Мэтью упорно продолжал сопротивляться, и, конечно, его активно поддержал Дик Латимер, который был весьма напуган данной перспективой. Лора внешне сохраняла нейтралитет, внимательно прислушиваясь к мнению противоположных сторон. Она не смогла сохранить привязанности Миранды, пока та была маленькой девочкой, но некоторое расстояние между ними помогало ей оценивать падчерицу объективно, без сантиментов и яростной любви, свойственных привязанностям Мэтью. Она понимала тяготы, что несла Миранда — напряжение постоянной борьбы за совершенство, чтобы доставить удовольствие обожаемому отцу — нагрузка, ставшая с возрастом еще тяжелее из-за ее глухоты и затем усиленная смертью Филипа. Она понимала, что недостаток слуха только закалял Миранду, заставляя девушку доказывать, что она столь же компетентна — нет, гораздо более компетентна, чем люди с превосходным слухом.

— Ты должен позволить ей ехать.

— Никогда! Проклятье, Лора, я ожидал, что ты меня поддержишь. Что это — ревность? Ты ревнуешь к моей любви к ней и хочешь поставить ее перед серьезными трудностями! Ты ревнуешь, потому что порядки семейной компании дают ей превосходство над твоими детьми!

«Брайт Даймондс» полностью принадлежала семье Брайтов, и вследствие этого семья владела крупнейшим пакетом акций в тридцать процентов в «Даймонд Компани» и таким образом через компанию являлась важнейшим членом Синдиката. Условия семейного треста должны были исключить проникновение посторонних совладельцев в «Брайт Даймондс», и семейство Брайтов могло сохранить влияние в «Даймонд Компани».

Первоначально условия треста предполагали, что каждый из шестерых детей Мэтью получит равную долю в «Брайт Даймондс» в случае его смерти. Однако, хотя финансовые позиции детей были одинаковыми, право голоса в этих паях не наследовалось автоматически. Мэтью оговорил, что решающее право голоса в его владениях будет предоставлено старшему из детей и только он имеет право перекупить пай у любого из других, кто пожелает его продать. По достижении двадцати пяти лет каждый из младших детей мог претендовать на власть, но Мэтью определил, чтобы все внутренние конфликты были ограничены рамками «Брайт Даймондс» и фамильный вклад в индустрию в целом, через тридцатипроцентный пакет акций «Даймонд Компани», должен был остаться нетронутым.

Это была древняя система первородства в действии, система, построенная на том, чтобы сохранить семейную власть и тем самым богатство, но Мэтью вынужден был видоизменить ее, дабы позволить ей передаваться по женской линии. Смерть Филипа была ужасным ударом не только для отца, но и для основателя династии. После тщательных размышлений Мэтью пришел к выводу, что Миранда осталась его главной надеждой на продолжение фамильных традиций — даже если она будет лишь «временной мерой», ибо он бы предпочел, чтобы в названии фирмы сохранилась фамилия Брайтов. Случилось так, что она была любимым ребенком, но были и более веские причины: ко времени смерти Филипа Мэтью исполнилось пятьдесят восемь лет, у него было больное сердце, а старшему сыну Лоры было только семь. Он не мог ждать, пока сын достигнет зрелости, и должен был назначить преемницей Миранду. Чтобы поддержать ее, он передал ей долю Филипа полностью, вместо того, чтобы разделить на пять равных частей. Это дало ей решающее преимущество над сводными братьями и сестрами и сделано было для того, чтобы усилить ее престиж и возрастающую власть в индустрии, а также превратило ее в богатую наследницу, которая, пусть и глухая, не испытывала бы трудностей в выборе мужа, способного поддержать ее в яростных схватках, что разгорелись бы после смерти Мэтью.

Это был единственно возможный для него выход, но он чувствовал вину перед Лорой и думал, что она молчаливо обвиняет его в фаворитизме по отношению к детям ее предшественницы.

Сейчас Лора глядела на него в упор, с почти насмешливым презрением в изумрудных глазах.

Мэтью вздохнул и обнял ее.

— Нет, это неправда — ты одна на всем свете никогда бы так себя не повела. Я знаю — ты готова на все, лишь бы не допустить, чтобы я поехал на Юго-Запад.

— Это было бы для тебя самоубийством, — спокойно ответила Лора. — Ты серьезно болел после смерти Филипа и никакие твой заверения в обратном не отменят приговора врачей; твое сердце в очень тяжелом состоянии. К тому же Миранда совершенно права: ты будешь нужен здесь.

— Тогда я пошлю кого-нибудь — молодого энергичного мужчину из служащих.

— Миранда скажет, а я ее поддержу, что молодые энергичные мужчины понадобятся, чтобы сражаться за свою страну, а не за алмазную индустрию. В любом случае, самое важное для нее будет чрезвычайно полезно уехать и опробовать свои силы.

Мэтью обдуманно проигнорировал этот довод.

— Миранда ничего не достигнет… Для начала немцы ее просто не примут.

— У нее есть то преимущество, что она превосходно говорит по-немецки.

— Она не сможет справиться с Элленбергером.

— Напротив, влияние Миранды на Антона Элленбергера, похоже, гораздо больше, чем твое.

Лицо Мэтью побагровело, и он что-то невнятно пробормотал в ответ на столь явное оскорбление.

— Антон обращал внимание на Миранду с тех пор, как она была маленькой девочкой, — невозмутимо продолжала Лора, — и встречается с ней каждый раз, когда приезжает в Лондон. Ему тридцать семь лет, он богат и пока холост. Я бы сказала, что этих фактов достаточно, чтобы понять, что она может достичь с ним гораздо больших успехов, чем ты.

— Самая отвратительная идея, что я когда-либо слышал! Ты, кажется, полагаешь, что Миранда должна использовать свою женскую привлекательность, чтобы повлиять на решение Элленбергера!

— А ты, кажется, никогда так не поступал, — сухо заметила Лора.

— Конечно, нет, — гордо ответил Мэтью, совершенно забыв, по крайней мере, один эпизод на своем пути к славе и богатству.

— Х-мм. — Лора не была обманута, но сочла, что пока лучше пойти на компромисс. — В прежние времена в Кимберли просто не было влиятельных женщин, а то бы ты наверняка не упустил такой возможности.

— Миранде будет необходимо время от времени использовать свой шарм, — признал Мэтью, — но не на Элленбергере. В нем слишком силен торговец.

— Ты говоришь неискренне. Антон проницателен, честен и привлекателен. — Лора улыбнулась и ласково погладила густую шевелюру Мэтью. — Но он, конечно, не ровня тебе. Он купец, а ты — орел.

Польщенный Мэтью улыбнулся в ответ, но лишь мельком.

— Пока это дело требует изощренных переговоров и решающих ходов, но может деградировать до грязной сделки. Я не хочу, чтоб Миранда пострадала.

— Мэтью, ты по понятным причинам слеп к некоторым недостаткам и достоинствам своей дочери. Миранда под своей нежной оболочкой, — закаленная сталь. Она еще не сознает своей привлекательности и силы, но, когда она проснется, все Элленбергеры этого мира будут добиваться ее симпатии, а не твоей.

— Не понимаю, почему она не может остаться дома и выйти замуж за такого человека, как Дик Латимер, — раздраженно сказал Мэтью.

— Он хочет жениться на ней, но… — Лора не завершила фразу. Она снова ощутила прежний страх, что Миранда не сможет найти возлюбленного, который бы затмил Мэтью. И, разумеется Дик Латимер, какой бы он не казался подходящей кандидатурой, не был таким человеком. С другой стороны, Лора отчаянно надеялась, что чрезмерное чувство долга Миранды перед отцом не толкнет ее на брак с Антоном Элленбергером, заключенным только ради пользы бизнеса.

Но даже Лора не могла назвать Мэтью истинную причину его сопротивления: если Миранда уедет, ее у него отберут — алмазы, Африка, другой мужчина…

Он выложил свою козырную карту, которую, считал он, никто не может побить.

— Я боюсь, что с ней что-нибудь случится. Я не стану приносить еще одного из своих детей в жертву алмазам Юго-Западной Африки!

Это был крик боли за дочь, которую он любил, и вины перед Филипом, что будет терзать его до самый смерти.

Сердце Лоры замерло, но она не позволила себе расслабиться.

— Миранда — личность, а не вещь. Ты думаешь о своей жертве, своей боли, а не о ней. Ты должен позволить ей ехать!

И тут Мэтью ощутил, как крыло воспоминаний скользнуло по его лицу. Он оказался в библиотеке на Парк-Лейн вместе с Джоном Кортом, где говорил ему: «Когда для меня настанет время позволить ей уехать, я молю Бога, чтоб я вспомнил, что сказал тебе сегодня!»

Мэтью со стоном закрыл лицо руками.


Миранда отплыла следующим пароходом в Кейптаун, в сопровождении одной лишь горничной. Мэтью, Лора и Дик, которому было сказано, что он должен подождать ответа на свое предложение, пришли ее проводить, но Мэтью, конечно, страдал больше всех. Когда он глядел на охваченное нетерпеливым ожиданием лицо дочери, на него нахлынули безжалостные воспоминания о собственном отплытии в Кейптаун сорок четыре года назад — первой ступени дороги к славе и богатству. Теперь он слишком хорошо знал, как алмазы способны подчинить человеческую волю, как они могут деформировать личность, и знал он также, как легко Миранда может выскользнуть из-под его влияния. Однако, когда он смотрел на уплывающий корабль, в сердце своем он не мог запретить ей жить своей жизнью и пройти испытания, подобные тем, что когда-то выпали на его долю.

Двухнедельное путешествие на борту лайнера «Юнион Кастл» утомило Миранду — ей не терпелось приступить к своей важной миссии. Но даже после столь малого времени без опеки отца девушка, которая сошла на берег в Столовой Бухте под хлещущим дождем и сильным норд-вестом, была уже не совсем той верной долгу дочерью, что отплывала из Саутгемптона. Впервые в жизни Миранда была предоставлена самой себе и, несмотря на любовь к отцу, наслаждалась чудесной свободой передвижений и чувств. Ей больше не нужно было постоянно оглядываться через плечо, сверяясь с его мнением на все, что она говорит и думает. Мэтью был за шесть тысяч миль отсюда и с каждым днем становился все дальше. Набираясь уверенности в себе, распрямляясь, упражняя ум и душу, Миранда чувствовала себя способной достичь любой цели.