– Спасибо, Валюш… Чай меня прямо к жизни вернул. Вымоталась, как Собчак после тусы. Красивые цветочки? – кивнула Ленка на букет.

– Совершенно замечательные… – пробормотала Валечка, с трудом сдерживая зевоту. Своим звонком Ленка подняла ее в нехарактерное для выходной побудки время: семь утра. Подруга – уже не впервые – оставила дома ключи, поэтому пришлось звонить в дверь, которую Валечка открыла, позабыв про вдолбленный с детства вопрос «кто там?».

– Я тут познакомилась с одним… Такой милый мальчик, ну просто прелесть. Знаешь, я с ним как будто второй раз родилась. Вот смотрю на него и вспоминаю свои шестнадцать – первые букеты, робкие поцелуи, ну и всю прочую хреновую романтику.

– Почему хреновую? – поинтересовалась Валечка.

– Да потому что кайфа полно, да и то, правда, по первому времени, а денег ни фига…

– А деньги тут при чем? Ты же о романтике.

– А при том, Валечка. Все при том, что никакая романтика без денег не протянет.

Валечка хотела возразить, а потом вспомнила чрезмерную бережливость Славика и решила промолчать. Правда, Славик бережлив не только в деньгах – он чрезвычайно скуп на ласки, на все проявления любви и нежности. Вероятно, если бы этого было чуть больше, Валечка простила бы ему скупость. Впрочем, она и так ее прощает.

– Ну так он же тебе и цветы подарил… – попыталась заступиться она за Ленкиного ухажера.

Ленка кинула на подругу взгляд, полный недоумения.

– И что? Цветы, кафе, конфетки-фантики – это, конечно, хорошо. Но в конечном итоге – что? Да ничего… Выскочить за какого-нибудь вшивого менеджера – это не по мне. Ну, год я протяну на его зарплату, ну, два… И заметь, драгоценные год-два. В нашем возрасте, Валюш, надо бойко щелкать клювом. Запомни, после тридцати ты на фиг никому не нужна. Так что сейчас надо суетиться, пока не поздно…

Опять за свое… Валечка так часто слышала эти «логические измышления» своей подруги, так часто пыталась объяснить свою точку зрения – за которую Ленка так часто называла ее «небитым ребенком», – что уже устала спорить.

– Ленка, может, ты и права, – кивнула она подруге, – но только для себя. Я так не хочу. Не надо мне этого.

– Ну вот, снова-здорово! А чего ты хочешь? – фыркнула Ленка. – Чтобы твой кекс забавлялся с тобой в твоем доме, ни копья на тебя не тратил, а потом выкинул, как старые тапки?

– Ленчик…

– А что – Ленчик? Можно подумать, будет по-другому… – Поглядев на расстроенную подругу, Ленка осеклась. – Прости, Валюш. Просто в этом мире все друг друга используют. По-другому нельзя. Не выживешь. Так что если мужики трахают нас физически, надо трахать их морально. Вот и вся правда жизни, Валечка…

Валечка посмотрела на роскошный букет, на Ленку и задалась вопросом: будь она такой циничной, дарил бы ей Славик цветы?

– Послушай, а что этот Сергей? – вспомнила Валечка.

– Чего – Сергей? – ощетинилась Ленка. – Сергей как раз мужик что надо. Ему уже сорок, он состоятельный чувак. Бабло пусть не самое большое, но заколачивает. Тачка есть. Квартира двухкомнатная. Жена, правда, тоже имеется, но это дело поправимое.

– Жена? – охнула Валечка.

– Ну что ты глаза-то свои карие округлила? – взъелась на нее Ленка. – Жена – не стена, подвинется. Главное, Серегу окрутить, так чтобы света белого без меня невзвидел. Эх ты, ребенок небитый…

«Небитый ребенок» робко поинтересовался, как зовут Ленкино очередное увлечение. Ленка помедлила с ответом, так, словно сегодняшняя ночь отшибла ей память.

– Андрей, – произнесла она после недолгого молчания.

– Андрей…

Их объяснения прервал хруст, раздавшийся откуда-то с потолка, и темнота, в которую погрузилась кухня.

– Лампочке капут, – прошептала Ленка. – Новая-то есть?

– Есть, – ответила Валечка и, поднявшись со стула, прошуршала к полкам. – Хорошо хоть фонари «Небитый ребенок», сославшись на усталость, пошел досыпать свой сон, а потом долго крутился в постели, пытаясь понять, почему Ленка такая, какая она есть. Валечка пыталась вспомнить Ленкины рассказы о себе, но вспоминалась только критика в адрес всех мужиков и ее житейская мудрость, вроде «гордость не продашь». Ленка приехала из Курска, и что там происходило в ее жизни до переезда в Москву, Валечка не знала, а подруга предпочитала не распространяться. Правда, частенько попрекала Валечку тем, что ей, в случае чего, есть куда вернуться, а вот Ленке возвращаться некуда.

В мыслях о Ленке Валечка и заснула, да так крепко, что с трудом услышала звонок Славика. Он наконец-то вырвался со своей работы и готов был ждать ее у кинотеатра, где в шестнадцать ноль-ноль показывали «Самый гадский фильм», на который ему так хотелось сходить.

Фильм оказался ерундовым, а Славик – таким сонным, как будто ему всю ночь пришлось таскать мешки, груженные свинцовыми опилками. Валечка поинтересовалась, что на этот раз случилось в «Фото-бомбе», но вместо трехактовой пьесы получила сонное:

– Слушай, поеду-ка я отсыпаться… Устал как черт на работе…

Позади них, на выходе из кинотеатра, раздался какой-то шум. Валечка обернулась. Двери, из которых они только что вышли, заклинило. Да, не повезло народу. Впрочем, ей повезло, может, и того меньше: она немного замешкалась, разглядывая охранника, раскорячившегося, чтобы открыть двери, а когда обернулась, то увидела, что Славик шел вперед быстрым шагом, совсем позабыв о девушке, которую пригласил в кино.

Валечка ехала домой одна и в отвратительном настроении. Кажется, если бы она не пошла в кино со Славиком, ей было бы даже легче. Идиотский фильм, пустое, никому не нужное свидание. Такое же, как и вся ее жизнь…


Если бы да кабы во рту у лесника выросли грибы, то это был бы не рот, а целый огород…

Эта поговорка, а точнее, приговорка крутилась в голове у Валечки целый божий день. Надежда поднять настроение на работе не оправдалась. Дела не клеились. Срывались важные звонки, потому что постоянно ломался телефон, накрылся медным тазом ксерокс, выдававший листы, исполосованные черным тонером, барахлил принтер, взявший моду работать две минуты, а потом час молчаливо взирать на Валечкины безрезультатные попытки заставить его извергать распечатанный текст.

– Господи, да что у нас с техникой? – причитала бухгалтер Галина Вячеславовна. – Прямо чудеса какие-то… Да у вас, Валечка, просто талант открылся по приведению железок в негодность…

– Надо сисадмину звонить, – устало улыбнулась Валечка, у которой полдня ушло на то, чтобы распечатать документ, который кровь из носу требовала к вечеру Анна Васильевна.

Приходящий сисадмин, Гена Трещенко, был еще менее обязательным товарищем, чем Саша Плюйский, поэтому приехал в офис на три часа позже обещанного срока, почти оправдав известную поговорку про ожидание этого самого обещанного. Правда, в отличие от Плюйского, с техникой Генка был на «ты», так что Валечка небезосновательно надеялась, что к концу рабочего дня злосчастный принтер наконец выплюнет бумажки, которые так хотела получить Анна Васильевна.

Пока Генка, ругаясь непонятными сотрудникам «Трэвел пипл» словами, шаманил над принтером и ксероксом, к Валечке подскочила Людка Овсеева с глазами выражающими трагедию вселенского масштаба.

– Людочка, что случилось-то? – спросила Валечка, увидев взволнованную коллегу.

– Валечка, если не выручишь – мне труба, – заговорщическим шепотом начала Людка. – Мне завтра зачет сдавать, а у меня комп дома накрылся…

Не успела Валечка подумать, что она не ошибется, если помножит Людкины листы на два, как сисадмин Гена изверг проклятие, адресованное, очевидно, ни в какую не желающему сдаваться принтеру.

– Ах ты, проклятая железяка! Да я ж тебя на части разберу и юзерам отдам на поругание! Ну ты подумай! – обернулся он к девушкам. – Только что же починил, а он – снова за свое! Все вроде в порядке, должно работать. Чудеса какие-то!

– Геночка, ты уж постарайся, почини его… – попросила Валечка сисадмина. – Иначе Анна Васильевна с меня семь шкурок спустит…

– Ага, – хихикнула Людка, – порвет на тысячу маленьких Валечек.

– Смешно тебе, – покосилась на Людку Валечка. – Давай свои письмена…

Людка сунула Валечке пачку мелко исписанных листов в клетку и, пообещав очередную шоколадку, ретировалась к своему рабочему столу.

Через полчаса, когда Генка наконец закончил и с принтером, и с ксероксом, к Валечке подошел Саша Плюйский и с обаятельнейшей из улыбок присел на краешек ее стола. Эту улыбку Валечка знала наизусть – Сашке тоже что-то понадобилось.

– Сашенька… – простонала Валечка, не дожидаясь, пока тот начнет ее уговаривать. – Не могу я… Мне уже Люда заданий надавала. Вот… – потрясла она пачкой исписанных листов. – К завтрашнему дню надо набить…

Сашкины темные глаза погрустнели: на отказ от безотказной Валечки он определенно не рассчитывал.

– Плохо-то как… А у меня работы невпроворот, думал, хоть ты поможешь… Меня завтра полдня в офисе не будет. Дед заболел, надо врача вызывать, за лекарствами ехать. А у меня – клиентка со своим договором… Может, выручишь, а, Валечка?

Вид у Плюйского и впрямь был удрученный. Ну, в конце концов, чего ей стоит переговорить с клиенткой и обсудить вопросы, в которых она худо-бедно разбирается?

– Ну, раз дедушка… – пробормотала Валечка, ковыряя ногтем ободок.

Но не успел Саша Плюйский отойти от ее стола, заручившись согласием, Валечка увидела на потемневшем экране монитора сообщение, что работа, дескать, завершена неверно, данные могли потеряться, и кучу другой информации, которую Валечка, выслушивая жалобы Плюйского, упустила из виду. Генка уже собрал свой чемоданчик и надевал куртку, насвистывая себе под нос какой-то веселый мотивчик.

– Ге-ен… – жалобно протянула Валечка. – У меня тут что-то с компом. Сам выключился, я на кнопки жму, а он совершенно не хочет перезагружаться.

Генка чертыхнулся, подошел к Валечкиному столу, набрал какую-то комбинацию клавиш и, безрезультатно прождав минуту, выразительно чертыхнулся: