— Вы уже знаете, что я богат. Если Вероника станет моей женой, она будет зависеть от того, что я смогу и захочу ей дать.

— Но почему?

— Вы сами можете найти ответ на свой вопрос. Достаточно немного подумать хотя бы о Вашем признании, которое я не дал вам закончить. Я не хочу, чтобы Вероника, или кто-то еще когда-нибудь смогли подумать, что я женился по расчету, что мной двигала корысть, а не любовь. Я не могу допустить ни сомнений, ни двусмыленности, всё должно быть предельно ясно, как божий день.

— Я отлично понимаю Вас, инженер, но не смогу принять это условие, если Вероника не согласится с ним.

— Она согласится.

— Вы слишком уверены в ее любви.

— Возможно, меньше, чем хотелось бы, и считаю подобное испытание обязательным для нас.

— В ком Вы не уверены?

— Простите, что не дам Вам конкретного ответа, но я немало настрадался. Я не доверяю всем женщинам без исключения, а в данном случае Ваши собственные слова являются тому самым лучшим, но прискорбнейшим примером.

— Не хотелось бы, но должен признать, что Вы правы. Справедливости ради не могу не согласиться с Вами.

— Итак, Вы согласны?

— После разговора с Вероникой, разумеется, и только с тем, что касается ее приданого. Завещание я не изменю. Наследство я поделил на три совершенно одинаковых части: одна — для Сары, другая — для Джонни, третья принадлежит Веронике, но до моей смерти никто не узнает об этом, за исключением Вас и Джонни, который, к слову сказать полностью согласен с ним.

— Пусть Бог отложит этот день на много-много лет, сеньор Кастело Бранко…

— Если к тому времени Вероника будет Вашей женой, а я думаю, именно так и будет, то решение — принимать мое наследство или нет — останется за Вами.

— Я откажусь от него и верну его Джонни. Оно по праву принадлежит ему.

— Оставьте свой ответ до будущих времен, мой юный друг. А теперь поговорим о более срочных делах. Прежде Вы сказали, что хотели бы жениться немедленно.

— Если Вы не возражаете.

— Скоропалительный брак не входит в наши обычаи. В нашем обществе принято соблюдать приличия: полгода помолвки это самое малое.

— Но полгода — целая вечность.

— Вы так считаете? Вечером, за столом, мы обсудим это с Вероникой.

— Сегодня вечером?

— Мы ждем Вас к ужину. Перед ужином мы соберемся в гостиной и я официально сообщу об этом жене, сыну и Веронике. Стол накроют в восемь… Мы ждем Вас к семи. Возможно, будет кое-кто из близких друзей. Считаясь с Вашим желанием, мы сократим срок помолвки, не нарушая правила хорошего тона.

— Я осмелюсь попросить Вас уменьшить срок помолвки до двух месяцев. Дела в Матто Гроссо не позволят отлучиться мне надолго.

— Вы можете поехать в Матто Гроссо, а потом вернуться. Настоящей любви небольшая разлука не повредит, а, напротив, еще больше укрепит ее. Я понимаю, что умение ждать — это наука, которую молодость отказывается изучать, но я настаиваю на ее изучении.

— Дон Теодоро!

— Вечером поговорим.

— У меня нет иного пути, чем уйти… и вернуться.

— Вот Вам моя рука, инженер Сан Тельмо. За эти полчаса, что я провел с Вами, Вы удвоили мое уважение к Вам.

— Благодарю Вас, сеньор Кастело Бранко… С Вашего позволения.

* * *

— Папа…

— Джонни? Ты здесь?

— Извини, что крутился возле двери, но мне очень хотелось узнать твой ответ.

— Я согласился.

— Вот как?

— А что я мог возразить? По сути у меня не было причин для отказа. Сан Тельмо — благородный, порядочный, достойный человек, и Вероника его любит.

— Ты уже сказал ему?

— Это был мой долг. В связи с этим у Сан Тельмо есть одно обязательное условие: он наотрез отказывается принимать приданое Вероники.

— Ну и дела.

— Вечером мы подробно обговорим детали. Я пригласил его на ужин, и осмелюсь просить тебя быть вместе с нами столом, хотя и понимаю, что ты предпочел бы обратное. Я знаю, это тяжело, как и большинство обязанностей, и если ты не найдешь в себе силы выполнить этот мучительный долг, то придумай отговорку… но я был бы тебе очень признателен, если бы ты поужинал с нами.

— Хорошо, папа, я все понял.

— А сейчас, прости, сынок, но мне нужно поговорить с твоей мамой и Вероникой, — извинился дон Теодоро и вышел.

Оставшись один, Джонни принялся неверными шагами бродить по кабинету. Толкнув стеклянную дверь, он вышел в столовую. Вирхиния, услышав его шаги, спешно покинула свой наблюдательный пост у окошка в парк и подошла к кузену.

— Джонни, ты такой бледный. Что с тобой? У тебя что-то случилось? — обеспокоенно спросила она.

— Ничего.

— Не отговаривайся. Мне кажется, ты заболел, у тебя ледяные руки. Да ты весь дрожишь!..

— Ох, Вирхиния, оставь меня ради бога!..

— Джонни, милый ты так страдаешь. Скажи мне, что с тобой. Это все из-за нее, правда? Ну да, конечно, из-за нее. Сан Тельмо приходил сватать Веронику, и дядя Теодоро согласился, правда?.. Он согласился и ничего ему не сказал, обвел вокруг пальца.

— За кого ты принимаешь папу, Вирхиния?.. Рассказать все Деметрио было очень тяжело и больно, и все же он это сделал.

— Значит, они не женятся? — глаза Вирхинии торжествующе вспыхнули.

— Почему же? Женятся. Сан Тельмо сказал, что для него это не имеет значения. Он просто отказался от приданого, чтобы Вероника не смогла подумать, что его привела к алтарю не любовь, а деньги. Сан Тельмо безразлично ее прошлое, думаю, он даже слушать о нем не хотел.

— Сан Тельмо дурак, у него нет чести и достоинства!

— Не говори так. Он честнее и достойнее нас. Он любит ее, понимаешь? Любит и знает, что она тоже его любит, да что там любит — боготворит! Сан Тельмо был рожден, чтобы побеждать, рассеивать иллюзии. Кто из нас сравнится с ним!

— Ты завидуешь ему.

— Ты права. Хотелось бы думать, что я ненавижу его, но это — не ненависть, это — зависть, ревность, злость и стыд, потому что он оказался сильнее и выхватил ее у меня из рук! Не знаю, как я смогу жить без нее! — выкрикнул Джонни.

— Но, Джонни… — Вирхиния попыталась что-то сказать, но он грубо прервал ее.

— Ты не можешь меня понять. Ни ты и никто из тех, кто меня окружает, даже папа. А вот Вероника поняла бы меня, если бы я мог сказать ей об этом! Ее душа понимает, что такое страсть и бури, которым нет названия, и в которых разум терпит крах. Да, она поняла бы меня, потому что в ее жилах течет кровь!

— Джонни!..

— Оставь меня, слышишь? Оставь! — Джонни пулей выбежал из столовой, не желая слушать Вирхинию.

— Что это с Джонни? — спросил, вошедший через другую дверь дон Теодоро. — Куда он побежал?

— К себе в комнату. Он такой печальный, — сокрушенно заметила Вирхиния. — Как это ужасно, что Вероника его терзает!

— Вероника была здесь?

— Нет, дядя, не была. Я имела в виду, что Джонни страдает, вспоминая, как Вероника с ним обошлась. Она делает вид, что ничего не понимает. Вот и сейчас она побежала в дальний угол парка.

— Что? — насторожился дон Теодоро.

— Бедняжка, должно быть, в нетерпении, ведь Сан Тельмо наверняка вернется, чтобы встретиться с ней и поговорить через решетку.

Взгляд Теодоро сделался жестким, а лицо выражало холодное презрение. Он пренебрежительно посмотрел на симпатичную и хрупкую, как куколка, девушку и отвернулся.

— Черт бы тебя побрал, старый дурак, и когда ты только сдохнешь? — желчно процедила она сквозь зубы.

* * *

К месту свидания, высокой бронзовой решетке в глубине парка, намертво прикрепленной к каменной ограде, Вероника и Деметрио подошли почти одновременно. Парк здесь больше похож на цветущий густой лес, в котором нетрудно укрыться от посторонних глаз.

— Ну что, плохие новости? — дрожащими руками Вероника вцепилась в руки Деметрио. — Дядя отказал тебе? Не дал согласия на брак? — Ее глаза с тревогой ищут ответа на загадочном лице Сан Тельмо. Но как найти ответ, если серые, любимые глаза задают так много вопросов, но ничего не отвечают, а эти чувственные сладкие губы от боли и тоски стали безжалостно-жестокими?

— Для меня это самое лучшее известие в мире — твой дядя согласен.

— Деметрио, любимый!..

— Он навел справки обо мне и не возражал против нашей свадьбы.

— Деметрио, я самая счастливая женщина на земле!.. Но почему ты говоришь мне об этом так сухо? Почему в твоих глазах нет блеска? Почему ты не смеешься, не поешь от счастья, не сходишь, как я, с ума?

— Вероника!..

— Почему молчишь, не придумываешь новых слов? Впрочем, это неважно!.. Любимый, жизнь моя!

Мне тоже кажутся жалкими и убогими те слова, что я тебе сказала. Ну почему так беден и убог наш язык по сравнению с чувствами?

Деметрио не нашел слов, чтобы ответить. Ему горько и больно, словно что-то лопнуло в груди.

— Подожди, — облегченно выдохнул он, услышав раздавшиеся поблизости шаги дона Теодоро. — Кажется, сюда идут, так что я пойду.

— Подожди, не уходи, это, должно быть, садовник.

— Я должен уйти.

— И в самом деле, должны, инженер Сан Тельмо, — заметил подошедший дон Теодоро.

— Дон Теодоро!

— Дядя!

— У меня дар — приходить некстати, но это к лучшему. Хорошо, что пришел я, а не какой-нибудь сплетник-слуга, разносящий слухи, и придающий вещам смысл, которого, я надеюсь, они не имеют.

— Простите нашу бестактность, сеньор Кастело Бранко, — извинился Деметрио. — Я попросил Веронику встретиться со мной после нашего с Вами разговора.

— С твоей стороны очень благородно взять вину на себя, Деметрио, — вмешалась Вероника, — но совершенно ни к чему. Это я попросила его прийти, дядя. Я была слишком нетерпелива.