— Вероника!..

— Что Вы хотите мне сказать? — Вероника придвинулась к Деметрио вплотную, чтобы заглянуть в серые глаза любимого. Воля Сан Тельмо ослабела, и глаза вмиг затуманились. Они много раз молчаливо говорили Веронике о любви, но сейчас избегают ее взгляда: в них слишком много боли, смятения, муки.

— Остальные вот-вот спустятся в парк, — Деметрио с трудом поднялся со скамьи. — Пожалуй, нам лучше выйти из кустов.

— Ах, да!.. Я совсем забыла сказать Вам, они не придут.

— Почему?..

— Вы же знаете, Джонни вчера немного приболел, а Вирхинии нездоровится с завидным постоянством. Впрочем, полагаю, ничего серьезного, раз доктор не приходил, ведь тетя Сара разыскивает его по малейшему поводу.

— О Вас так не заботятся, верно?..

— К счастью, у меня отличное здоровье. Так я позову конюха?..

— Нет-нет, подождите минутку, не стоит торопиться. Возможно, я сумею сказать Вам кое-что, что хотел сказать.

— Я была готова выслушать Вас и раньше…

— Да, я знаю… Простите меня… Я — осел, и не умею владеть собой, как это может показаться… но мне нужно сказать… нужно объясниться… Вероника, я не знаю, какого Вы обо мне мнения, но…

— В самом деле не знаете?..

— Вероника…

— Деметрио, сейчас Вы кажетесь мне ребенком, и это так необычно… Мне кажется, что Вы хотите сказать и боитесь, сомневаетесь и дрожите от страха… Но разве я не подала Вам пример откровенности?.. Не открыла Вам свое сердце и душу?.. Это — безумие, Деметрио, святое и возвышенное безумие, которым я больна также, как и Вы… Вы продолжаете молчать?.. Быть может, мне самой тогда сказать Вам, что…

— Нет, Вероника. Я скажу… Я мечтал… Я хочу… очень хочу…

— Чего?.. Чего же?..

— Будьте моей женой…

— Деметрио! — Вероника обвила его шею руками и наклонила к себе его голову, приблизив сладкие, обжигающие губы к его губам. Сан Тельмо понял, что он ослеплен и снова сошел с ума. Деметрио поцеловал Веронику в губы, испив сполна горькую желчь собственного сердца вместо медовой сладости поцелуя…

Глава 8

Деметрио вместе с Вероникой объездил все вдоль и поперек. Бравый наездник в сопровождении прекрасной амазонки побывал в самых важных и многолюдных местечках Рио, и повсюду вслед ему неслись шушуканье, перешептывания, пересуды, восхищенные и завистливые взгляды.

Солнце поднялось в зенит и с бирюзовой синевы небес водопадом расплавленного золота проливало на город свои жаркие лучи. Султан и Голиаф подошли к ограде фамильного особняка Кастело Бранко и, поравнявшись друг с другом, быстро зашали рядышком по широкой, усыпанной песком дорожке.

— Ну вот, мы и здесь, Деметрио.

— Разреши мне помочь тебе?

— Разумеется! — улыбнулась Вероника. — Хенаро! — позвала она слугу. — Хенаро, займись лошадьми, пожалуйста, — она передала поводья подбежавшему к ней конюху. — Сегодня они славно поскакали.

— Да, но мы проскакали галопом совсем немного. Я почувствовал, что они устали…

— Ты не захотел доехать до Копакабаны.

— Боялся, что придется поздно возвращаться.

— Еще и двенадцати не было, так что времени было с лихвой.

— А почему ты не сказала этого раньше?..

— Хотела доставить тебе удовольствие. Мне показалось, что тебе очень хотелось покататься по городу.

— Верно, по самым многолюдным местам. Тебя беспокоит, что нас видели вдвоем?

— Беспокоит? Я тебя не понимаю.

— Ты не боишься разговоров?

— А почему я должна их бояться?.. Я абсолютно свободна, и я — хозяйка своих желаний…

— Кое-кто из друзей видел тебя со мной, возможно, некоторые из них ухаживали за тобой.

— Да, Хулио Эстрада видел нас.

— Он был твоим женихом?

— У меня никогда не было жениха, Деметрио.

— Серьезно? — Сан Тельмо зашагал к дому по центральной аллее, чтобы укрыться в тени огромных платанов. Вероника прислонилась к старому стволу ближайшего дерева, и Деметрио вопрошающе посмотрел на нее твердым и властным взглядом. — Правда? Ты уверена в этом?

— Конечно! И почему я должна быть не уверена в своих словах? Ты всегда переспрашиваешь меня, словно сомневаешься во всем, что бы я ни сказала.

— Я, действительно, сомневаюсь.

— Плохо, что сомневаешься, но узнав меня лучше, ты поймешь, что я никогда не лгу.

— Твое уверение звучит слишком хорошо.

— Однако очевидно, что ты не веришь мне. Знаешь, иногда ты напускаешь на себя вид инквизитора. У тебя такой жестокий, безжалостный взгляд.

— И ты его очень боишься, правда?

— Даже не знаю, что ответить. Не то, чтобы очень, но…

— Но что?..

— Мне больше нравится, когда ты смотришь на меня с теплотой и нежностью, когда твои глаза говорят мне о любви, ведь губы твои так скупы на слова.

— Губы?

— Да, это — не упрек, но мы все утро провели вместе, а ты ни разу не сказал того, что я хотела услышать. Конечно, мы были в местах, не очень подходящих, и все же.

— И что же ты хотела услышать от меня?

— Если я тебе скажу, слова лишатся своей прелести.

— Думаю, я уже сказал тебе об этом.

— Да, в четырех словах. Ты попросил меня стать твоей женой, но не сказал, что любишь.

— Полагаю, это и так ясно.

— Конечно. К счастью, я — бесприданница и бедна, как церковная мышь, так что никто не сможет сказать, что ты женился на мне из расчета, а не по любви. Только любовь может заставить мужчину жениться на мне.

— Верно, любовь, и только любовь. Есть вещи, которые не требуют расспросов.

— Но неужели ты не понимаешь, как чудесно это слушать? Не понимаешь? Так я подам тебе пример. Деметрио, любимый мой, неужели так трудно сказать, что ты меня любишь? Мне нужно сотни раз повторять тебе, что я люблю тебя? Быть может, тогда, слушая признания, твои губы научатся говорить слова любви?

— Вероника!..

— Не трудись, я вижу, что у тебя не получается. Тебе легче своими руками пробурить тоннель или лопатой снести гору, но это неважно, я тебя понимаю и очень-очень сильно люблю. И, быть может, оттого, что ты такой, люблю еще сильнее.

— Вероника…

— Постепенно ты изменишься, я уверена в этом. Но даже, если нет, даже если ты останешься прежним, я все равно буду любить тебя. Я люблю тебя таким, какой ты есть. Думаю, я полюбила тебя с первого взгляда, когда, обернувшись, увидела тебя в дверях дядиного кабинета. Ты стоял и изумленно смотрел на меня, будто ослепленный.

— Ослепленный! Ты нашла точное слово. Я был ослеплен геенной огненной, в которой вскоре сгорю, пропаду. Я предчувствую свою погибель.

— Погибель? Как странно ты говоришь.

— Забудь.

— Забыть — это самое простое решение, которое ты предлагаешь всегда, когда я не понимаю твоих слов. Не проще ли объяснить?

— Не беспокойся, мне нечего объяснять. Лучше пойдем в дом. Возможно, было бы уместнее прямо сегодня поговорить с доном Теодоро.

— Нет, Деметрио, не сегодня.

— Но после того, как нас видели вместе в самых многолюдных местах Рио, с моей стороны это было бы самым правильным. Но, если ты хочешь остаться свободной, если тебя беспокоит мысль, что у тебя будет официальный жених, если ты не хочешь говорить обо мне, то…

— И как тебе в голову пришла такая мерзкая мысль? Не говорить о тебе! Разве ты не знаешь, что я счастлива? Не понимаешь, что мне хотелось бы на весь свет кричать о своей любви к тебе?

— Тогда почему ты не хочешь, чтобы я поговорил с твоим дядей?

— Это всего лишь несколько дней, может, даже часов. Дай мне время подготовить дядю и поговорить об этом с Джонни. Наша помолвка причинит ему боль, а я не хочу, чтобы наша любовь причиняла страдания тем, кто меня любил и защищал, кто был добр ко мне. Я не хочу быть неблагодарной!

Вероника легонько коснулась рукой плеча Деметрио, и ее лицо осветилось безграничной нежностью. Ей хотелось побыть с ним еще немного и, быть может, сорвать с суровых губ желанные слова любви. А может, она лелеяла надежду заглянуть поглубже в его страстную, но угрюмую душу через окошки огромных серых глаз.

— Неблагодарной?.. Тебя тревожит мысль показаться неблагодарной?

— Все не так, как кажется, Деметрио. Джонни меня любит. Ох, не делай такое лицо! Я понимаю, что тебе это не нравится, но нет причин для недовольства. Он полюбил меня еще до твоего прихода, и теперь думает, что у него украли то, что он считал своим…

— Вот, значит, как — он уже считал тебя своей. Что ж, очень мило слышать это от тебя.

— Не смотри на меня так, ревнивец мой. Он любил меня, и по наивной самоуверенности влюбленного перепутал с любовью мои сестринские чувства.

— А почему ты его не любишь?..

— Ты снова будешь спрашивать глупости? Или, хочешь услышать мой ответ, что сердцу не прикажешь? И что я, по чистой случайности, люблю другого? Не такого ласкового, не такого галантного, но самого дорогого на белом свете.

— Вероника!. — Деметрио вздрогнул, подумав о своем.

— Извини, если это не очень лестный портрет, — продолжила Вероника с улыбкой, — но зачастую ты не заслуживаешь ничего большего. Ты такой требовательный, такой недоверчивый и подозрительный, что иногда я спрашиваю себя: как ты можешь любить меня, имея обо мне столь низкое мнение?

— Прости меня, Вероника. Я — странный человек, но, если бы ты знала, как мне хочется сделать тебя своей, увезти далеко отсюда, оказаться там, где были бы только ты и я, вдвоем, добиться, чтобы ты обожала меня, боготворила.

— И чтобы ты тоже боготворил меня?

— Чтобы чувствовать, что ты моя и только моя, — Деметрио грубо стиснул ее в своих объятиях, не понимая, что с ним. Глаза мужчины бешено сверкали. Он прижался губами к губам Вероники, и поцелуй его был столь страстным, что от восторга девушка закрыла свои черные глаза, наслаждаясь мгновением упоительного счастья.