— Мара…

— Мы целовались, — поспешно продолжала я. — На твоем диване. Мы разговаривали. А перед этим ты спросил заснула ли она, ну, не знаю, ты спросил так, словно был ее отцом или что-то в этом роде. Потом пришла Билле и ее вырвало. И от этого... я испугалась. Не зная, что делать, родители... — я покачала головой, чувствуя себя глупо, такой незащищенной, поэтому отвернулась, потом снова посмотрела на него, потому что не могла сейчас сдаться. Мне необходимо было все ему объяснить, потому что для него это было очень важно. — Молодые родители, наверное, тоже сначала не знают, что им делать. А ты узнал, что нужно делать, и сделал. Ты пошел в аптеку, как поступил бы любой отец. Не такой, как Билл. Если бы Билле стошнило, Билл, скорее всего, даже этого бы не заметил. Билли мог бы... Но Билли не появился, скорее всего он спал. Но в аптеку пошел именно ты. А потом ты остался с ней и со мной. Ее так сильно бил озноб от высокой температуры, и она не хотела, чтобы ты уходил. Она хотела, чтобы ты лег рядом. Это было... мы просто были... я забыла, кто мы, и подумала, думала..., — я снова покачала головой, крепко зажмурившись, сжала губы, открыла глаза и прошептала: — Я подумала, что у нее никогда не было такого хорошего отца, и у меня тоже никогда не было отца, но я тогда подумала... если бы у нас был отец и она заболела, то лучше всего быть рядом с отцом в такой момент, когда ты можешь почувствовать себя лучше. — Я сделала глубокий вдох, перевела глаза от его напряженного взгляда и уставилась на его горло. — Я не оставляла ее в постели с Митчем. Я оставила ее в постели с мужчиной, который заботился о ней ночью, когда она заболела. Мне казалось, что в этом не было ничего не правильного. Я не считаю это чем-то плохим. Думала, — я совершила еще один вдох, голос стал еще ниже, когда призналась, — мне казалось, что это прекрасно — вы оба.

Его рука обхватила меня за затылок, он прижал мое лицо к своему горлу. Слезы наполнили мои глаза, а пальцы вцепились в его рубашку.

Боже, я была не только Два и Пять Десятых, а была такой идиоткой. Зачем ему вообще понадобилось заключать со мной сделку, на которую он заставил меня согласиться за ужином? Зачем? В ней не было никакого смысла.

— Прости, что из-за меня ты очутился в неловкой ситуации. Я не подумала, — сказала я ему в горло.

— Шшшш, — тихо ответил он.

— Мне очень жаль, — повторила я.

— Мара, дорогая, мне нужно было узнать, почему ты так поступила, после того, как ты рассказала мне свою историю, я решил, что имеется определенная причина, по которой ты патологически так застенчива с мужчинами, которые тебе нравятся. И эта причина может иметь под собой не очень красивую историю. И я должен был узнать с чем имею дело. — Я попыталась запрокинуть голову, но он удерживал мою голову на своем горле, продолжая говорить. — Но то, что ты мне сейчас рассказала, не имеет ни красивой истории. Только то, что ты только что сказала, отчего могу сделать вывод, что уже прорвался через твой кокон.

— Ты не знаешь этого наверняка, — честно призналась я.

— Детка, ты только что сама мне сказала, что считаешь меня новым отцом Билли, а себя — новой мамой для них. Скоро дети станут твоими официально, и любому парню, которому посчастливится тебя заполучить, видно высветит удача, потому что ты подумала, что он станет достойным отцом для детей. И, понятное дело, ты именно так и думаешь обо мне. Так что если это не большая, чертовая дыра в том дерьме, которым ты так крепко обмоталась вокруг себя, то конечно нет.

Моя голова дернулась назад, несмотря на его руку, удерживающую меня за голову, я посмотрела на него.

— Я не думаю о тебе как о новом отце Билле.

— Детка, думаешь. Ты только что это сказала сама.

Вот дерьмо! Я ведь сказала!

— Может, это так прозвучало, но я не думаю о тебе как о новом отце Билли. — Хотя, если подумать, я врала, потому что, по правде говоря, именно так и думала тогда.

— Ты и глазом не моргнула, когда спросила меня: «Ты в аптеку сбегаешь или я?» Тебе было ясно, что я помогу, несмотря на все, что происходило с Билле. Ты не сказала, не мог бы я сходить в аптеку. Ты уже заранее предполагала, что кто-то из нас должен сбегать Билле за лекарством.

— Я тогда плохо соображала, потому что испугалась, она заболела. Но я не думаю о тебе как о ее новом отце. Это просто какое-то сумасшествие!

Еще одна отчаянная ложь.

— Ладно, а когда ты говорила мне, как мы будем в дальнейшем принимать решения, как команда, о детях, о чем ты всякий раз мне напоминаешь, ты не говорила мне, что я никто, а ты опекун. Ты сказала, что мы команда, и мы все сначала обсуждаем, а потом принимаем решение… вместе. И это было еще до того, как Билле заболела.

Вот черт. Я именно тогда так и сказала.

Поэтому решила промолчать, только сердито посмотрела на него.

— Прямо в эту секунду вспомни все, что ты только что мне сказала, черт возьми, вспомни обо всем, что ты говорила раньше, когда речь заходила о Билли и Билле, — твердо приказал он.

Я сердито смотрела на него. Затем на секунду задумалась о его словах и обо всем, что говорила ему, но не было необходимости ничего вспоминать, поскольку я и так все помнила. Все до последней секунды.

— Я вовсе не это имела в виду. — На этот раз я почти лгала.

— Нет, на самом деле, сейчас, когда ты не волнуешься, ты начинаешь врать. Ты волнуешься совершенно по-другому поводу, поэтому начинаешь мне врать.

Боже, я ненавидела, когда он уличал меня во лжи.

Видно, Митч еще не закончил, но, когда заговорил снова, притянув меня ближе, наклонив голову на дюйм к моему лицу, голос стал низким, нежным и таким сладким, что потряс мой мир.

— Есть и еще кое-что, что меня не остановит, дорогая, я знаю, что ты идешь в комплекте с двумя детьми, ты должна это знать. Тебе также стоит знать, что я хочу иметь своих детей, двоих. И мне все равно, в случае, если у нас с тобой все получится, что у наших общих детей будут еще старшие брат и сестра, в которых не течет моя кровь, но они всегда будут в моем сердце.

Я моргнула, глядя на него, чувствуя, как открыла рот, телом растворяясь в его руках, одновременно чувствуя, как слезы начинают щекотать нос. Я чуть не расплакалась, потому что Билли и Билле уже поселились в его сердце. И я чуть не расплакалась, думая, что Митч хотел общих детей со мной, и это стало бы воплощением мечты. Это было бы даже лучше. Более красивое. За пределами мечты, и я не знала, что это такое. Я хотела этого так же, как хотела всю жизнь слышать его «Доброе утро», видеть его взгляд, когда я вошла к нему в гостиную той ночью, как он возвращался домой, целовал меня в шею, а потом в губы, когда смеялся.

— Ты меня слышишь? — спросил он, потому что я не могла сказать и слова.

— Да, — прошептала.

— Так что тебе не стоит мне врать, что ты так не думаешь обо мне и Билле, потому что я не возражаю.

Я решила немедленно сменить тему разговора. В основном потому, что вот-вот готова была разрыдаться, а мне не хотелось рыдать на моем первом свидании с детективом Митчем Лоусоном. Свидание и так было достаточно эмоциональным.

— Ну, ты можешь забыть о моей застенчивости к мужчинам, потому что я хорошо общаюсь с мужчинами. Только с тобой у меня все не так.

— Почему? — спросил он.

— Потому что ты — это ты, — ответила я.

— Почему? — настаивал он.

— Потому что ты настойчивый, упрямый и говоришь, что мне пора вытащить голову из задницы.

Он ухмыльнулся, его пальцы заскользили по моим волосам, пробормотав:

— Господи, ты полна дерьма.

И я о том же.

— Вовсе нет.

— Мара, у тебя были проблемы со мной в течение четырех лет, и все эти четыре года ты даже не подозревала, что я настойчивый и упрямый, а я тогда не говорил тебе, что ты засунула свою голову в задницу.

— Ты абсолютно прав. У меня были проблемы с тобой в течение четырех лет, потому что ты горячая штучка, и я знала, что ты не из моей Лиги. Теперь у меня проблема с тобой, потому что ты настойчивый, упрямый и говоришь, что у меня голова в заднице, и я забыла упомянуть, что ты можешь быть придурком.

Его ухмылка превратилась в улыбку, а голос стал мягким и поддразнивающим, когда он сказал:

— Рад, что мы все уладили, детка.

— А теперь ты отвезешь меня домой? — Резко спросила я, что было довольно глупо, учитывая, что «дом» был его квартирой, и я определенно могла попасть в еще большие неприятности у него дома, и я точно знала, что у меня и так уже полно серьезных неприятностей.

Его глаза потемнели, рука сжалась, он пробормотал:

— Однозначно.

Он уж точно знал, сколько неприятностей меня поджидают у него в квартире, главным образом потому, что он собирался втянуть меня во все эти неприятности, которых ждал с большим нетерпением.

Вот черт.

Затем он отпустил меня, поведя обратно к ресторану «Норт», обняв за плечи, я честно поделилась:

— Ты же понимаешь, что только что напугал меня до чертиков, что отвезешь меня домой и не дашь заснуть мне на диване. Я зажгу свечи в твоей комнате, послушаю свой MP3 и переоценю свое решение о сделке.

— Нет, я знаю, что отвезу тебя домой, и когда мы туда доберемся, я приложу немало усилий, чтобы разорвать твой кокон еще больше. — Его рука сжалась, когда он закончил, — я еще не закончил с тобой сегодня.

— Мы закончили на сегодня.

— Это не так.

— Именно так.

Зазвонил его сотовый, и он не успел мне ответить, полез во внутренний карман пиджака за ним. Затем он вздохнул, посмотрев на экран, открыл и приложил к уху, все еще продолжая идти со мной, обнимая за плечи.

— Лоусон, — ответил он, слушая. — Нет, сейчас не самое подходящее время. Я не могу, — сказал он, еще немного послушал и добавил: — Ты не понимаешь. Я, действительно, не могу. У нас с Марой имеются планы на сегодняшний вечер. — Он замолчал, еще немного послушал, а потом сказал: — Позвони Чавесу. — Он еще долго слушал, — тогда позвони Найтингейлу. — Он остановился, продолжая слушать, уставившись на свои ботинки. Затем ответил: — Я не в восторге от этого. — Потом ему пришлось еще слушать, затем он сказал. — Хорошо, я приеду, но ты будешь должен мне, и когда я говорю «будешь должен», имею в виду огромный должок. Понял? — Он снова послушал, вздохнул, поднял голову, встретился со мной глазами. — Я должен отвезти Мару к себе домой и приеду. Не делай глупости, не дай нашпиговать свою задницу свинцом, пока я туда доберусь. Я не хочу просидеть в реанимации полночи, а потом еще заполнять всякие бумажки вторую половину ночи. — Он помолчал, — увидимся.