сопровождении ее брата. Реджинальд тут же ушел, а гость долго стоял, не сводя грустных глаз с неподвижного лица ее матери. А ей, маленькой Марианне, он мешал своим присутствием. Ей хотелось плакать, но гордость не позволяла лить слезы при ком-то.

– Да, помню! – сказала она и посмотрела на Вилла другими глазами, пытаясь увидеть в нем того юношу. – Значит, это был ты? Ты никогда не говорил, что знал моего брата.

– Мы были друзьями – Робин, Реджинальд и я. Твой брат был из тех немногих, кто никогда не разделял нас с Робином и не пытался напомнить мне о том, кто я. А кроме того, Реджинальд – один из нас, Воинов, хранящих Средние земли.

– Почему ты никогда не рассказывал об этом раньше?!

– О чем? О том, как я, глядя на твое заплаканное и опухшее от слез лицо, посочувствовал обрученному с тобой брату, сильно усомнившись в уверениях леди Рианнон, которая уговаривала Робина смириться с помолвкой и обещала, что ты станешь необыкновенной красавицей? – расхохотался Вилл. – Вот сейчас рассказываю!

Марианна замахнулась на него с притворным негодованием, но Вилл увернулся, и она чуть не стряхнула с ивы Дэниса.

– Хватит отвлекаться! – возмутился Дэнис, едва не свалившись на землю. – Куда ты поехал дальше?

– В Хольдернес. Узнал, что они с Эдриком там попали в засаду, но сумели уйти. По едва заметным следам я понял, что они отправились в Рэтфорд, где у Эдрика был дом. Судя по всему, Робин передумал искать убежище в Пограничье, но куда он направлялся, оставалось для меня пока загадкой. В Рэтфорде произошло событие, которое позволило мне сбить слуг шерифа со следа Робина и уверить их в его гибели. Возле дома Эдрика собралась толпа, а в доме были ратники. Там на полу лицом вниз лежал мертвый юноша с мечом в руке. Ратники убили его, когда он пытался отразить их нападение. Я узнал меч Робина, увидел сквозь рубашку повязку, набухшую от крови. Со слов Вульфгара я знал, что Робин был ранен при штурме Веардруна. Ратники вслух гадали, был ли убитый юноша графом Хантингтоном или нет. И тогда я сказал им, что знаю молодого графа в лицо. Я был почти уверен, что передо мной Робин, и хотел только одного: забрать его тело и позаботиться о нем. Когда юношу перевернули на спину, я увидел, что это не Робин, но ратникам сказал, что это он. Они обрадовались: их ждала награда, и к моему глубокому облегчению решили сразу закопать его, а не везти в Ноттингем. Слуг шерифа со следа я сбил, но и сам сбился тоже.