— Что? — я в последний раз всхлипнула, доставая из коробки на тумбочке салфетку и вытирая нос и лицо.

— Как у вас все просто… у женщин. Вот мы с тобой знакомы чуть больше недели… близко, я имею в виду. И ты уже меня любишь, хочешь за меня замуж и собираешься родить мне ребенка. И выглядишь при этом абсолютно счастливой и спокойной. Неужели тебе не страшно, Лера?

Я посерьезнела. Подумала немного, прокручивая в голове эту последнюю, совершенно сумасшедшую неделю. И помотала головой.

— Иногда… ты просто знаешь. Сразу же. То есть даже не знаешь… А чувствуешь, что вот это твой человек. И неважно, сколько тебе лет, а сколько ему… и сколько лет вы знакомы… и как познакомились…

— Хм… — хмыкнул он. Улегся рядом, поднимая руку, чтобы я положила голову ему на плечо. Я послушалась. — То есть такая вещь, как любовь с первого взгляда, реально существует? Я думал, ее придумали для того, чтобы дурить женщинам головы.

— Конечно, существует? Ты разве не влюбился в меня с первого взгляда?

— Разумеется, нет. Мое рациональное начало не позволило бы таких глупостей.

Я помертвела — прям в камень вся превратилась в его объятьях. На колу мочало, начинай сначала?

— Но как же… ты ведь говорил… — голос сорвался, и я бессильно замолчала, готовясь заплакать уже далеко не от счастья.

— Я втрескался в тебя задолго до того, как подлила мне этой дряни в кофе, Лера. Точнее не могу сказать когда — но все это точно не свалилось на меня, как снег на голову… Просто в какой-то день ты не пришла ко мне на семинар… и я понял.

Титаническим усилием воли я сдержала слезы и даже не всхлипнула.

— Что… что понял? Я хочу знать.

— Что пора давать Ирине отставку.

— Так и не скажешь мне то, что я хочу услышать, да?

Он вздохнул.

— Тебе нужны именно три волшебных слова? Все остальное — мимо кассы? Хорошо, если ты так настаиваешь — я тебя…

Охваченная внезапным импульсом, я прижала палец к его губам.

— Не надо. Потом скажешь. Когда-нибудь.

Он двинул плечом, чтобы я подняла голову и недоверчиво уставился на меня.

— Уверена? Я могу и сейчас.

— Не надо сейчас. Я и так тебе верю.

— Хм… Странные вы женщины… Верит она. А если бы я врал?

— И предлагал бы меня разделить с тобой движимое и недвижимое имущество? Сомнительно что-то.

— Да, действительно…

Уже когда мы совсем уснули, я вдруг вспомнила.

— Матвей?

— Мм?

— То видео… я согласна. Сделай так, как ты хотел, только чтоб его и убрали потом, через несколько дней. И еще…

Он сжал меня крепче.

— Слушаю.

— Не надо ни с кем судиться — просто договорись с ректоршей, чтоб свалила с универа… Пусть ищет себе новое место…

— А с подругой твоей что делать? Из-за этой дуры ты чуть в больнице не оказалась…

Я подумала.

— Пусть живет. Все ж вроде хорошо закончилось… Пусть живет и… — зевота вдруг заставила меня прерваться, — и завидует…

— Неужели я такой завидный жених?

— Даже не представляешь себе…

Я совсем раззевалась — так широко, что челюсть заболела.

Мысли разбегались в стороны, оставляя после себя лишь доброту, милость и счастье — огромное, мягкое, окутывающее меня наподобие облака, успокаивающее и усыпляющее… Хотелось всех любить и всех прощать. Ведь нет худа без добра. И нет счастья без злодеев, вырывших себе яму.

Так чего ж их казнить — этих злодеев? Они и так уже себя казнили…

И самое лучшее, что я могу сделать, чтобы отплатить всем с лихвой — это радоваться жизни, любить и стараться, чтобы мое счастье не убежало от меня… Хотя, куда же оно сейчас убежит, это счастье…

Я прижалась животом к боку Матвея. По идее, если все пойдет хорошо — только прибавится…

— Спи уже… — сонно скомандовал мой мужчина.

И как послушная жена, я закрыла глаза, помечтала немного о том, как буду героически справляться с учебой, мужем, светской жизнью и ребенком… и уснула так крепко и сладко, как еще никогда в своей жизни.

Эпилог

— Матвееей… — протянула я жалобно, хватаясь за свой огромный живот.

— Что? Опять? — он вздохнул, кладя пульт от телевизора на гостиничную кровать.

Я кивнула, потом помотала головой, изо всех сил стараясь подавить нарастающую панику.

— Эти, похоже, настоящие… Давай еще раз съездим…

— Господи, да они нас выгонят… Сказали же — приезжать только когда время между схватками сократится до минуты. Сократилось?

— Да! — соврала я. — Поехали уже!

И тут же, будто мстя мне за вранье, скрутило еще одной схваткой — уже действительно приближая временной промежуток к роковой минуте.

Боже, как страшно…

Рожать мы с Матвеем решили в Лондоне, в дорогом, частном медицинском центре, который поражал воображение беременяшек не только своей роскошью, но и уверенностью, что «беременность — это не болезнь» и если у вас нет каких-нибудь отклонений, ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО.

Я, конечно, в отличие от свекрови, не в курсе была, «как надо» и «как полагается», поэтому возмущалась несильно. Но и я пришла в оторопь от приказа ехать домой, пока схватки не участятся до одной в минуту.

Слава богу, мы поселились в отеле рядом с больницей!

— Ауу… — я схватилась за низ живота одной рукой, за кровать другой и так зависла, пока не отпустило…

— Да, похоже и в самом деле пора, — резюмировал Матвей, оглядывая меня с видом как минимум врача реанимации.

— Пора было еще десять минут назад! — огрызнулась я, пытаясь отдышаться. — Только кто ж меня слушал…

— Не ворчи, — отозвался он, кидая в уже готовую сумку последние мелочи. — Через пять минут будем в больнице.

— А твоя мать?

— Подойдет сама, позже.

Свекровь, за неимением свободных номеров, пришлось поселить этажом выше и забирать ее уж точно не было времени. Но это еще ничего — учитывая, что моя мама вообще не поехала.

Вот просто так, взяла и не поехала со своей единственной дочерью на роды, хоть ее и звали, и билет оплатили, и место в гостинице на нее выделили. Я не стала настаивать, зная, как сложно ей принять мое желание родить ребенка в неполные двадцать лет. Это было выше ее понимания, и ничего с этим было не поделать. Какая есть!

Зато свекровь восполняла отсутствие авторитетной женской фигуры сполна — как в положительном смысле, так и в отрицательном. Советы и жизненные премудрости лезли из нее, как из пороки из ящика Пандоры, и заткнуть их не было никакой возможности. Хотя бы потому что вперемежку с ними лезли почти-материнские нежности и вполне искренняя заботы.

Поэтому, с одной стороны, я не очень расстроилась, когда узнала, что свекровь вот прям щас с нами в больницу не поедет, а с другой таки расстроилась — Матвей на самих родах присутствовать отказался, а в чью-нибудь руку вцепиться наверняка захочется.

По крайней мере, хоть вопрос с анестезией решу сама, без свекрови.

О да! Это был вопрос номер один! Всю дорогу — все эти бесконечные пять минут, пока мы ехали в такси до больницы — я думала только о том, брать мне эпидуральную анестезию или попробовать так родить, без облегчения страданий.

Свекровь считала, что эпидуралка это ужас и кошмар — дочь подруги двоюродной сестры мол инвалидом от нее стала. Мигрени, головные боли… «Тебе такое надо»?

Мне такое было не надо, но и порог боли у меня низкий. А ну как стекла воплями повыбиваю?

Уже на подъезде схватки участились настолько, что даже таксист испугался — на такой скорости влетел на парковку, что чуть людей не посбивал. Вот были бы роды, если бы все же сбил!

— Не волнуйтесь так, в первый раз долго рожают, — успокоил его Матвей, но как-то не очень уверенно.

Как назло, мне снова скрутило низ живота — причем так, что захотелось побиться головой о боковое стекло.

— Я все же думаю, Любой надо назвать ребенка, — первое, что я услышала, когда вернулась из своего маленького, персонального ада.

И зашипела, сразу же забыв о боли.

— Какая еще Люба! Сто раз ведь обсуждали! Тот факт, что твою тетку звали Любой, не означает, что я буду так называть свою дочку!

— Обсуждали, но ведь я еще не согласился! Твоя Аня ничем не лучше!

— Аня — это интернациональное имя! Она где угодно сможет жить с этим именем! И… никто смеяться не будет… Фак!

— Да чего бы над именем смеялись? На западе уже давно никто не смеется над именами. Толерантность, милочка, слышала про такое?

И только когда, пулей пропустив через приемный покой, меня уложили в особую палату, где проверяли на «готовность», я поняла, что Донской мне просто зубы заговаривал и специально злил, чтобы отвлечь! Уже ведь давно все решили — Аня «ин», Люба «аут»!

А он, зараза, оказывается, умеет зубы заговаривать! Я инстинктивно вцепилась в руку мужа — вот теперь точно никуда не отпущу, пусть заговаривает!

Вошла медсестра, полезла проверять, что там с «готовностью». Донской целомудренно отвернулся, а меня вдруг разбило такой болью, что я забыла абсолютно все свекровкины увещевания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Эпидюрал — райт нау! — заорала так, что действительно чуть стекла не повылетали.

Донской чуть не присел от страха. Выругался и повторил — на чуть более красноречивом английском, с истерическими нотками в голосе.

– Да! Моя жена будет рожать только с эпидуральной анестезией! Нам не нужны лишние страдания. Зовите врача!

Медсестра подняла голову, вытащила руку из-под простыни, прикрывающей мои нижние регионы, и обвела нас обоих странным взглядом.