— Если я откажу Вилли, он вернётся к Эрмелинде?

— Не думаю… Если только приданое за ней будет как у герцогской дочери.

— Понятно. — Какое приданое? Одни долги кругом. Значит, если торгаш готов взять её бесприданницей, то титул пфальцграфини равен величине приданого герцогской дочери. — Это сколько?

Фон Россен покосился на дочь, скрипнув зубами:

— Если бы у меня было столько золота…

Наташа парировала, негодуя:

— Vy ego i profukali, papasha!

— Тарабаришь, как Стефания когда-то, — гневно сверкнул глазами. Перекрестившись, вздохнул: — Такая же дерзкая и… красивая.

Манфред выскочил, оставив Вэлэри одну. Пусть подумает! Направившись в свои покои, развернулся, вспомнив о торговце. Каков, а? Да он и не сомневался, что ему нужно от младшей дочери, так что и удивляться нечему. Пфальцграф дёрнулся, чувствуя на спине лёгкое жжение от лечения пчелиными укусами. Он благодарен старшей дочери. За такое короткое время поставила его на ноги… А вот лекарю напрасно долг отдавала. Пусть бы ждал… Пора отобедать. В обществе Хартмана. А потом… Приятно заныло в груди, нараспев: «Хельга, Хельга…» Где сейчас его кроткая красавица с ласковыми ручками и медовыми губками?.. Не думал он, что ещё способен увлечься женщиной до такой степени. Приодеть её, порадовать, и будет выглядеть не хуже любой графини. Даже лучше иных. От приятных мыслей заулыбался, представив её в нарядном одеянии да в украшениях. Её спокойная робкая улыбка и лик казались ангельскими.


Наташа, стянув плед со спинки кресла, уселась в него с ногами, кутаясь. Знобило. Неудивительно. И тому виной не погода за окном. Капли дождя стекали по слюдяному «стеклу», оставляя за собой кривые дорожки, смывая серую пыль, успевшую осесть на недавно вымытые рамы. Ветер крепчал, задувая в щели, заунывно посвистывая, навевая беспокойные мысли, распаляя воображение.

Сказав отцу, что ей нужно подумать, она старалась оттянуть время. Время скандала. Становиться женой Карла или Вилли не собиралась. Собиралась ждать Герарда. Он решит вопрос дарения рудника с герцогом и в случае его пленения, пришлёт гонца с сообщением. «Тьфу!» — перекрестилась. При положительном исходе переговоров, если решит следовать с герцогом, куда там тот направляется, то и в этом случае прискачет гонец. А если не прискачет? И почему граф открыто не написал, что собирается взять её в жёны? Девушка прикусила губу, пряча озябшие руки подмышки. Щёки горели, а ноги и руки никак не могли согреться. Может быть, прав Манфред? Послание Бригахбурга и его возможный приезд и есть визит вежливости?

Мысли обгоняли одна другую, добросовестно подсовывая картинки измены любимого мужчины. Она видела его в свите герцога, гарцующим на своём чудном скакуне. Женщины, богатые, красивые, титулованные засматриваются на него. А он… Он не обделяет их вниманием. Вот выплывает картинка, как её мужчина целуется с итальянкой в беседке… Теперь видится, что всё же целовался… Вот Герард пожирает глазами Луиджу за обеденным столом… Теперь это кажется искренним, а не наигранным, для конспирации, как он говорил. Вот он флиртует с графиней Мисуллой… И это не мешает ему после всего душить её в кабинете… А ведь они остались в замке: графиня ди Терзи и её дочь. Что там происходило, ей неведомо.

А ты? По здешним меркам — старая кошёлка. Папашка тоже это подчеркнул. Бедная, как церковная мышь. Красивая? Не так, чтобы очень. Знатная? А без золота титул никому не нужен. Только амбициозному торгашу. Карл? С ним бы тоже не помешало разобраться.

Сердце уже стучало тихо, неслышно, замирая, словно прислушиваясь к настроению хозяйки. Сдерживаемые слёзы упали в горло твёрдым комом, перекрывая дыхание.

А ведь они простились с Герардом. Она пожелала ему счастья и много наследников. Напрягла память: «Что сказал Дитрих, когда догнал их за деревней, подгоняя карету?» Сиятельный велел передать, что после пира наведается в поместье? Может быть, и хотел наведаться, чтобы убедиться, что у неё всё хорошо. Визит вежливости. И всё. Выражение въелось в сознание, пульсируя оранжевой мигающей точкой. Пир давно закончился. А граф, предполагая, что может с ней больше никогда не увидеться, даже не заехал проститься.

Она знала, что накручивает себя и ничего не могла с этим поделать.

Глава 17

За окном бушевала буря. Где-то что-то хлопало. Она не могла понять, где и что. Да какая разница. Наташа не хотела вставать, зажигать свечу, поглаживая в кармане серебряную полированную поверхность зажигалочки, пряча покрасневший нос в складки мягкого пушистого пледа. Мысли не отступали. Они словно собрались «добить» свою носительницу.

Эрмелинда? Манфред сказал, что из-за неё сестра останется без мужа. Именно так она поняла его слова. И что? Должна пожертвовать собой ради малолетки? Стать супругой алкоголика и женомучителя? Или стать госпожой пфальцкупчихой? А её вполне устроит статус старой девы. Да, надо вернуть Вилли подношения. Все.

Девушка вздрогнула от стука в окно. Сломанная ветка корявыми «пальцами» скребнула по раме, улетая дальше. Сверкнула молния. Один, два, три… Раздался рокот грома. Гроза уже близко. Тело сжалось, вспоминая детские страхи. Собираясь убежать в свою комнату, откинула покрывало, вскакивая, натыкаясь взором на высвеченный вспышкой небесной странницы гобелен, замерла на месте, парализованная видением.

На неё медленно и неотвратимо надвигался корабль с розой ветров на развевающихся парусах. Она слышала вой бури и стон волн, раскачивающих судно. На этот раз корабль был другим. Драккар с квадратным парусом и драконьей головой на носу. Ощущая себя маленькой и хрупкой, чувствовала ломоту в тщедушном крохотном тельце.

Мокрые длинные волосы лезли в лицо, мешая видеть окружающее. Ледяная одежда липла к телу, вызывая дрожь. Зубы стучали, болью отдаваясь в висках. Глаза слезились… Нет, не слезились. Она ревела: громко, надрывно, без остановки, цепляясь за шею женщины, чьи руки судорожно прижимали её к себе. Стоя на коленях, она тоже кричала, молила мужчину, горой возвышающегося над ними. Уговаривала не трогать дочь, пощадить. А потом… Рывок, боль в плече и мир перевернулся…. Она висела вниз головой, дёргая в воздухе свободной ногой. Сквозь пелену слёз видела глаза мужчины в доспехах бога. Ледяные, бездушные, пронизывающие, злые.


Он рыкнул зычно, отрывисто, гортанно. Её качнуло, и от чувства свободного полёта захлебнулась воздухом, смешанным с горько-солёными брызгами, замолчала, раскидывая руки в стороны, слыша вслед душераздирающий дикий крик матери:

— Всевышний! Спаси и сохрани своего Ангела — посланника и служителя! Заклинаю тебя!..

Наташа дрожала, широко открыв полные слёз глаза. Громыхнуло совсем рядом. Она упала в кресло, сползая на пол. Путаясь в накидке, поползла за него, забиваясь в тёмный пыльный угол:

— Ма-а-ма-а! — уже ревела, как тогда: громко, надрывно, не в силах остановиться, чувствуя острое покалывание электрических разрядов на коже, видела разверзнувшуюся затягивающую в своё нутро чёрную гудящую бездну и пугающую ослепительную вспышку.


— Её нет в кабинете! — раздражённый голос Эрмелинды вывел из небытия. — Мальчишка, передай господину, что её здесь нет!

Захлопнулась дверь. Послышались приглушённые голоса. Стянув с головы плед, девушка прислушалась. Грома, как и шума дождя, слышно не было. Темно. Сколько времени она здесь? Провалилась в забытьё: тяжёлое, давящее, без сновидений. Никого не хотелось видеть. Чуть сдвинувшись в сторону, наблюдала за присутствующими, оставаясь для них невидимой.

Сестра, стоя у стола, говорила уже спокойно, ничуть не беспокоясь:

— Хенрике, посмотри, — она наклонилась над подношением от Вилли, открывая шкатулку. — О-о… — В руках блеснул гребень. — А мне он такого не дарил.

Экономка, поставив свечу на стол, вздохнула:

— Так это он, моя девочка, прибыл с подношением. Для сговора.

— Вилли… Он… — голос Эрмелинды дрогнул. Она замолчала, присаживаясь на стул.

— Да, — женщина обняла её за плечи, прижимая к себе, — смиритесь, хозяйка.

— Что мне делать, Хенрике? Теперь у меня и жениха нет.

Наташа поморщилась: «Так важно наличие жениха? Неужели она любит этого торгаша?» Казалось странным, что титулованная девушка её возраста может обратить внимание на Вилли — зануду и тюфяка. Может быть, между ними что-то было?

— Зачем вашей сестре господин Хартман? У неё есть жених.

— Ты не понимаешь, — в голосе проскальзывали сердитые нотки. — Она ему, конечно, откажет. Зачем ей торговец, если у неё есть два графа? Оба богаты. Я не нужна Вилли без титула. Понимаешь?

— Не переживайте, хозяйка. У вас будет другой жених. Вы молодая, красивая, умная. Поговорите с сестрой.

— Я её ненавижу.

Пфальцграфиня хорошо видела выражение лица говорившей: тонкая полоска сжатых губ, прищуренный взор.

— Идёмте, — экономка вытащила из пальцев воспитанницы гребень, возвращая в шкатулку, захлопывая. — Вам нужно отдохнуть.

Когда за женщинами закрылась дверь, Наташа выползла из укрытия, опустилась в кресло: «Вот так… — отёрла лицо ладонями, сжимая виски. — Тебя ненавидит сестра и её по-прежнему считают хозяйкой. Чтобы привести хозяйство в порядок, ты вкладываешь силы, стараешься всюду успеть, портишь нервы, воюя с отцом, а оказывается, ничего этого никому не нужно. Эрмелинде нужен титул, а Манфреду деньги». Если отец может получить желаемое, успешно продав её и выручив кучу «бабок», то сестра вернёт титул только в одном случае, — по телу прошёл озноб — избавившись от старшей сестры. Отравит или подстроит несчастный случай? Ненависть — сильное разрушительное чувство. Она жаждет чужого горя и не проходит сама по себе.

Девушка слышала тревожный звон колокольчиков, предупреждающих об опасности. Да, с этой стороны она засады не ждала.