В кузницу она попала, когда окончательно стемнело. Оказалось, напрасно беспокоилась. Там кипела работа. Кузнец в одиночестве грохал по железяке, и, увидев хозяйку, на её появление никак не отреагировал. Девушка, понимая, что металл стынет и работу останавливать нежелательно, отошла в сторонку, кивнув, что подождёт.

От огня в горне валил жар. От едкого запаха калёного железа хотелось не только чихать, но и не дышать. На полу куча окалины. На полках вдоль стен лежит кузнечный инструмент. Копоть… Она всюду, на всех поверхностях.

Мастер подчиняет грубый материал своему замыслу… Он смотрит на огонь, чувствует силу металла, его напряжение, внимает звукам ударов молота.

Наташа слышит, как рассерженно шипит заготовка, опущенная в холодную воду, видит, как по её граням волна за волной бегут яркие цвета, падая на дно бочонка, взрываясь голубым, фиолетовым, пурпурным светом…

Кузнец, сняв рукавицы и отерев пот с закопчённого лица, выслушал пфальцграфиню, едва взглянув в церу, где она изобразила завесу и уже собиралась объяснить про напольную вешалку, как верзила оглушительно гаркнул:

— Руди! — присел на пенёк у входных ворот. — Вот, хозяйка, ему всё расскажите. — Замолчал, глядя за спину посетительницы.

По лестнице спускался тот самый рыжий парень, которого видела девушка в прошлый раз. Все мастеровые жили на вторых этажах, используя нижние под мастерские.

Она помнила ехидную ухмылку наглеца. Подавила вздох, упершись в его настороженный взгляд.


Знала бы, что придётся иметь дело с подмастерьем кузнеца — хоть и его сыном — отправила бы вместо себя столяра. Пусть бы и договаривались. Но теперь ничего не изменишь. Её вздох не укрылся от взора Руди. Он вскинул бровь, дивясь, чем не угодил хозяйке.

Подвинув скамью к затухающей печи и накрыв её чистой холстиной, жестом пригласил госпожу присесть, становясь рядом.

Наташа, подобрав края платья, чтоб не мели копоть по полу, и зажав их между колен, пристроила наверх церу. Снизу вверх уставилась на рослого крепкого сына кузнеца: «Лет двадцать, или чуть больше»:

— Вам разве видно оттуда, что я буду рисовать?

Он склонился над ней, упирая ладони в колени. Длинные густые волнистые волосы свесились на лицо, закрыв часть «тетради», исподлобья глянул на хозяйку, оказавшись с ней глазами на одном уровне, ожидая пояснений.

Она машинально отвела в сторону его отливающую золотом гриву, засматриваясь на россыпь веснушек на лице, вдруг поняв, что хотела потрогать волосы, не горячи ли они на ощупь, запоздало отдёргивая руку, злясь:

— Нет, я так ничего не вижу. Садитесь рядом, — косилась на него, пока он осторожно, чтобы не перевернуть скамью, поглядывая на её руки, устраивался, отодвигаясь от девы подальше. — Мне нужно девять завес для ширмы, которую изготовит столяр, — начала Наташа, указывая стилосом на рисунок, — вот таких. Это их настоящий размер. Делайте свои замеры. Можете подойти к столяру перепроверить толщину бруса.

Парень недоверчиво вздёрнул бровь, а девушка выпрямилась, гордо вскидывая подбородок: «А как ты думал? Да, я имею понятие о брусе и ещё много о чём, что тебе не приснится даже в самом кошмарном сне. Да, я знаю не только о вышивке и нитках и как варить борщ».

— Девять? — Он, словно насмехаясь, смотрел в её глаза. — Ширмы? — Незнакомое слово ни о чём не говорило. Разве что очень походило на имя одного давнего заказчика — Шермана из Штрассбурха. Уже и не помнит, что он там заказывал. Переспрашивать не стал. Больно хозяйка казалась дёрганой. Как та кошка, которой он утром хвост придавил. И глаза у неё полыхают, как остывающий металл в воде. Злая.

Наташа подняла ладони с растопыренными пальцами, демонстративно загибая большой:

— Да, девять. — Начала отсчитывать, пошевеливая каждым пальчиком, сгибая его, нарочито подчёркивая каждую «циферку»: — Один, два, три… — Издевалась? Нет, ну что вы… Возможно, Рыжик неграмотный. Пусть делает изделия и откладывает в сторонку, сверяя со своими пальцами, похожими на сосиски для хот-дога.

— Я знаю счёт, — усмехнулся обладатель «горячих» волос и «сосисок».

Пфальцграфиня искренне и преувеличенно старательно удивилась, перехватывая его жалящий взор. Жалеет, что не может вырвать каждый её палец? Именно так она и поняла его ухмылку. Наглый! Рыжий! Бесстыжий!

— Да, простите, забыла, что деньги умеют считать все… — Молчит, наглец, переваривает. Перевела дух. — Хорошо, с этим разобрались. Теперь посмотрите, что я нарисую, и скажите, можно ли изготовить такое из металла, имеющегося у вас в наличии. — Уже сомневалась, что так не по-тутошнему выразила свои мысли. Надо говорить проще, как обухом по голове. И правда, хотелось огреть этого рыжего. До беспамятства.

Опять же в 3D-проекции изобразила напольную вешалку. Совсем простенькую, можно сказать примитивную, как и это время с его технологиями.

— Сюда, — ткнула в перекладину острым кончиком стилоса, — Я буду вешать свои платья. Понимаете? — Вспомнив вопрос столяра, поспешила опередить: — Они будут не в сундуке, а на вешалке. Ещё нужны плечики. — Нарисовала для примера. — Знаете для чего? Нет? — Посмотрела на него, как на тугодума. — Этим и этим концом вешалка продевается сюда. — Тронула ткань платья на плечах. — Платье держится на ней и за этот крючок подвешивается на перекладину. Только пока не решила, кто изготовит такое. Вы не сумеете — это точно. Вернусь к столяру. Здесь работы по дереву нужны.

— Тут как должно быть? — Руди протянул руку к цере, подвигаясь к хозяйке, пальцем тыча в рисунок, в его нижнюю часть, где Наташа первоначально предполагала сделать подставку для обуви.

— Хотела, чтобы была решётка для обуви. Но, думаю, уже не нужно.

— А если так? — Рыжий пальцем затёр нижнюю часть конструкции, вытащил из руки девы стилос и уверенно провёл несколько перекрещивающихся горизонтальных и вертикальных линий. — Для прочности нужно, чтоб не разъехалась арка. А здесь подставки для обувки? Мыши не попортят кожу? В сундук надо прятать.

И этот не сдержался от замечания! Любят здесь сундуки.

— У вас бурная фантазия, молодой человек. Для мышей и прочей голодной нечисти разложим приманку. Отравленную. — Встала, захлопывая церу. — Если делать внизу выдвижные ящики под обувь, тогда захочется и боковые полочки, дверцы. А это уже шкаф получится.

— А размер вашей вешалки? — Руди поднялся, оглядываясь. Отец кряхтел в углу, обмываясь ледяной водой. Младшая сестрёнка стояла возле него с полотенцем, поглядывая на брата с госпожой, прислушиваясь.

— От пола столько, — показала расстояние между ладонями. — Высота… Моего роста. Вы должны понимать, что платью нельзя лежать на полу или подставке. Оно должно ви-и-сеть. От плеча до земли, плюс плечики и расстояние до пола.

— Значит, так, — он шагнул почти вплотную к ней. Протягивая руку над её головой и касаясь своей переносицы.

— Ну да, — отступила на шаг, задыхаясь от запаха мужского пота, силы и мощи, сквозившего в каждом движении сына кузнеца. Брр!

— А длина? Сколько одеяния висеть будет?

Хороший вопрос… Наташа раскинула руки, смеясь:

— И ещё чуть-чуть…

Рыжий осмелел:

— Нет, цельная из железа будет плохо. Да и не нужна. С деревом нужно связывать. Дешевле будет.

— На ваше усмотрение, господин кузнец, — усмехнулась, направляясь к выходу. — Мне важен результат и чтобы… не развалилась. — Посмеивалась, не таясь, глядя в его жёлтые кошачьи глаза, отражающие угасающие языки пламени в печи, представив, как рушится армуар под тяжестью платьев.

— Не развалится… — Руди смотрел вслед хозяйке. Вредная госпожа, языкатая, смешливая. Передёрнул зябко плечами. Дрожь метнулась вдоль позвоночника.

— Руди, идём вечерять, — сестрёнка свешивалась через перила с верхней площадки, заглядывая в распахнутые двери. — А это новая хозяйка? Да?.. Красивая… — Не дождавшись ответа, закатила глаза: — Что застыл? Минне расскажу, как ты её щупал… — Высунула язык, дразнясь.

— Кто щупал? — рванул вверх по лестнице. — Я-те расскажу!..

Испуганный визг ударился в захлопнувшуюся перед носом Рыжего дверь…


Вот и солнце село. Пора идти на обход. Его пфальцграфиня начинала с кухни. Вдыхала аромат свежевыпеченного хлеба, слушала шорохи затихающего замка.

Выходила во двор, проходя к закрытым первым воротам, прислушивалась к звукам, слабо доносящимся из деревни из-за высоких стен. Незлобивый протяжный лай собак. Котов на территории мало.

Эрмелинда… Отношения с сестрой оставались прежними. Не впускала малолетка её в свою жизнь. Однажды, зайдя в кухню, демонстративно задрала нос, видя, как Наташа в переднике стоит у разделочного стола со скалкой в руках, обучая кухарку очередному заморскому блюду. Да, отцу нравится её стряпня. Всем нравится. Но пфальцграфине не место среди кухонной прислуги.

Старшая сестра с долей снисхождения смотрела на младшую, будто знала нечто такое, чего не позволено знать больше никому.

Глава 14

Утренний туман мелкой моросью оседал на разгорячённом лице, тут же испаряясь. Накидка с капюшоном темнела, увлажняясь. Глаза возбуждённо блестели. В окружении трёх всадников пфальцграфиня следовала в направлении Штрассбурха.

Зелда, обрадованная присутствием хозяйки и неожиданной прогулкой, резво постукивала копытцами по накатанной лесной дороге, косясь на следовавшего рядом коня, постоянно норовящего приблизиться к ней, сдерживаемого седоком. Она раздувала ноздри, фыркая и махая головой, выражая своё небрежение красавцу-скакуну гнедой масти.

Наташа, периодически оглаживала мулицу по шее, успокаивая. Плетью практически не пользовалась, иногда чисто символически притрагиваясь к крупу Зелды, если нужно было ускорить её шаг.

Сбитая с придорожной травы роса и чётко обозначившиеся следы колёс, указывали, что здесь прошли тяжело гружёные подводы. Девушка знала, что на рынок собирались почти все мастера деревни со своими изделиями, выполненными по предварительному заказу и без оного.