А ведь он узнает об этом — вопрос времени!

Вообще, больше всего за короткое время нашего бурного знакомства меня поразили в Донском контрасты — разительное несоответствие между его разными понятиями о жизни, в зависимости от того, с какой стороны он на них смотрел. И в зависимости от того, в чьем обществе он на них смотрел.

Он был, что называется, человеком с двойным дном. Элегантный и галантный снаружи, как оказалось, был ужасным хамом, если не нужно было играть на публику. Рассеянно-добродушный для виду, был на самом деле был мстительным и очень, очень злопамятным — особенно когда дело касалось его самолюбия.

И можно только представить себе, как сильно оно страдало, его самолюбие, когда он вспоминал, как гнался за мной по коридору, как сидел, привязанный к батарее и жаждущий моего прикосновения… умоляющий дать ему разрядку…

От воспоминаний в бедрах у самой потеплело, и я в сердцах швырнула в чемодан майку, которую только что собиралась сложить, стыдясь такой позорной слабости. Негодяй собрался месяц издеваться надо мной, выдавая за свою невесту, а я тут возбуждаюсь от гребаных воспоминаний о его члене.

— Скажи мне, тебе не стыдно?

Я резко крутанулась — кто это там такой прозорливый?

В дверях комнаты, скрестив ручки на груди, с грозным видом стояла Настя.

— За что это мне должно быть стыдно? — я демонстративно подняла майку, аккуратно сложила ее вчетверо.

Настя разомкнула руки и вытащила из кармана куртки хорошо знакомую бутылочку с пипеткой вместо крышки.

— За то, что забыла, кто тебе помог с деканом «познакомиться». Вот за что!

— Чего?! — у меня глаза полезли на лоб. — Кто это мне помог под декана лечь? Ты что ли? Которая сбежала, как только запахло жареным и бросила меня разбираться со всем этим самой?!

— А ты неплохо разобралась, как я посмотрю.

Настя насмешливо мотнула головой в сторону неразобранных пакетов с «брендами».

— Не твое дело, — пробурчала, снова отворачиваясь.

— Еще как мое. Потому что если бы не я…

Я не выдержала.

— Если бы не ты… если бы не эта волшебная хрень твоего папочки, я была бы обычной студенткой, а не… а не…

И поняла, что не могу сказать то, что дико хочу. И из-за сделки с деканом не могу, и сама по себе — потому что то, что происходит между нами, настолько унизительно, что еще не хватало признаваться в этом какой-то предательнице.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Настя повысила голос, и я вдруг услышала в нем странные, истерические нотки.

— А не кем? Невестой самого крутого мужика в универе? Или даже во всем городе — как думаешь?

* * *

Я вздохнула и села на кровать рядом с чемоданом, внезапно дико устав от всего этого — от игры, от подруги, которая теперь считает, что я ей что-то должна за свое новообретенное счастье… от самого «счастья», который должен забрать меня уже через пару часов, а я все еще не собрана, и даже не переехала в свою новую комнату.

— Что тебе нужно, Насть? Ты ведь не думаешь, что мы с тобой сможем продолжать дружить после всего, что ты…

Меня перебил всхлип, на который я изумленно подняла глаза. Она что, плачет?!

Так оно и было. Усевшись на крутящийся стул напротив, Настя размазывала по щекам совершенно неожиданные слезы.

— Я знаю, что ты теперь будешь мстить мне за то, что я тебя бросила… А я просто испугалась, понимаешь? Меня папа убил бы, если бы узнал… Это ж какой позор — и для него тоже, с этим возбуждающим…

Я слегка закатила глаза, но не нашла в себе силы ответить ничего колкого. Было понятно, что бывшая подруга действительно боится моей страшной «мсти» и расплакалась по-настоящему.

— Слушай, Насть… Не говори ерунды… Никто тебе мстить не будет. Успокойся. Я не злопамятная.

В отличие от кое-кого.

— Правда? — она подняла на меня вспухшие от слез глаза.

— Правда. К тому же… — я помедлила, сомневаясь, выворачивать ли дело в ее пользу, но решила, что ради того, чтобы она успокоилась и ушла — стоит. — К тому же, действительно — посмотри, как все хорошо обернулось…

— А я ведь знала! — прошептала она горячечным шепотом, прижимая руки к щекам. — Я всегда в душе знала, что ты ему нравишься! Я видела, как он на тебя смотрит, но списывала на… да на что угодно, кроме как на это!

Что ты несешь?! — хотела закричать я. Когда он смотрел на меня?!

Но так и не закричала, потому что это выбилась бы из легенды — ведь по ней, декан действительно долгое время присматривался и пытался ухаживать за мной. А еще я промолчала, потому, что, удивительным образом, это подтверждало то, что он сам же мне и сказал!

Так неужели же это правда? Неужели он действительно сох по мне всё это время?

Хотя был еще один вариант — гораздо более правдоподобный. Что они оба — и Настя и Донской — просто врут мне. Он, чтобы заставить почувствовать себя виноватой и прошляпившей свое счастье, она — чтобы перестать чувствовать виноватой себя — за то, что оставила меня вчера одну, возбужденному декану на съеденье.

Я вымучила улыбку.

— Ты удивительно очень проницательная. Я вот даже и не догадывалась. Хорошо, что ты рассказала мне. Теперь буду знать, откуда на меня такое счастье свалилось.

Действительно, хорошо, что рассказала — без нее мне даже и в голову не пришло бы, что все это может быть банальным враньем. Как и уверения декана в том, что он не собирался резать мой проект.

— Слушай, — оживилась я, осененная внезапной идеей. — А расскажи мне поподробнее, в каких случаях ты замечала, что Матвей Алексан… что Матвей на меня смотрит?

— Рассказать? — Настя растерянно поморгала, смахивая последние слезы.

— Ага. Расскажи. Мне же интересно — как я такая слепая была?

Давай Насть, расскажи — мысленно подбодрила ее. А я послушаю. И сравню потом твою версию с его. И если он мне наврал… Ох… Я забуду ради такого случая, что не мстительная.

Помычав что-то, подруга принялась рассказывать, но все было каким-то неопределенным, общим… Любой мог бы придумать такое — и на лекциях она замечала его взгляды в мою сторону, и в буфете, и в поездке на строящийся архитектурный объект… и на парковке, когда ее мать подвозила нас в универ…

А вот это уже интересней.

— На парковке? — насторожилась я. — Две недели назад, когда твоя мама взяла нас на шоппинг, а потом привезла обратно?

— Ага. Именно там.

— Хм… ничего не замечала…

— Смотрел-смотрел! — Настя убедительно закивала. — Так, будто хотел тебя сожрать. Как будто он — голодный кот, а ты — тарелка сметаны.

Что ж… знакомо. Я решила прекратить допрос, и чуть позже, в непроизвольной обстановке упомянуть об этом в разговоре с деканом — если, конечно, мы вообще будем когда-нибудь разговаривать, а не рычать друг на друга и угрожать испортить друг другу жизни.

Если он вспомнит хоть какие-то детали о той встрече на парковке — в чем я была, например, что делала, что сказала ему — я поверю ему. И, действительно буду чувствовать себя прошляпившейся, а его благородным рыцарем, которого просто не поняли.

В открытую дверь постучали, причем сразу несколько человек.

Мы с Настей одновременно обернулись и уставились на толпу девчонок, общими усилиями «помогающими» ошалевшему от такого внимания курьеру держать какую-то запечатанную коробку.

— Это для тебя, Лер… — с довольным видом прокомментировала Соня, соседка по этажу. — Мы показали ему, куда нести.

— Ээ… — протянула я неопределенно. — Спасибо, девчонки, я посмотрю… Даже не представляю себе, что там!

— Наверняка какая-нибудь еще одна дорогущая одежка! — еще одна соседка, Юля, с жадностью разглядывала надписи на коробке, вероятно, по ним пытаясь определить, какой там брэнд внутри. — Давай же, открывай скорее!

Всем своим видом девчонки показывали, что никуда уходить не собираются, и наедине с моим новым подарочком я сейчас не останусь ну просто никак.

Поняв, что от них не отделаться, я вздохнула, приняла у курьера посылку и расписалась, от души надеясь, что Матвей Александрович не прислал мне костюм «весьма эротичной» горничной.


Глава 12

— Какая красотень… — выдохнула, наконец, Соня после общего молчания длиной в минуту. Если не больше.

— Красотень — не то слово… — Юля наклонилась и потрогала пальцами тонкое, воздушное кружево — с такой осторожностью, будто боялась, что доставленное мне с посыльным платье от Роберто Кавалли убежит, испугавшись недостойной его публики.

Нет, розовым оно не было — я ведь от балды сказала «розовое». Я вообще не знала были ли у Кавалли в этом году кружевные вечерние платья…

Впрочем, и вечерним платье не было. Во всяком случае, по своей длине.

Сплошь увитое сложным цветочным узором из кружева оливкового цвета, платье сидело на невесомой подкладке и должно было достигать моих коленей. Я было даже подумала — как странно, что Матвей Александрович прислал мне такой консервативный наряд, хоть и обещался разодеть в костюм эротичной горничной.

Пока не увидела разрез. И… О, мама! — как говорят итальянцы… Что это был за разрез! Я не я, если декан не возбудился, представляя меня в этом платье, которое при сиденье должно был показывать как минимум кромку моих чулок, которые, кстати, мы вчера и купили в бутике с гологрудой Полиной. Ну и, как максимум — давать ему хороший обзор моих трусиков.

Со спиной тоже все было непросто. Спина в этом платье будет примерно такой, как грудь у Полины — голой!

— И как с этим всем носить лифчик? — растерянно спросила я, ни к кому особо не обращаясь.