– Нет, – неожиданно для себя самого признался он. – Я отвезу тебя в Ноттингем и устрою из твоей казни настоящее зрелище!

– Представляю! – с пониманием прикрыв глаза, ответил Робин.

– Едва ли! – покачал головой Гай.

– Ну почему же! Мой брат рассказал мне, что ты для меня придумал и хотел опробовать на нем.

Гай рассмеялся и посмотрел на Робина с подобием уважения:

– К слову, я поражен, как ты за ней пришел! Словно к себе домой, будто тебя не поджидала смерть за каждым поворотом! Да еще прикрывшись моим гербом! Ты совсем не боялся, что попадешься сам?

Робин посмотрел на него из-под ресниц и едва заметно усмехнулся.

– Нет. Ты не оставил мне выбора.

– Зато могу предоставить тебе выбор сейчас.

Их голоса от усталости неожиданно утратили звучавшую до сих пор враждебность, и Бэллону, который не сводил с ним глаз, показалось, что они стали разговаривать просто как давние знакомые: не друзья, но и не враги.

– Я могу облегчить тебе участь, и шериф приговорит тебя к простой и легкой смерти. Отсечение головы, по словам палача, – это одно мгновение и никакой боли.

– Чего же ты хочешь взамен? – спросил Робин, посмотрев на Гая спокойными глазами, в которых тот не заметил и тени страха.

Гай долго молчал, жадно глядя Робину в лицо, и ответил:

– Я хочу поговорить с тобой. Не как с врагом, – в его голосе прозвучали почти просительные нотки.

Он мягко, едва ли не с дружеским участием положил руку Робину на плечо, и в глазах лорда Шервуда полыхнули языки пламени. Он сделал неуловимое движение ногой, и Гай оказался повержен на землю, распростершись навзничь.

– Ты забылся, – с холодным презрением сказал Робин, наблюдая, как Гай медленно поднимается на ноги. – Я предупреждал тебя и о том, чтобы ты держался от меня как можно дальше.

Гай выпрямился и, скривив губы в мрачной усмешке, продолжил говорить, словно ничего только что не произошло:

– Когда мне рассказали, как ты пришел за ней, я много думал: смог бы я вот так, как ты, очертя голову, не думая ни о чем, кроме нее, прийти. Так же, как ты! И я решил: нет. Зачем мне ходить твоими путями? Ведь я могу то же самое сделать иначе. И сегодня за ней пришел я. Так, как умею, как мне по силам. Это не я глуп, Робин, а ты, если считаешь, что я забыл, кто остался в сарае, из которого ты так гордо вышел навстречу мне, что даже мой друг взирает на тебя, как на божество! А ты – при всей своей тайной власти! – все-таки не наделен божественной силой. Ты ничего не сможешь сделать, когда ее сейчас приведут сюда. Странно, что она сама до сих пор еще не выбежала из сарая! Пришлось связать ее, прежде чем выйти самому?

– Да, – ответил Робин, почувствовав огромное облегчение, когда понял, что Марианна благополучно добралась до Шервуда, и Гай даже не может представить себе, что ее нет в сарае. – Обещанием подчиняться моему слову.

– Надо же! – хмыкнул Гай. – Она всегда напоминала мне породистую и норовистую лошадь. Я удивлен, что ты сумел подчинить ее! Но что мы о пустяках? Вы с ней все время стремились к тому, чтобы сложить головы на одной плахе. И на этот раз я, как добрый чародей, исполню ваше обоюдное желание.

Он бросил взгляд на Джеффри и приказал:

– Пусть сюда приведут леди Марианну и Маленького Джона!

Джеффри махнул рукой, и шестеро ратников вошли в амбар. Они выволокли наружу связанного Джона и по знаку Гая бросили его к ногам Робина. Джон попытался подняться, но с бессильным стоном снова упал.

– Удивительно, какую же крепкую приязнь ты питаешь к простолюдинам! – сказал Гай, мгновенно уловив острое сожаление во взгляде Робина, когда тот опустил глаза на распростертого перед ним друга. – Ведь мог бы спастись сам, предоставив Джона своей судьбе, и спасти ее! Нет! Решили умереть все вместе. Редкий пример самоотверженности! Пожалуй, я оставлю себе на память что-нибудь о тебе, благородный Рочестер! Например, меч и лошадь.

Он вздернул подбородок в сторону вороного Воина, которого ратники сколько ни пытались вывести – им не удалось и близко подойти к жеребцу, а не то что выгнать его из сарая.

– Меч тебе не по руке, – спокойно, словно действительно давал совет, сказал Робин и сплюнул набравшуюся во рту кровь. – Он служит Одину, а кому служишь ты, и сам не знаешь. А коня бери. Сломаешь себе шею в первый же раз, когда попытаешься сесть на него.

В подтверждение его слов вороной вскинулся на дыбы и мощным ударом копыт отбросил ратника, который сумел подобрать поводья. Разъяренно раздувая ноздри, Воин кружился и щелкал зубами, отгоняя любого, кто пытался ухватить его за гриву. Еще один из ратников едва не угодил под копыта вороного, сумел отскочить и, бранясь, вскинул лук. Гай остановил его одним лишь движением бровей, и вороной Воин, наконец-то увидев хозяина, подбежал к Робину и склонил голову ему на плечо. Темные глаза вороного, в которых отражались всполохи огней факелов, казалось, неотрывно смотрели на Гая, и в этих глазах была первобытная ярость и вызов дикого зверя.

– Меч не подходит моей руке, конь не годится под мое седло, осталась только она, – с деланым пониманием улыбнулся Гай. – Вот тебе еще возможность выбора. Могу отправить ее вместе с тобой на смерть, а могу сохранить ей жизнь. Запереть у себя в замке, в клетке, вместо волчицы, и пусть живет, насколько ее хватит. Решай! Твое слово – ее жизнь или смерть.

Робин посмотрел на Гая, краем глаза заметив откровенное недоверие в глазах Бэллона, тревожный вопросительный взгляд Джеффри, и беззаботно рассмеялся. Гай окинул его взглядом и, заподозрив неладное, повертел головой по сторонам.

– Где она?! – хриплым голосом спросил он Джеффри.

Тот едва успел пожать плечами, как последний из ратников, обыскивавших сарай, вывел гнедого иноходца и торопливо сказал, пряча глаза от тяжелого взгляда господина:

– Милорд, там больше никого нет. Мы даже сено прощупали! Никого!

– Где она?! – прорычал Гай и, отвернувшись от ратника, впился глазами в Робина.

Робин улыбнулся в ответ с нескрываемой иронией.

– Гай, ни для кого в Средних землях не составляет тайны твоя особенная приязнь к моей жене. Так неужели ты думал все это время, что я оставил ее возле себя, зная, что ты вот-вот заявишься в Руффорд?

– Где она?! – повторил Гай и обвел яростным взглядом жителей Руффорда, все это время хранивших тягостное молчание: – Вы спрятали ее! Признавайтесь, где вы укрыли ее! Выдайте ее сами! Мои люди перевернут вверх дном ваше селение, и когда они отыщут ее, вы все пожалеете, что появились на свет!

– Побереги свой пыл, Гай, – услышал он в ответ негромкий голос Марианны. – Я здесь.

Гай резко обернулся на голос и увидел, что он сам, его ратники, жители Руффорда – все окружены плотным кольцом конного шервудского войска. Он увидел, что на холках лошадей уже лежат приготовленные к стрельбе луки. Сама же Марианна сидела верхом на рослом жеребце, который на половину корпуса выдвинулся вперед из общего строя, и неотрывно смотрела на Гая. Ее даже в темноте серебристые глаза были полны странного и очень недоброго веселья. Рядом с ней на рыжем коне застыл в седле Вилл, положив ладонь на рукоять меча. Заметив замешательство Гая, Марианна улыбнулась чарующей улыбкой и прежним негромким голосом сказала:

– Руффорд – владение Невиллов. Зачем же мне прятаться на собственных землях? А вот что здесь делаешь ты?

Гай услышал, как за его спиной раздался приветственный гул, которым жители Руффорда встретили появление своей госпожи. Марианна рассмеялась и сама ответила на свой же вопрос скучающим голосом:

– Впрочем, что я спрашиваю! Бесчинствуешь и творишь произвол, как и всегда.

Он смотрел на нее во все глаза, но не узнавал. Она ли это? Где та беззаботная прелестная девушка, которая пленила его сердце одним небрежным взмахом длинных ресниц? Пленила первым же словом, сказанным чарующим нежным голосом! Где та, что казалась ему навсегда уничтоженной гибелью отца и жестоким насилием? Помнит ли она, как молила его о помощи, растеряв былую гордость? Где та женщина из подземелий шерифа, беззащитная и непреклонная одновременно, которая из-под ресниц с ужасом бросала взгляд на дыбу, украдкой обхватывая руками распухший живот? В ней – той, что он видел сейчас, – не осталось ничего от тех образов, которые он или просто помнил, или свято хранил в своем сердце. Если бы он не забыл черт ее лица, не видел светлых кос, спадавших с ее плеч на грудь, то принял бы ее за одного из стрелков вольного Шервуда.

Она уверенно и свободно сидела в седле, одетая в мужскую одежду. Даже шпоры поблескивали на ее высоких сапогах. Ее движения были раскованными и собранными одновременно, как у воина, который прошел немало битв и был всегда готов отразить нападение. Тонкие изящные пальцы небрежно пристукивали по рукояти меча в ножнах, прикрепленных к ее поясу. Всем своим обликом она напоминала не просто воина, а именно лорда Шервуда. Да она и говорила с его интонациями – то безразличными, то насмешливыми. И жесткий прищур ее глаз, небрежный, скользящий взгляд, даже улыбка – все в ней, как в зеркале, было отражением Робина. Наверное, в глазах Гая что-то мелькнуло, схожее с удивлением, потому что она, встретившись с ним взглядом, рассмеялась и повторила слова, сказанные им самим в январе:

– Да, Гай! Мы изменились. И ты, и я.

Но вот ее взгляд украдкой скользнул в сторону Робина, и Гай снисходительно усмехнулся. Все-таки первое впечатление обманчиво! Женщина, каждой частицей своего существа она всего лишь женщина! Иначе не распахнулись бы так широко ее глаза, едва встретившись с глазами Робина. Не смягчилась бы светлая сталь этих глаз влагой, которая мгновенно сменила жесткий отблеск мягким сиянием серебра, когда потемневшие грозовой синью глаза лорда Шервуда встретились с ее глазами.

– Благодарю, моя леди, за то, что успела привести помощь! – негромко сказал Робин, улыбнувшись разбитыми губами.

– Благодарю тебя, мой лорд, что ты продержался, как обещал, пока я не вернулась! – ответила Марианна, улыбнувшись ему.