— Что ж… — он поднял мешающий ему стакан и так, держа его в руке, раскрыл папку. — Церемонию вручения нашего маленького Оскара можно считать открытым. Как вам всем известно, еще летом я провел организационную работу по налаживанию связей на факультете архитектуры и дизайна Университета Утрехт и сбору средств на предоставление стипендий нашим студентам…

И он ударился в пространный рассказ о том, как долго и сложно он добивался того, что с таким упоением у нас с Настей неделю назад безжалостно отнял. Как обхаживал профессоров, нуждающихся в ассистентах, как связывался с известными фирмами, заинтересованными в бесплатных стажерах-проектировщиках…

Но я уже не слушала. Затаив дыхание, я полностью сфокусировалась на стакане — на этом красно-коричневом цилиндрике со снежинками по всему картонному полю — провожая взглядом каждый миллиметр его порхания вокруг внушительной фигуры Матвея Александровича.

Как завороженная, следила за приближением этих снежинок к красивым, чуть изогнутым губам декана… и удалением от них, когда он вдруг решал, что важнее произнести то, что хотел сказать, чем глотнуть горячего кофе.

Вперед… и назад… Вверх… и вниз, мать его!

— Все проекты были одинаково интересны нам, но увы, не все заинтересовали наших партнеров. Разумеется, пришлось выбирать самых лучших, просеивать, прореживать… — краем уха слышала я.

Стакан снова оказался на столе, и я замерла, ожидая, что больше его не поднимут. Однако декан всего лишь отставил его на мгновение — перевернуть страницу.

И наконец… о, да, детка! Свершилось! Он пригубил! Совсем чуть-чуть, а у меня уже сердце зашлось от волнения. Как отреагирует? Поймет, что что-то не так, или…

Чуть приподняв бровь, Матвей Александрович отнял стакан ото рта. Прокатил во рту языком, будто пытался распробовать непривычный вкус… Нахмурился, и на мгновение я была уверена, что решит больше не пить, подумав, что по доброте душевной, секретарша намешала больше, чем надо, сахару…

Но тут кто-то отвлек его вопросом и, отвечая, он явно забыл про странный привкус в его кофе.

И опять началось — он водит стаканом в воздухе, будто указкой, а я не отвожу взгляда от этих долбанных снежинок, с колотящимся сердцем ожидая следующего глотка, который может оказаться роковым.

Вверх-вниз… к губам и от них…

С удивлением, граничащим с шоком, я вдруг поняла, что сама начинаю возбуждаться от этого процесса!

Поерзала, отпрянув в кресле и качая в неверии головой. Вероятно, жар, медленно скручивающийся у меня в бедрах, был из той же серии, что и возбуждение от опасности — адреналин, или что там, в действии…

В любом случае, бояться публичного возбуждения мне нечего. В отличие от кое-кого с лошадиной долей афродизиака в стакане и в довольно тесных брюках.

Телефон в заднем кармане моих джинсов вдруг настойчиво завибрировал, сотрясая все нужные и ненужные места и заставляя закусить губу, чтобы не застонать. Вцепившись обеими руками в подлокотник, я тихо ругалась себе под нос — кто бы это ни был, черт бы его подрал!

Вытащить мобильник нельзя — заметят. Остановить, не вытащив, тоже нельзя. Так и вибрировал, пока перед глазами все плыть не начало, а ноги сами по себе не сжались, будто судорогой сведенные.

Наконец, вибрация в моей пятой точке прекратилась, и я выдохнула.

И тут же, будто из огня да в полымя, попала в новую напасть — не прекращая своей вступительной речи, с высоты кафедры на меня пристально взирал Матвей Александрович.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

Хотя нет. Скоро стало понятно, что слово «смотрел» тут не особо подходит.

Нет, декан на меня не смотрел. Он меня этим своим взглядом… жрал. Ну, или как принято говорить в литературе — «поедал». Хотя «жрал» тут подошло бы гораздо больше.

Глаза под тяжелыми веками помутнели, зрачки из темно-серых стали почти черными, расширенными. Скулы покраснели и будто бы заострились — видно было, что напряжена каждая мышца, каждая черточка его лица… Ноздри раздуваются, а подбородок сжат так, что слова он уже не говорил, а цедил, с трудом выдавливая из себя.

Господи, неужели реакция настолько быстрая и мощная?! И почему я? Как он вообще отыскал меня в этом переполненном зале?

Моему телу было плевать на такие детали. Мгновенно откликнувшись, тело решило, что такой декан ему больше не противен. Кровь вскипела и ударила в уши, понеслась с утроенной скоростью по венам, будто мы с Донским этот афродизиак на брудершафт пили… Стало жарко и душно, словно мы были в бане, а не в аудитории.

И от этого стало еще жарче — от мгновенно возникшей перед глазами картинки, где я и возбужденный декан моемся в бане.

Ну, как моемся?..

Слегка задыхаясь и облизывая совершенно сухие губы, я сжала в пальцах зачем-то вытащенный из сумки карандаш, почти ломая его…

Хрясь!

Довольно громкий треск привел нас обоих в чувство. Декан передернулся, мотнул головой — будто хотел выкинуть из нее все, что там застряло. Я же шумно и прерывисто выдохнула, чувствуя, как одинокая капелька пота стекает у меня вдоль позвоночника.

Что, к чертям собачьим, это было?!

Чтобы хоть как-то отвлечься и уже наплевав на то, что меня могут увидеть, я вытащила дрожащей рукой из кармана телефон. Уставилась в экран мутным взглядом, поморгала и только спустя пару секунд поняла, что звонила мне Настя.

Что за спешка? Я обернулась, пытаясь найти ее в полутьме аудитории, краем уха слыша, как Матвей Александрович уже объявляет победителей — слегка охрипшим, запинающимся голосом… И нашла. Подняв свой телефон, Настя что-то показывала мне на нем, тыкая в экран пальцем.

Я недоуменно подняла брови. С трудом сообразила, что она хочет, чтобы я посмотрела на свой мобильник.

Посмотрела. Ага, сообщение-картинка — от нее. Что же она такое прислала мне, интересно?

Еще раз как следует проморгавшись — глаза почему-то слезились — присмотрелась, закрывая экран ладонью, чтоб не так был заметен светлый экран — нажала, увеличивая картинку.

Во весь экран возникла только что сделанная, скособоченная фотография инструкций на этикетке с той самой бутылочки, из который мы сегодня попотчевали нашего декана.

Сощурившись, прочитала чрезвычайно мелкий шрифт, который мы, конечно же, не удосужились прочитать.

«Ни в коем случае не употреблять с кофе и алкоголем!»

Твою ж мать! Я в ужасе подняла голову.

«Надо остановить его!» — бесшумно появилось сообщение от Насти.

Тут же ответила.

«Поздно! Он уже выпил!»

«Он отпил всего пару глотков! Надо остановить его, пока всё не дохлебал!»

Так вот почему оно так быстро и мощно сработало!

«А что случится, если не успеем?»

«Почитай дальше!»

Я убрала телефон и снова вперила глаза в экран, вчитываясь в крохотные буквы.

«В случае несоблюдения мер безопасности, возможны побочные эффекты, такие как учащенное сердцебиение, головокружение, нарушение ориентировки в пространстве, а также перевозбуждение, граничащее с помутнением рассудка."

О боже, боже, боже…

«Бля!» — накатала короткое сообщение.

«Вот именно! Что мы наделали, Лер?! Он же пьет его с кофе!»

«Это ппц. Может пожарную сирену задействовать?»

«Не знаю! Это была твоя идея! Еще и полбанки туда бухнула!»

«Насть…»

Перестав печатать, я подняла глаза и, шумно сглотнув слюну, наблюдала, как слегка улыбнувшись поднявшимся на сцену победителям, Матвей Александрович открыл пластиковую крышечку, отложил ее в сторону… и тремя большими глотками допил все оставшееся в стакане кофе.

Глава 3

«Что он делает, Лер?»

«Пока ничего… Поправляет галстук, расслабляет его. А ты почему не смотришь?»

«Я боюсь.»

«Слушай, мы вроде как этого и хотели, не?»

«Пока да… Я боюсь, что ему плохо станет. И нас посадят.»

«Насть…»

«Что?»

«Он не выглядит так, будто ему плохо.»

Я украдкой подняла глаза от телефона.

Плохо Матвею Александровичу явно не было. Ему было… странно.

Переминаясь с ноги на ногу, он будто пытался найти удобное для себя положение. Давно уже расслабил галстук, и стоял в свободной позе, облокачиваясь на кафедру и слегка покачиваясь.

Глаза полуприкрыты, будто он решил немного подремать — прям так, стоя. Что творилось у него в штанах, я не видела, но взволнованным, что могут что-то там увидеть, он тоже не выглядел — не пытался как-то закрыться или спрятаться. Хотя чего ему пока прятаться? Даже если стояк, высокая кафедра закрывала его спереди и даже по бокам.

Снова перевел взгляд на меня, но что там было в этом взгляде, я уже не заметила — уткнулась в телефон.

— Спасибо! Спасибо, уважаемая комиссия, спасибо дорогой Матвей Александрович! — соловьем заливалась главная победительница, Кристина Астафьева. — Я так счастлива, что поеду в Голландию изучать архитектуру! Правда я изначально хотела в Испанию, в Мадрид, но в Голландии тоже очень древняя архитектура…

— Вот и замечательно! — невежливо перебил ее декан до странности хриплым и низким голосом. — Садись, пять, Астафьева. А теперь, я бы хотел пригласить на сцену конкурсантов, которые шли нога в ногу с победителями, но, к сожалению, не вышли на первое место. Максимова!

Я подпрыгнула.

Вся аудитория, все двести с лишним человек, посмотрели на меня — кто сзади, с верхних рядов, а кто спереди — обернувшись.

Вот оно — неадекватное поведение. Началось.

— Слушаю… Матвей, Александрович… — и с опаской подняла глаза.

«Выйди ко мне на кафедру, сними штаны и прогнись!» — сказал его взгляд.