— Вероника!..

— Но ведь это так. Не думай, что я не поняла твоих стремлений, но я тебя прощаю, потому что знаю: ты меня любишь. А вот ты не можешь смириться, что я не святая, не можешь принять меня такой, какая я есть, хотя уверен в моей любви и знаешь, что ни одна из женщин не любила тебя так, как я. Никто не сможет любить тебя сильнее, потому что это невозможно, Деметрио, любимый мой!

— Да-да, конечно, — весь дрожа, Деметрио, в отчаянии, крепко сжал ее в своих объятиях, сходя с ума от любви и ненависти, неизбежно разделяющей их. — Ты сама так захотела! — он пристально посмотрел в огромные бездонно-черные глаза Вероники своими серыми глазами. — Мы вместе уедем отсюда, и все, о чем ты мечтала, однажды сбудется.

— Да, мой Деметрио. Мы вместе завоюем богатство и счастье!..

* * *

— Мария!.. Мария!..

— Я послала ее за продуктами… Ты что-то хотела, дочка?..

— С добрым утром, тетя Сара…

— С добрым утром… Ты превосходно выглядишь. Видно, что ты счастлива, — донья Сара поправила тонкий домашний халатик, надетый поверх пижамы.

— Спасибо, тетя. Вы слишком добры ко мне, — Вероника несколько удивленно посмотрела на улыбающееся лицо тети.

На часах только семь утра, а жаркое солнце Рио уже врывается в распахнутые окна бурным, сияющим потоком.

— Для чего тебе нужна была Мария?..

— Я услышала какой-то шум во дворе и звуки рожка, а когда выглянула в окно, там уже никого не было, все куда-то ушли. Я немного испугалась, и хотела спросить Марию, что случилось.

— Это приходили друзья Джонни, чтобы взять его с собой на охоту, а сеньора Эстрада лично пришла за Вирхинией, так что бояться нечего.

— За Вирхинией?..

— Да. Она тоже уехала с ними. В последнюю минуту мать и сестры Хулио решили поехать в усадьбу и пригласили с собой двух-трех близких подруг. Сеньора Эстрада спрашивала и о тебе, но я, естественно, ответила, что ты не сможешь поехать. Полагаю, ты сочтешь это правильным.

— Разумеется, тетя, но я была бы рада поблагодарить ее за внимание…

— Поблагодаришь, когда она вернется, если у тебя останутся время и силы между посещениями магазинов и модисток. Скоро увидишь и поймешь, что за деньки нас ожидают.

— Право, тетя, все это кажется мне лишним! Кто знает, сколько лет мы не сможем жить в Рио, так к чему такой размах?

— Тебе следовало бы поблагодарить нас, а не спорить. Впрочем, раз ты настаиваешь, я отвечу. Видишь ли, нам с твоим дядей очень важно, чтобы все знали, что мы относились к тебе, как к дочери. А теперь идем, посмотришь какую сверхбожественную модель подвенечного платья я для тебя выбрала. Все журналы передрались между собой за право сфотографировать тебя на обложку.

* * *

— Вероника… — сигаретным дымком вывел на оконном стекле Джонни. Он стоял один в глубине огромного холла на загородной вилле семейства Эстрада. Джонни прислонился лбом к стеклу и снова написал любимое имя. Оно чудилось ему повсюду: каждый звук в сельской тиши повторял его, каждая ветка, каждый сучок рисовали его на сером небе. — Все напрасно, бесполезно. — Джонни в бешенстве развеял рукой написанное имя и поспешно обернулся, услышав за спиной тихие шаги. — Вирхиния! — удивился он.

— Джонни, милый, я напугала тебя?..

— Ты неслышно подкралась на цыпочках… Почему ты вечно бродишь тихо, словно призрак?

— У меня такая манера — ходить неслышно. Я не хочу шуметь и беспокоить кого-то звуком своих шагов, и мне жаль, что ты считаешь это чем-то плохим.

— Прости, Вирхиния, просто у меня плохое настроение. Я не понимаю, что со мной, и чего хочу. К тому же, я не предполагал, что ты здесь. Я думал, ты ушла вместе со всеми на охоту.

— Зачем мне идти, если я боюсь выстрелов, и мне больно за зверушек.

— Ты такая впечатлительная.

— Чересчур, иногда это доходит просто до смешного. К тому же, у меня была другая серьезная причина: ты тоже не пошел на охоту…

— Это вовсе не причина. Полагаю, ты приехала, как и все, поразвлечься.

— А ты?.. Ты, Джонни?.. Зачем приехал ты?

— Ты отлично знаешь — чтобы порадовать отца.

— И чтобы быть подальше от нее? Бедный Джонни, что ты только не делал, чтобы забыть ее? Если бы ты хорошенько подумал о том, что Вероника никогда тебя не любила, что какой-то чужак стал для роднее тебя, твоя глупая любовь сразу бы прошла.

— А кто тебе сказал, что она еще не прошла?..

— Мой бедный Джонни… Ты только что писал ее имя на стекле сигаретным дымом.

— Ты за мной следила?..

— Нет, я смотрела на тебя, что не одно и то же. Я все время смотрю на тебя. Вчера я смотрела, как ты стакан за стаканом пил виски, и сейчас ты тоже пьешь. Разве там не стакан?

— Все верно, пустой стакан.

— С тех пор как все ушли, ты несколько раз наполнял и опустошал его…

— С чего ты взяла?

— Прости, но я здесь уже давно. Я так боюсь за тебя, ты такой печальный Что бы я не отдала, лишь бы ты был счастлив. Джонни, милый, если бы это было в моей власти, я принесла бы самую большую жертву, но добилась бы, чтобы все изменилось: чтобы Вероника стала такой, как ты хотел, чтобы не было Деметрио де Сан Тельмо и Рикардо Сильвейра… я…

— Хватит, Вирхиния, довольно! Иногда мне кажется, что ты получаешь удовольствие, проворачивая кинжал в моей ране!

— Джонни, любимый, что я сделала тебе? Ты так расстроился. Боже мой, как я несчастна!..

— Не плачь!..

— Я не плачу… Но я так люблю тебя, мой Джонни!..

— Замолчи! Замолчи, прошу тебя! Разве ты не видишь, что я схожу с ума? Неужели не понимаешь, что я никого не хочу видеть, даже тебя! Подай мне ту бутылку и оставь меня. Я напьюсь до беспамятства и забудусь! Если бы я мог забыть, простить себе, что всего через двадцать шесть дней я потеряю ее, и все станет другим!

* * *

Двадцать шесть дней…

Для Вероники они промчались незаметно. Ее поглотил бесконечно хлопотный водоворот: магазины, обувщики, шляпники, модистки, пижамы, вечерние и дневные платья, горы постельного и нижнего белья, какие-то упакованные в коробки произведения искусства, словно предназначенные для украшения дворца, и постоянное давление доньи Сары, полными пригоршнями скупающей бесполезные безделушки…

— Я устала! — жаловалась Вероника.

— Я тебя предупреждала, но ничего, отдохнешь в деревне, куда отвезет тебя твой муж. Времени на отдых у тебя там будет предостаточно. Тамошняя жизнь спокойная, а торговые лавчонки не сравнятся с магазинами Рио, поэтому я и хочу, чтобы у тебя все было.

— Но этого же хватит на четырех невест и четыре дома, тетя.

— Лишние вещи никогда не помешают. Вот и твой дядя уже здесь…

В дверях уютного салона возник огорченный и раздосадованный дон Теодоро. Его лицо было таким серьезным и задумчивым, что Вероника невольно вздрогнула.

— Дядя Теодоро… Что-то случилось? — встревоженно спросила она.

— Ничего особенного. К твоей свадьбе все уже готово. Инженер Сан Тельмо пришел со мной и ждет тебя в холле.

— Деметрио?

— Ступай к нему. Я принес последние бумаги, которые тебе небходимо подписать. Не заставляй его ждать, у него еще множество дел.

— Я уже иду, дядя, — Вероника вышла из комнаты грустная и молчаливая.

— Теодоро, что с Джонни? Он приедет на свадьбу? — спросила мужа донья Сара.

— Да, они приедут сегодня вечером.

— Правда?

— Я звонил в усадьбу, попросил Джонни к телефону, но его не было. Вирхиния сказала, что он пошел в горы на охоту.

— А как там моя голубка?

— По-моему она забыла о своих страданиях, а вот Джонни…

— Что с Джонни?

— Ему не полегчало. Вирхиния говорит, что он пил все эти дни. Нужно отправить его в Европу, как можно дальше.

— И опять расстаться с ним?

— Это для его же пользы.

— Завтра Вероника уйдет из этого дома, а вместе с ней уйдут и страдания нашего сына. Не посылай его за границу, Теодоро, прошу тебя, оставь его здесь. Тут он найдет утешение у доброй, ласковой девушки, достойной его. Она — сущий ангел.

— Если ты имеешь в виду Вирхинию, то вот что я тебе скажу: я никогда не считал ее идеальной женой для Джонни.

— Ты несправедлив к ней! Что тебе сделала эта бедняжка, какую боль причинила?

— Не знаю.

— Зато я знаю, что она дарила нам нежность и ласку, и знаю, что это она сделает Джонни счастливым, а не Вероника, как тебе хотелось…

— Не будем о Веронике.

— Из одной крайности ты бросился в другую, но не стоит заходить слишком далеко. Я знаю, все это потому, что она выходит замуж за Деметрио, а не за Джонни. Насколько мне известно, инженер тоже не твой идеал, а, по-моему, он самый подходящий.

— Возможно, что и так, или подходящий, или приспособленец.

— Почему ты так говоришь, если он даже не принял приданое Вероники?

— Не знаю, почему, но этот Деметрио де Сан Тельмо не внушает мне доверия. В нем есть что-то такое, что напоминает подстерегающего в засаде тигра.

* * *

Ее жаркие руки снова в ладонях Деметрио. Девушка не может отвести глаз от лица мужчины, который пришел, чтобы стать ее миром, ее вселенной. Упоительный восторг переполняет Веронику и пьянит ее.

Когда она стоит перед ним, у нее кружится голова, и все исчезает в этом вращении, будто нет ничего важнее ее большой любви. Необъятный мир становится таким крошечным, что умещается в жестких и колючих глазах Деметрио. Эти серые глаза редко бывают мягкими и нежными, часто — пылкими и страстными, но всегда — допрашивающими и испытующими.

— Деметрио, ты уже уходишь?

— К сожалению, да. У меня еще масса дел. Никогда не думал, что жениться так сложно.