А мне вдруг захотелось стереть с его лица эту самоуверенную, всезнающую ухмылку. Захотелось, чтобы он потерял контроль и растекся передо мной, как тающий воск на свече.

А потому я перестала кусаться и не сводя с него взгляда, всосала наглый, орудующий у меня во рту палец — глубоко и на всю длину.

О да, профессор… Звук, который он издал, был само совершенство. Как и его вдруг расслабившаяся челюсть, как и закатившиеся на мгновение под веки зрачки.

Твою ж мать, и это только палец!

Сама не понимая, что делаю и зачем, я поднялась выше, освобождая палец… дурея от его коротких, рваных вдохов и выдохов, от его пьяного взгляда — пьяного совсем не от алкоголя! — и втянула его назад, в то же самое время поддаваясь его рывку усадить меня на колени, туда, где уже всё колом стояло от моих шалостей…

— Играешь с огнем, Максимова… — он предупреждающе сузил глаза, когда я снова выпустила из рта его палец, водя теперь по нему сверху вниз языком.

— Лера… — машинально поправила я, сосредотачиваясь на том, чтобы облизать вокруг его пальца — что было совсем не просто.

Внезапно он забрал руку, портя мне всю малину, и резко поднялся — прямо так, вместе со мной.

Слегка покачиваясь из-за лишней тяжести (а, может, из-за алкоголя), вынес меня из комнаты и куда-то понес. И только спустя пару секунд, ошалевшая, взбудораженная, я поняла, куда.

Бросил с размаху на широченную кровать и дернул себя за ремень брюк, одновременно неловкими пальцами пытаясь расстегнуть рубашку.

— Новое условие, Лера, — проговорил, уставившись между моими чуть расставленными ногами, будто его взгляд туда магнитом втягивало.

— К-какое? — точно таким же взглядом я смотрела на его тело, постепенно освобождаемое от одежды.

— Простое…

Рубашка полетела на пол, за ней брюки, и матрас вокруг меня прогнулся под одним очень возбужденным деканом. Матвей навис надо мной — в одним боксерах, прекрасный, как бог из греческих легенд.

— Ты делаешь все, что я скажу — причем сразу же, без слез, без стеснения… по щелчку, как говорят. Я же за это… уничтожаю видео и наказываю всех виновных.

Глава 18

Я испуганно уставилась на него.

С одной стороны, уже настроилась на почти добровольный секс — в надежде, что за пару раз он удовлетворится и отвяжется.

С другой…

— Что значит «все, что я скажу»?

Его рот расплылся в плотоядной улыбке.

— Именно то и значит. Все, что я скажу. Никаких двойных смыслов и интерпретаций.

С секунду я хлопала ресницами, вспоминая все те гадости, которые он собирался со мной делать в кабинете. И мне сейчас на все это ему карт-бланш выдать?

Я категорически замотала головой.

— Не-не-не, я не готова…

Улыбка на его лице исчезла так быстро, что я еще больше испугалась. Пришлось уточнить.

— То есть, готова… но… не на все. Мне еще на лекциях сидеть.

Последнее я, конечно же, не собиралась говорить вслух. Как не собиралась и эдак красноречиво елозить по кровати, будто сама моя пятая точка говорила — нет! Не надо нас «во все дырочки»!

Донской рассмеялся прямо в мое побагровевшее от стыда лицо, наклонился и мягко, ненавязчиво поцеловал — будто успокаивал. Или хотел убить мою бдительность.

— Никто не собирается трахать тебя в задницу, Максимова. По крайней мере сегодня.

Я напряглась, упирая рукой ему в грудь.

— Ээ… То есть вы… ты в принципе хочешь?

— А что тебя так пугает? — он откатился в сторону и лег рядом, опираясь на локоть.

— Ну… — совершенно красная, не понимая, как мы вообще дошли до этой темы, я теребила край платья. — Я еще ни разу… там… ни с кем…

И замолчала, пожалев, что мы вообще заговорили про такой вот нестандартный секс. Потому что ежу понятно, что раз там я боюсь, а здесь — не боюсь, значит здесь мне уже бояться нечего.

Вот так мимоходом я сообщила декану, что уже не девственница.

Ожидая презрения и насмешек, я закрыла глаза и так лежала, сжимая руками все тот же подол платья.

Он молчал.

Потом встал с кровати, куда-то ушел, и по звукам я поняла, что он наливает себе еще коньяка.

— Предупреждаю, Максимова, если ты сейчас начнешь врать мне, что тебя изнасиловали или что-нибудь в этом духе, я буду очень, очень зол.

Какое там «врать»! Я все еще не могла заставить себя слово выдавить, и просто продолжала лежать там, на его кровати, с плотно закрытыми глаза, жалея, что я не ежик, который может спрятаться в собственные иголки.

Может, декан теперь решит, что я его недостойна и оставит, наконец, меня в покое? Почему-то эта мысль меня совсем не радовала.

— И сколько их у тебя было? — неожиданный вопрос заставил меня вздрогнуть и передернуться, вспоминая ту единственную, идиотскую и совершенно лишнюю в моей жизни ночь.

— Один… — прошептала я, открывая глаза, но все еще не глядя на него. — С пятого курса парень, еще в прошлом году… Мы случайно… после вечеринки… И он уже выпустился…

— Хм… — Донской глотнул, отставил стакан и, благоухая лимоном, снова улегся рядом. — Говорят, если спросить женщину, сколько у нее было мужчин, она, не задумываясь, поделит их количество на два… Что ж… Двое — это не так уж и много… Хотя… если думаешь, что совращаешь девственницу, даже один — уже чересчур…

В который раз за эти два дня мои глаза наполнились слезами. Я резко села на кровати, спуская ноги и готовясь убежать.

— Он и был один! Ничего я не делила на два!

— Праавда? И кто же этот герой-любовник, добравшийся до сладкого раньше меня? — елейно-насмешливые нотки в его голосе только усугубили мою обиду.

Сама не понимала, чего я так разнервничалась — вроде и ожидала проблем, когда он узнает…

— Какая вам разница, кто?! — я спрыгнула и метнулась к двери, не в состоянии больше терпеть это унижение.

Соблазнитель херов! Довел до слез, когда я уже была готова…

— Стоять.

Его тон был таким спокойным и вместе с тем настолько не принимающим возражений, что ноги мои будто бы сами по себе приросли к земле.

Я медленно обернулась… и застыла, не в состоянии оторвать взгляда от восхитительного мужского тела на кровати — крупного, загорелого, всё в гладких, напряженных мускулах… Боже, его хотелось облизать с ног до головы, этого декана!

Мелькнула мысль, что преподам до пятидесяти лет имеет смысл на законодательном уровне запретить ходить в качалку и модно одеваться. И носить такие вот облегающие, серые боксеры с широкой резинкой, которую так и хочется оттянуть и то ли заглянуть, что там за ней, то ли щелкнуть ей так, чтоб подскочил и заорал…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Я сложила руки на груди, спиной опираясь о косяк и стараясь не смотреть никуда пониже его подбородка.

— Стою. Доволен? — спросила — только для того, чтобы замаскировать глоток слюны, собравшийся во рту.

Его лицо снова растянулось в улыбке.

— Доволен не то слово. Так ты решила, Максимова, кем ты будешь? Моей сексуальной игрушкой или обиженной хрен пойми на что дурочкой, которая сама бегает и убирает это видео со всех каналов?

Ишь какой прямой! Сексуальную игрушку ему подавай! Да еще теперь которая «по свистку»…

— А как же невинность? Вы же хотели совращать девственниц.

Донской слегка закатил глаза.

— Господи, Максимова, если ты еще один раз метнешься с «ты» на «вы», я с ума сойду. Разберись уже пожалуйста со своими комплексами и придерживайся одного стиля обращения.

— Ты не ответил. Что с невинностью?

Он улегся на спину и закинул руки за голову.

— Да чхал я на твою невинность.

Моя челюсть поползла вниз.

— Что?.. Вы… ты же только что меня за это отчитывал! Спрашивал, сколько их у меня там было и прочий шовинистский бред?

Он хмыкнул.

— Во-первых, это была шутка, Максимова. Хотел посмотреть на твою реакцию. Во-вторых… мне реально интересно, в каком моральном состоянии находится наша молодежь. Вот я, к примеру, в твоем возрасте перетрахал уже всю женскую половину группы… Так что нет — ты до меня явно не дотягиваешь… да и до девчонок наших, которые в девяностые учились…

Пока он разглагольствовал, мои глаза сканировали комнату.

Подушкой, что ли, звездануть в него? Как-то по-детски будет… Вот статуэткой с трюмо было бы в самый раз, но… убью ведь гада…

— Ищешь запасной выход? — неправильно расценил мое поведение декан. — Нет его здесь, Максимова. Для тебя во всяком случае точно нет.

— Ищу чем бы запустить в вас потяжелее, — процедила я, сжимая руки в кулаки.

— В кресло, — сказал вдруг он.

— Что — «кресло»? — не поняла я, немного не расслышав.

Он что, предлагает мне запустить в него креслом? Я б может и рада, так ведь не подниму.

— Снимай платье, лифчик и садись в кресло, — разъяснил он — тем самым спокойным голосом, каким приказал мне остановиться раньше. И по этому голосу я отчетливо поняла, что всё — шутки кончились, и выбор у меня теперь только один и очень простой — уйти, рискнув всем… или остаться на его условиях.

Вместо того, чтобы снова раскиснуть, я неожиданно разозлилась.

— Ах в кресло, значит? Что ж, пожалуйста… Будет вам кресло… И резиновая кукла тоже будет, Матвей Александрович… Предел мечтаний, да? — специально снова называя его на «вы», я сорвала с себя это дорогущее платье, лифчик… плюхнулась в одних трусах и чулках в широкое кожаное кресло напротив кровати и закинула обе ноги на низкий подлокотник. — Так хорошо? Или расставить?