Ишь, торопыга какой нашелся. Чтобы не сбивал меня с мыслей, я убрала его руку с колена. И продолжила.

— Вам ведь совершенно необходимо, чтобы все думали, что я ваша невеста, так?

— Я не люблю повторяться, Максимова, — ответил он раздраженным голосом, недовольный, что я так откровенно воспротивилась его поползновениям. — Разве что на лекциях. Для особо одаренных.

Я не смутилась — не до этого было. Боясь потерять мысль, просто решила не обращать внимания на его подъебки.

— И, это, если я правильно понимаю, необходимо для того, что вам простили роман со студенткой и не выкинули из «научного сообщества» ко всем чертям?

— К чему ты подводишь, Максимова? — его голос обрел зловещие интонации.

И, как ни странно, меня это воодушевило.

— Еще не уверена, но у меня есть маленькое подозрение, что вам не хотелось бы, чтобы я соскочила так же сильно, как мне не хотелось бы, чтобы вы обнародовали то видео и засудили меня за афродизиак? — по мере того, как я говорила, мой голос становился все более звучным, плечи все больше распрямлялись…

Подозреваю, всё во мне в этот момент свидетельствовало о том, что мяч нашей игры переброшен в мою сторону и завис над сеткой, готовый перекинуться либо ко мне, либо в сторону соперника.

Декан безотрывно смотрел на меня, напоминая мне питона, гипнотизирующего свою жертву перед тем, как наброситься и проглотить ее целиком.

— А ты уверена, что хочешь проверить, кто пострадает сильнее, если мы оба… соскочим? — знакомым уже образом, глаза его угрожающе сощурились.

— Вы можете лишиться места.

— А ты — чести. И будущего.

Я картинно закатила глаза, делая вид, что мне смешно от его слов.

— Какой чести?! Какого будущего? Не далее, как час назад вы называли меня шлюхой!

— Я погорячился. Я знаю, что ты не шлюха.

Ах вот оно что! Значит теперь, когда ему стало страшно, что на «честь» мне плевать, и его удар в виде откровенного видео я перенесу, я типа перестала быть для него шлюхой? Ага, так я и поверила.

— Пристегивайся! — неожиданно приказал он. И снова завел машину.

— Что? Зачем? Разве мы не собирались покупать коль…

— Нет. Я передумал. Не желаю, чтобы ты считала, что я у тебя на крючке.

С грозным ревом, распугивая пешеходов, машина сорвалась с места. Пронеслась по переулку, вдоль широкого проспекта, и свернула на улицу, ведущую в сторону университета и общежитий.

— Что вы задумали? — с каждым проносившимся мимо километром мое сердце билось все сильнее и сильнее.

— Доказать тебе, что мне плевать на «место». Если ты забыла, у меня еще и работа есть, и довольно неплохая. А вот у тебя, после того, как я закончу с тобой, не останется ничего.

— И… что… что дальше? — я вдруг начала заикаться.

— Тоже ничего, — почти спокойно ответил он, но я видела, как играют желваки у него на скулах. — Я передумал. Не знаю, буду ли я с тобой судиться, Максимова, но жизнь я тебе точно попорчу. И ничего мне больше от тебя не надо — даже секса. Я не люблю расчетливых сук.

Как по приказу, глаза мои мгновенно наполнились слезами.

— Это я-то сука? Да как вам не стыдно… Вы… вы зарезали мой проект — просто так, потому что я облила вас коктейлем…

Он резко подрулил к бордюру и остановился.

— Одуреть… Так твоя маленькая шутка с афродизиаком — из-за той истории? Ты серьезно собиралась испортить мне жизнь из-за того, что я наорал на тебя за криворукость?!

— Нет! — я почти кричала, отстегнувшись и встав на низкое сиденье на колени. — Я собиралась подшутить над вами за то, что вы зарезали мой проект! А когда дело зашло слишком далеко, приняла огонь на себя… если вы забыли!

— Забудешь тут… А тебя не удивило, что я взял твой проект с собой, Максимова?

Уже готовясь проорать следующее обвинение, я так и осталась с открытым ртом.

— Как думаешь… — откинувшись на сиденье, Донской наблюдал за мной, — зачем мне было брать с собой проигравший проект на церемонию вручения призов?

Я нахмурилась.

— Эмм… Не знаю?

— Я собирался представить его комиссии, дуреха, как идущий вровень с победителем, и предложить рассмотреть твою работу, с поправками на экологичность.

Совершенно опешив, я села обратно, моргая и глядя прямо перед собой.

— То есть… вы вообще… не собирались меня валить? — это было слишком невероятно. Слишком много, чтобы вот быстро переварить. — Но там же написано… в пометках на последнем листе…

— Я знал, что твою работу не одобрят — бесполезно было пихать ее как есть. В вашем с партнершей проекте сильно хромает экологичность, а в Европе с этим строго. Если бы я предложил твой проект раньше — они бы нашли причины отказать, просто потому что людей с допотопными представлениями о чистоте окружающей среды там не любят. Поэтому, я решил устроить коллегам сюрприз — предложить вас с напарницей прямо там, в аудитории, с уже готовыми поправками и моими рекомендациями. И посмотреть, как они на глазах у всех будут искать другие причины отказать в финансировании лучшему проекту этого года.

Сказать, что я была размазана этой новостью, значило ничего не сказать.

— Лучшему проекту… Но почему… почему вы мне ничего не сказали заранее?!

Он криво ухмыльнулся.

— А потому что тебе я тоже хотел устроить сюрприз. Тебе, понимаешь? Смазливой студенточке, у которой не только мозги красивые, но и задница. Устроил, бл*ть.

— О боже… — протянула я, чувствуя, как меня заливает целый фонтан эмоций. Стыд, страх, необъяснимая радость… и идиотская, несоответствующая моменту гордость — как за мозги, так и за «задницу».

А еще шок от того, что, оказывается, все это время я была для нашего декана объектом внимания…

Но над всем преобладало одно — разочарование. Ведь я снова все испортила.

— Спасибо, что хотели мне помочь… — сказала потухшим голосом. — Если бы только дали мне понять… как-нибудь…

В его глаза вернулась жесткость.

— Тебе спасибо, Максимова.

— За что?

— За то, что напомнила, что в таких делах нельзя давать слабину. И что шея у меня не для того, чтобы на нее садиться. Я ведь хотел с тобой мягко… обходительно… так, чтобы ты забыла о том, зачем ты со мной. Даже белье тебе позволил самой выбрать, вместо того, чтобы отвезти, как собирался, в секс-шоп и накупить стрингов и эротичных костюмов на мой вкус. А теперь мы вернулись исходной точке, Максимова. Так что, возвращайся домой и думай.

Он достал с заднего сиденья мой рюкзак и сунул его мне в руки.

— О чем… думать?

— О том, кем ты хочешь быть со мной — мстительной дурой, которой плевать на собственное будущее, или милой, послушной девочкой, которая мне всегда нравилась, и которая поможет мне исправить все то дерьмо, что натворила. Если надумаешь до завтра — жду тебя у себя дома — в новом белье и готовую на подвиги. И без всяких угроз, на которые мне плевать.

Я подняла на него затравленный взгляд.

— А если не надумаю?

— Если не надумаешь, я буду считать, что ты «соскочила». И действовать соответствующе.

Глава 11

Весь конец дня и начало следующего прошел под девизом — «сдохнуть, но не показать, как мне плохо!»

Нет, не потому, что мне, как японскому самураю, хотелось сохранить лицо.

А потому, что не было у меня причин страдать, когда на глазах у самой ректорши такой потрясающий мужчина, мечта всей женской половины университета, позвал меня замуж. И если я не хотела выйти раньше времени из его игры, мне просто необходимо было носить маску счастливой невесты.

Я видела, какие у всех лица, когда декан высадил меня у общежития, загруженную пакетами с обновками таких брендов, от которых только разве что у совсем уж миллионерши слюнки не потекут, и понимала — надо играть. И это мы еще кольцо не купили — Матвей Александрович сказал, что купит его сам и торжественно наденет его мне на палец завтра на банкете.

Нет. Никак я не смогу объяснить, почему на моем лице нет постоянной, будто приклеенной счастливой улыбки. А значит, придется ее приклеить.

По поводу самой общаги мы договорились не «гнать коней» — даже как невеста, я вполне могу продолжать жить там какое-то время — для всех как бы по причине того, что наше семейное гнездышко еще строится. Да и родители мои «как бы против», чтобы я переселялась к жениху до свадьбы.

На самом-то деле я продолжала жить в общаге, потому что, конечно же, никто меня ни в какой замуж не берет, и никакое гнездышко для меня не строит.

Разумеется, для престижу меня переселят в более современный корпус женского общежития, в комнату с новой соседкой, которую декан знал лично и с которой имел отдаленные родственные связи.

Как ни странно, во всем, что казалось женщин, он оказался довольно консервативным. Нет, не шовинистом, отнюдь. И уж точно не закомплексованным! Просто, по некоторым вопросам отношений имел до странности консервативные взгляды — будто он вырос на Кавказе, хоть я и знала, что это не так.

Во-первых, он на полном серьезе считал, что женщина серьезного мужчины не должна ездить на общественном транспорте и носить короткие юбки. Слава богу, не имел ничего против джинсов, в которых я умела ходить двадцать четыре часа в сутки.

Во-вторых, не имея ничего против секс-шопов и ролевых игр, он на нюх не выносил обыкновенного флирта, особенно по инициативе женщины. Подозреваю, что одной из причин, по которой он на меня запал, было мое (по крайней мере, внешнее) равнодушие к нему, что очень выгодно смотрелось на фоне массового истекания по нему слюнями.

Вероятно, до того, как я опоила его афродизиаком и заманила в кабинет, он считал меня недоступной — правильной, хорошей девочкой. И меня бросало в ужас от одной только мысли, что он будет обо мне думать, когда узнает, что я уже не девственница.