Магдалина моя работает в жанре шедевра. Напишет шедевр — и сразу требует от меня всемирного признания. А я требую, чтобы она, как можно меньше писала глупостей обо мне.  Потому что то, что пишет Магдалина, мне совершенно не нравится. Дело даже не в том, что она не умеет строить фразу, и не в том, что у нее болезненное пристрастие к одним и тем же словам, в основном матерным. Мне не нравится, как она обращается с моими друзьями и знакомыми, что она с ними делает.

Людей надо любить всеми возможными и невозможными способами, а она над ними издевается, как хочет. И когда она говорит, что издевательство - это постмодернистская форма любви, меня это не убеждает.

Я, конечно, рада, что она выбрала меня своей героиней. Ситуация эта абсолютно естественная, ведь о ком же ей ещё писать, если не обо мне. Но всё, о чем Магдалина пишет в своих рассказиках, меня не касается. Так уж мы с ней распределили функции, она – писатель, создательница шедевров, а я – просто её героиня.

Потеряв терпение, Игорь в полной прострации замотал головой.

— Секундочку! Я уже с вами тремя запутался. Ничего не пойму: кто из вас кто, и кто кому кем приходится. Вы что разыгрываете меня?

— Ну, конечно, —  усмехнулась Магдалина Мария Михайловна. — А может, и не разыгрываю. Писательницы в возрасте, они такие. Всегда что-то выдумывают. Особенно, когда хотят вскружить голову симпатичному молодому человеку, от которого к любовнику-миллионеру сбежала его красавица-жена. Вон, кстати, и она. Машет вам рукой.

 Над рекой в это время неслышно проплывал воздушный шар. Он был оформлен в виде алого сердца. В корзине, кроме Галика и пилота, отчётливо видна была Эвелина, которая что-то кричала и махала Игорю рукой.

   Игорь вскочил и также замахал ей рукой в ответ. Через минуту воздушный шар скрылся за деревьями.

Как только Игорь с Магдалиной Марией Михайловной, сидевшие на лавочке под липами, скрылись из виду, Эвелина прекратила махать рукой и повернулась к Галику:

— Ой, смотрите, Галик, только не влюбитесь в меня, ага?

На что Галик ответил ей, глядя на неё поверх очков:

— И не надейся, Эвелинка. В моём возрасте это уже совершенно безопасно. Ты очень красивая девочка. Никогда такой красивой не встречал. Но у тебя нет той жопы, которая мне нужна. Поэтому больше чем на платоническую любовь с моей стороны можешь не рассчитывать.

— А мне другой и не нужно, — улыбнулась ему Эвелина, — ага.



СИМУЛЯКР

Серж в это время находился в своём номере и не сводил взгляда с двух синих собак на красном фоне, которых когда-то нарисовал Уорхол, а потом кто-то намалевал в его номере на стене.

Ох уж эти собаки, они преследуют меня всю жизнь.😬

Памятуя о договоре с Кокой (ни в коем случае не встречаться после обеда со своими избранницами: Пусть лучше сами бегают за нами!), он переодел футболку с матюком на нейтральную чёрную и вышел из гостиницы с явным намерением прогуляться.

Он даже знал, куда: на Корзо. Так называлась улица в старой части города, до которой ещё надо было добраться, преодолев пахучий, наполненный жужжанием и настоянный благоуханием липовый коридор длиной в два километра.

Агния, видно, намеренно выбрала эту гостиницу на отшибе, чтобы странники любви, направляясь в центр и возвращаясь обратно, постоянно находились под пьянящим воздействием лип. Неспешный променад вдоль набережной Ужа занимал пятнадцать минут, и этого было вполне достаточно, чтобы выйти из Липовой аллеи в состоянии эйфории.

На выходе из аллеи Сержа встретил фонарный столб с указателями достопримечательностей:

àПрямо пойдёшь – к мосту Влюблённых и к Театральной площади придёшь.

ß Налево свернёшь – к Фонарщику и Глобусу на улицу Корзо попадёшь.

Серж свернул налево – в боковую улочку.

В переводе с итальянского Корзо означала «улица для прогулок». И она, действительно, оправдывала своё название. Узенькая улочка, застроенная с обеих сторон двух- и трёхэтажными домами, представляла из себя чудесное место для гуляний.

Туи росли тут прямо посередине улицы в деревянных ящиках с землёй.

На Корзо в этот час было полно народу. Все куда-то спешили, куда-то торопились, перемещаясь в разных направлениях, расходясь по магазинам и магазинчиках, всевозможным кафе, пиццериям и закусочным.

Одни заходили в «Приватбанк», другие из него выходили и тут же переходили улицу, чтобы зайти в бутик напротив. Кто-то сидел на лавочках, установленных посередине улицы, а кто-то просто праздно шатался и смотрел по сторонам.

На перекрёстке Серж натолкнулся на группу экскурсантов, запрокинувших головы вверх. На уровне второго этажа за прикреплённым к фасаду здания металлическим фонарём скрывалась тёмная фигура стоявшего на лестнице фонарщика.

— Бронзовая скульптура эта установлена в память реально жившего в городе фонарщика дяди Коли, — рассказывала экскурсовод. — Работа у него была не пыльная, нужно было вечером обойти все улицы и вручную включить каждый фонарь, а утром выключить. Освещение было уже электрическим, но единого центра управления городскими фонарями не было. Поэтому и нужен был фонарщик. Роста он был ниже среднего, но когда залезал на лестницу, то всегда смотрел сверху вниз на мир сквозь свои круглые очки.

— Говорят, что он был еврей, — прервала гида толстая тётка.

— Да, он вечно бежал куда-то по улицам с длинной лестницей наперевес, с копной растрёпанных волос, с карманным фонариком на боку и с полным портфелем в руках, набитом книгами. Вот он внизу у вас под ногами.

Все тут же заметили у себя под ногами ещё один бронзовый памятник, на этот раз – портфелю, набитому книгами.

— А правда, что в этом портфеле спрятана настоящая чекушка водки? — поинтересовался усатый мужик.

— Правда, только пока никому ещё не удалось её достать. Зато, если вы присядете на этот портфель, дядя Коля обязательно подскажет вам решение волнующей вас проблемы.

Усатый мужик повёлся на развод гида и тотчас присел на портфель. Судя по выражению его лица, решение волнующей его проблемы наступило очень скоро.

Как только туристы отошли в сторону, Серж заметил впереди ещё одну достопримечательность – огромный глобус, на котором вместо материков и океанов был изображён один единственный город. Это и был так называемый глобус Унгвара. На бронзовом шаре чётко видны были рельефные изображения улиц, домов, реки и даже деревьев. Серж нашёл на сфере и Липовую аллею, и реку Уж, и мост Влюблённых. Ещё один памятник-симулякр. Памятник тому, чего нет, чего не существует в природе – маленькому городу, растянутому на целый глобус.

Сам того не замечая, Серж свернул в боковую улочку, которая привела его вскоре на какую-то площадь.

Он улыбался и держался отлично, заглядывая в глаза симпатичным девушкам, но сразу было видно, что он здесь чужой.

Девушки проходили мимо, не поднимая взгляда, словно он был для них пустое место, и это его задевало: Да что же это такое!😠Никто не обращает на меня внимания,😠никто не замечает меня, словно меня здесь и нет вовсе. 😠

А может быть, и в самом деле нет?

По крайней мере, не было минуту назад и не будет через минуту.

А может быть, я просто симулякр?👨 То, чего не существует, но способно существовать само по себе. Реальный Я сидит сейчас в ресто-баре за макбуком и строчит свой роман.✍А здесь вместо меня бродит мой условный Я😎, моя версия 2.0,👥мой виртуальный призрак и фантом.👻

Возможно, всё происходит иначе: я есть. И я здесь.

А вот люди вокруг присутствуют, как бы виртуально, не существуя в объективной реальности, и я смотрю на гиперреальных прохожих, словно со стороны, разглядывая их и даже заглядывая в глаза иллюзорным девушкам.

Ощущение от площади в незнакомом городе, на которую попадаешь впервые.

Она кажется ему такой маленькой. Не площадь, а площадка! Называется так гордо – Театральная. Хотя стоит на ней, смешно сказать, – кукольный театр. Серж усмехнулся, разглядывая афишу на здании. «Золотой ключик». Боковая стена здания была расписана огромным граффити «You are fake. Ungvar is fake. All is fake».

По сравнению с гигантской, похожей на колбу, харьковской площадью Свободы, всё здесь казалось ему миниатюрным: крохотные магазинчики, игрушечные домики, мостик через речку Уж.

Ну, уж и город, этот Ужгород!😮 Реальный город, чем-то похожий на город-симулякр Унгвар.



ПОД КАШТАНАМИ


Серж подошёл к филармонии, которая раньше была синагогой. А может быть, это просто синагога притворилась филармонией? Между ней и кукольным театром располагался небольшой сквер. Стояли по периметру его могучие каштаны. Издали они казались колоннами во дворце, чьи стены проницали.

Деревья едва удерживали низко осевшую, сплетённую воедино крону, свою зелёную корону. Похоже, в погожий день сюда не проникало солнце, а в непогожий – дождь. Уединённое место это, скрытое от посторонних глаз, и называлось «пiд коштами», что на местном диалекте означало «под каштанами».

Каменный хранитель сквера – памятник какому-то Фенцику, – если и бросался в глаза, то лишь сперва. Завсегдатаи тусовки так к нему привыкли, что уже не замечали его присутствия. Всё здесь находилось под пристальным прицелом и под перекрёстным обстрелом шальных взглядов. Это сквозило в воздухе, и Серж это почувствовал, присев на одну из четырёх скамеек, которые квадратом опоясывали могучий ствол. Подобным образом были ограждены скамейками и другие каштаны.

Как петушки на насесте, сидели на металлической трубе парапета два паренька. За их спинами обрывался берег: не был виден, но был слышен Уж. Петушки высматривали курочек. Их много было здесь на лавочках. Парни неспеша, в развалку направились к тем, что сидели напротив. Первый, самый шустрый, подсел к девушкам без церемоний, другой нерешительно мялся сбоку.