Экономка вышла, прихватив одну из свечей, оставляя открытой настежь дверь.

Герард блуждал взором по потолку, стенам, чёрному оконному проёму. Втянул воздух. Снова разыгралась фантазия. Его Таша ходила здесь, сидела в этом кресте, спорила с отцом.

— Идёмте, я покажу вам, куда идти. — Наследница вскочила и отвернулась от него.

Неожиданно сиятельный услышал всхлипы. Закрыв лицо руками, пфальцграфиня тихо плакала. Одинокая и беззащитная. Сострадание взывало помочь тому, кто нуждается в помощи. Несколько месяцев назад он бы отреагировал не так болезненно. Что же изменилось? Почему сейчас сердце разрывалось от жалости?

Встал, делая шаг к ней, привлекая к себе, поглаживая по спине:

— Успокойтесь, Эрмелинда… На всё воля Всевышнего.

— Пожалуйста, не бросайте меня. — Робко уткнулась в его грудь, шепча: — Вы были другом Вэлэри. Я боюсь… Боюсь нотара. Боюсь попечителя. Боюсь Вилли… Что со мной будет? — Подняла на него глаза, лихорадочно блестящие и молящие, со слипшимися от слёз ресницами.

Смахнул со щеки девчонки скатывающуюся слезинку. Не выдержала… Повержена и уязвима, слишком молода, беспечна. Ведо́ма. Не знавшая матери и оказавшаяся, как и старшая сестра, ненужной отцу, доверившаяся случайной женщине, сумевшей воспользоваться её бесприютностью и одиночеством.

Всматривался в лик, находя сходство с той, которая никогда не плакала при нём, не желая показывать свою слабость.

— Назначенный его величеством попечитель позаботится о вас. — Наклонился, по-отечески касаясь сухими горячими губами макушки девы. Наверное, так хочет Всевышний, чтобы он не оставил в беде эту бедную девочку. Ведь налетят во́роны, не успеешь заметить, как растащат, что осталось. Его долг вмешаться и помочь ей, искупив вину перед той, в чьей смерти повинен. Ради памяти её старшей сестры. Ради Таши.

Сомнение грызло изнутри и мешало принять окончательное решение. В чём дело? Усталость? Что-то ещё?.. Завтра… Он во всём разберётся завтра.

Глава 37

Её трясло. Не от холода. Хотя, от него тоже. Сколько прошло времени, как она осталась одна? Тело одеревенело и слушалось плохо. В голове ничего не укладывалось. В комнате темно. Наташа не слышала, как закрыли кабинет.

Крошечный фонарик выпал из непослушных пальцев. Нащупывала его, а в районе солнечного сплетения собиралась боль, индевела душа, совсем недавно радостно рванувшаяся на звук знакомого голоса.

Дверь оказалась незапертой.

Шла по едва освещённому коридору, держась стеночки, наплевав на осторожность. Она у себя дома! Если бы кто-то ей сейчас встретился, даже не посторонилась бы.

Очнулась в своей комнате. Ноги принесли хозяйку туда, где находилось её законное место.

Нащупав расчёску, наткнулась на ящичек с кусочками сахара. Осветила каминную полку. Надо же, вернули. И ложка здесь. А вот смартфона нет. Прекрасно! Надела украшения. Машинально, по привычке. Кольца вращались на исхудавших пальцах.

Открыв ставни, уселась на подоконник, разбирая спутанные волосы. Здесь было теплее, несмотря на то, что покой не топился. Но тело не согревалось. От нервного озноба подрагивали руки, больно дёргая волосы, путающиеся в зубьях расчёски.

Как теперь быть? План поехать просить помощи к Бригахбургу потерпел полное фиаско. Если человек способен на подлость, разве ему можно доверять? Нет.

Там, в кабинете, пока она приходила в себя, собираясь с духом, чтобы выйти из укрытия, вдруг вспомнила, что лицо обезображено сажей и вместо радостной встречи может выйти скверное представление с визгом и обмороком женщин. Останавливала мысль: как отреагирует мужчина на Привидение, неожиданно выползшее ночью из угла? Оконфузится? Всё может быть. Лучше бы встретиться без свидетелей.

Нужно ли благодарить Господа за эту заминку? Не будь её, так бы и осталась в неведении…


В руках Эрмелинды мягко поблёскивал золотой жемчуг. Словно загипнотизированная игрой света и тени, Наташа наблюдала, как малолетка хвалится им, уверенная в том, что теперь все украшения погибшей старшей сестры безоговорочно принадлежат ей. Конечно, зачем покойнику золото? Туда с собой ничего не заберёшь.

Смотрела на Герарда, на его осунувшееся лицо, углубившуюся складку между бровями, плотно сжатые губы. В глаза бросилась седина на висках: соль и перец. Раньше она её не замечала. В облике и резких движениях читалась усталость и раздражение. Он изменился, но не стал хуже — такой же притягательный и до боли родной.

Девушка, сливаясь с пылью тёмного угла и постигая великий дзэн хамелеонов, — глубокое погружение в созерцание внешнего мира — успокаивалась. Всплеск эмоций утих, уступив место рассудочной холодности.

Наблюдала, как сестра, присев на подлокотник кресла, максимально приближаясь к мужчине, рассматривает его, в то время как он изучает Указ, казалось бы, не обращая на неё внимания. В эти мгновения словно пелена спала с глаз подсматривающей. Перед нею во всей красе предстала маленькая хищница, с виду робкая, наивная и простодушная. Трепетное создание с нежным сопрано! Со стороны видно всё — её потуги завладеть вниманием гостя и его полное игнорирование попытки обольщения.

Пфальцграфиня, шаг за шагом восстанавливая в памяти подробности виденного, усмехнулась, качнув головой, рванув прядь волос. Эрмелинде неизвестно, что у сиятельного есть женщина. Герцогиня. Умница и красавица. Это не малолетняя пигалица, а опытная искусительница, побывавшая замужем. Со связями и огромным состоянием. Покойный Фальгахен был прав — на дурака Бригахбург не похож, и размениваться на нищую сиротку — рискуя потерять влиятельную любовницу с далеко идущими планами стать её мужем — не станет.

А её, Наташи, нет. Она умерла. И ничего вокруг не изменилось. Так же идёт дождь, день сменяет ночь. Никто не рыдает над её могилой. Наоборот, сестра радуется, что вернулся титул. Неважно, какой ценой. Цель оправдывает средства. Преступники не мучаются угрызениями совести. Они наслаждаются жизнью. Карл снова прав: кому она нужна? Ну, выйдет, объявится… Сорвёт далеко идущие планы малолетки и её сообщников. Они не допустят воскрешения пфальцграфини. Убьют и закопают в саду у роз, которые она приводила в порядок.

От очередного болезненного рывка волос, остановилась, потирая травмированную кожу головы.

То, что она услышала дальше, надолго погрузило её в шоковое состояние.

Эрмелинда просила графа подтвердить, что он видел её мёртвой. И он согласился. Не раздумывая. Не сомневаясь. Не колеблясь. Оказывается, так быстрее оформить вступление в наследование. Налицо сговор. Лжесвидетельство. «Что тебе за это пообещали, Герард фон Бригахбург? Какая цена твоей совести?» Заныло сердце. Душа стонала. Израненная, но живая. Она любила этого мужчину, мечтала о счастье с ним… Он оказался намного хуже, чем она думала о нём. Как же она заблуждалась!.. Господи, как больно!

Подняла в бессилии глаза к потолку, призывая небеса послать ей терпение.

Что дальше? Лжесвидетель проникся участью сиротки, одарив покровительственным поцелуем в макушку. Поладили.


В висках бьётся пульс. Набатом. Нестерпимо. Сдавила руками голову. Сволочи. Все сволочи. Делят её золото. Её титул. Её наследство. Да как они смеют?!

Вихрь вопросов, на которые не находилось ответов, собирался в маленькое, но разрушительное торнадо.

Пальцы автоматически разглаживали волосы, заплетая в косу. Она сейчас встанет, пойдёт к нему и всё выскажет. Да, скажет: «Подлый трус, выходи!» А он там её и придушит. Схватит за тонкую шею и сожмёт сильными пальцами. Что ему стоит свернуть тощую цыплячью шею, когда он тяжеленным мечом управляется играючи. Весь боевой запал пропал, уступив место сомнению и нерешительности.

Плеснув на ладони воды из кувшина с веником, оттирала лицо от сажи. Вспомнив про ведро, перешла за ширму.

Увлечённо смывала маслянистую копоть, когда дуновение ветерка прошлось прохладой по влажному лицу и рукам. Жёлтый свет свечи озарил комнату.

Наташа прислушалась: «Фиона?» С лица стекали капли воды, впитываясь в ворот платья. Выглянув из укрытия, обмерла. Перегородка отделяла её от Герарда, стоящего к ней спиной и держащего плошку со светилом.

Утёршись рукавом, отпрянула в угол, нащупывая кинжал и приникая к щели между створками. Что ему здесь нужно?

Мужчина прошёл к камину, продвигаясь вдоль полки, кончиками пальцев касался разложенных на ней предметов. Вернулся к вешалке, оглаживая ткань платьев, утыкаясь в них лицом, тяжело втягивая воздух. Поворачивался вокруг себя, медленно скользя взором по стенам, ложу, полу, словно хотел запомнить. Остановив взгляд на кувшине с ветками, шагнул к столу, наклоняясь, рассматривая.

Девушка дрожала, не в силах сделать шаг, отделяющий её от того, в подлое коварство которого не верилось. Она помнила его другим: честным, справедливым, всеми уважаемым. Может ли измениться человек за пару месяцев?

Желание выйти было настолько сильным, что она не чувствовала боли от впившихся в ладони ногтей. Боялась ошибиться и погибнуть от его руки. За что он может желать ей смерти? Она его не предавала. Это он предатель и изменник. Неужели в нём не осталось ничего святого, и он забыл обо всём, что она сделала для него и его семьи? Сквозь призму собравшихся слёз следила за пятном света, скрывшимся за закрытой дверью. Гость ушёл.

Присела на скамью, унимая дрожь. Если он пришёл сюда, значит, помнит её. Мучает совесть? Рискнуть и пойти к нему? У него другая женщина. И что? Это его личное дело, с кем спать. Наташе нужна помощь. Она расскажет ему о своих догадках и назовёт имена убийц. Граф — человек из этого мира и знает, как в такой ситуации поступить правильно. Поможет, если не действием, то советом.

Потерев лицо ладонями, выдохнув, шагнула к двери, включая фонарик.