— Чудовищно!..

— И тем не менее, он ждал Вас… Я понимаю Ваши страдания, понимаю, как Вам больно… — Неожиданно женщина умолкла, заметив муку, отразившуюся на лице сан Тельмо. Ни слова не говоря, она смотрела на него. Под неумолимым бременем горя Деметрио опустил голову, а затем резко откинул ее назад, словно бросая кому-то вызов.

— Как выглядела женщина с фотографии? — спросил он.

— Настоящая красавица, утонченная, изысканная, с аристократической осанкой. В какой-то степени можно понять, что она боялась разделять все эти тяготы с Вашим братом. Для девушки из хорошей семьи, выросшей в столице, здешние места хуже преисподней.

— Однако я не сомневаюсь, что она вертела им, как хотела… Вот он и погряз в этом аду…

— Если родился в роскоши — боишься обеднеть.

— Мой брат никогда не называл ее имени?

— Никогда… Он был истинным кабальеро.

— Как это понимать?..

— Боюсь показаться нескромной, но мне кажется, что прежде она очень сильно любила его…

— Вы имеете в виду, что она была его любовницей?

— Все это столь щекотливо… Конечно, я не совсем уверена, но, думаю, что да… Ваш брат хранил это в секрете даже тогда, когда напился почти до бесчувствия, а это что-то значит, не так ли?

— Полагаю, Вы близки к истине… Последнее, чего не хватало даме с фотографии — быть потаскухой… Будь она проклята!!!

— Сеньор Сан Тельмо…

— Простите меня… я настолько возбужден, что не отвечаю за свои слова. Однако уверяю Вас, что…

— Ой, взгляните!… Святой отец…

— Не тревожьтесь, сеньора Ботель. — Пастор, как всегда степенно, вошел в дверь. — Я искал сеньора Сан Тельмо на случай, если он захочет переночевать в моем доме и оказать мне честь, поужинав вместе со мной.

— Вы очень любезны, но…

— Надеюсь, Вы не откажете мне в этом. Давайте спустимся в деревню…

— Реверендо… Не думайте, что я пришла сюда из любопытства… Я…

— Ваш муж уже покинул таверну, сеньора Ботель, и вот-вот придет сюда. Ему не понравится, если Вас не будет дома.

— Он уже ушел?.. В таком случае с Вашего позволения… Я со спокойной совестью оставляю Вас в хорошей компании, сеньор Сан Тельмо… Если я могу быть Вам чем-то полезной…

— Доброй ночи, сеньора Ботель…

Женщина торопливо вышла из дома.

— Надеюсь, визит сеньоры Ботель не слишком Вас побеспокоил… — на губах его преподобия появилась сочувственная улыбка. — Сеньора Ботель — хорошая женщина, но муж безбожно тиранит ее. Правда, иной раз она бывает слишком болтлива, но…

— Сейчас она рассказала меньше, чем мне хотелось бы услышать… Прискорбно, но ее и Ваши слова убедили меня в том, что никому не известно имя этой скверной женщины, которая разрушила жизнь моего брата…

— А Вам не кажется, что это к лучшему? Какой прок питать злобу, которая портит Вам жизнь?

— К несчастью, эта злоба живет во мне и разгорается помимо моей воли.

— Вам лучше передать права на залежь какому-нибудь банку и покончить с этим делом. Это будет совсем нетрудно, жила — богатейшая. Золота хватит и на продажу, и на подарки.

— Меня не интересует золото. Этим деньгам я нашел одно достойное применение — месть.

— Ради Бога!.. Это безумие… Против кого направлена ваша месть? Против женщины, чье имя никому не известно?

— Быть может, еще не все потеряно, и отыщется возможность узнать, кто она. Эта женщина молода, красива, она из высшего общества Рио-де-Жанейро и непременно из тех, кто часто бывает в доме миллионера Кастело Бранко. Два года мой брат вращался в этом мире и был счастлив… Подарив ему ложное счастье, она приблизила его к небесам, чтобы затем утопить в этом аду.

— Вы так возбуждены. Прошу Вас, успокойтесь. Вы пугаете меня… Это безумие — думать о мести… Что случилось, то случилось. Вы ничего не сможете исправить, просто погубите свою жизнь.

— Вы думаете, сейчас моя жизнь не разрушена?.. Вы полагаете, что я смогу спокойно жить, после всего? Смогу пользоваться этими деньгами?.. Нет, Ваше преподобие, не смогу… Вы другой породы, у Вас другая кровь… Вы посвятили себя Богу и не понимаете, что творится в моей душе… Но я знаю, что в моей жизни нет ничего, кроме одной цели — получить сполна долг, покарать эту подлость…

— Но как Вам помочь?

— Этого я не знаю.

— Ваше стремление абсурдно. Пусть будет так, как Вы говорите — в моих жилах течет другая кровь, я из другого теста, но я — мужчина, я молод и тоже глубоко возмущен поступком этой женщины. Я, как и Вы, думаю, что это преступление должно быть наказано, но я предоставляю Богу позаботиться о возмездии и наказании… Когда-нибудь ее настигнет Высший суд, и тогда она пожалеет обо всех слезах, что заставила пролиться, и тогда она будет страдать также, как страдал Рикардо…

— Все так и будет, преподобный отец, так и будет. В этом Вы можете быть абсолютно уверены.

— Отгоните от себя дурные мысли, они причиняют Вам боль. Чтобы взять в руки вещи Вашего брата, Вы на все должны смотреть спокойно. Вот в этом саквояже находятся бумаги Рикардо, кое какие драгоценности и добрая пригоршня крупинок чистого золота. Содержимое этого саквояжа стоит несколько сотен миллионов реалов, и все это принадлежит Вам.

Преподобный открыл маленький кожаный саквояжик, который чуть раньше достал из шкафа. Глаза Деметрио безразлично скользнули по крупным кускам золота, на мгновение с грустью задержались на кольце и часах брата и, наконец, заметили какую-то вещицу, которую он через миг уже держал в руках.

— Кружевной платок… Как пить дать — ее!.. — В бешенстве Деметрио смял платок, крошечный, слегка благоухающий шелковый квадратик с кружевами по краям. Крупные буквы, по всей видимости, инициалы владелицы сразу же бросились в глаза Деметрио, словно вызывая его на дуэль. Преподобный Джонсон наклонился к платку и спросил:

— Что это?

— Так, пустячок… Кружевной платок. Однако этого довольно, чтобы указать мне дорогу мести.

Глава 2

— Ай, Джонни… Хватит болтать всякий вздор! — веселилась Вероника. — Своими фантазиями ты меня убьешь, я умираю от смеха.

Было шесть часов пополудни. После вкусного обеда слуги убирали со стола, унося остатки изысканных блюд и великолепный серебряный сервиз.

Стоял прекрасный майский вечер. На застекленной ротонде, пристроенной к террасе, две девушки и молодой человек весело и непринужденно болтали между собой с самонадеянностью, свойственной юности.

— Вероника, вечно ты смеешься над всеми планами Джонни, чтобы помучить его. Скверно с твоей стороны лишать его надежды, — вступилась за кузена Вирхиния.

— Просто мне не верится, что Джонни твердо решил заняться чем-нибудь, — отразила натиск Вероника. — А если я подшучиваю над ним, то только для того, чтобы подзадорить. Неужели это непонятно? Ты действительно считаешь, что это плохо?

— Ты, как всегда права, Вероника, — вмешался в разговор виновник спора. — Я и в самом деле не слишком трудолюбив, зато обожаю жизнь и красоту, обожаю смотреть на небо и на море… и любоваться глазами некоторых женщин…

— Льстец!

— Да-да, восхитительными глазами женщин моей родной страны. Я из тех, кому, обычно, вполне достаточно того, что дарит нам солнце и этот климат. Я не поклонник золотого тельца, и не привык выматываться на работе, страстно желая скопить побольше слитков, зато привык наслаждаться жизнью, хотя многие осуждают нас за это.

— Знаешь, Джонни, я думаю точно также, — поддержала кузена Вероника, — но Вирхинию это возмущает. Она у нас муравьишка, который считает, что нужно трудиться, не покладая рук, и в этом ее жизненный идеал.

— Да, но не настолько, — возразила Вирхиния. — Можете смеяться, но мне нравится заниматься делами. Я небогата, и полагаю, должна научиться довольствоваться малым. Я всегда считала праздность матерью всех пороков.

— Возможно, но праздность также мать совершенства и изысканности, — не осталась в долгу Вероника. — Бездельничая, мы мечтаем, и, думаю, нет ничего лучше грез, кузиночка.

— Браво, Вероника!.. Мне так нравится, что ты защищаешь наши устои.

— Джонни всегда защищает то, что нравится тебе, Вероника. Он выполняет все твои приказы, что бы ты ни пожелала, а я всегда лишняя…

— Бедняжка! — шутливо вздохнула Вероника. — Ты воспринимаешь шутку всерьез? Право, Вирхиния, никто не осуждает твое трудолюбие, но нужно же нам как-то оправдать нашу лень.

— Ах, Вероника! — печально вздохнула Вирхиния. — Ты так очаровательна, что этого уже вполне достаточно…

В ответ на слова кузины Вероника весело рассмеялась, откинув назад красивую голову, с превосходно очерченным греческим профилем. Мягкие волнистые черные волосы с легким синеватым отливом; угольно-черные брови и ресницы, и точно такого же цвета глаза с глубоким обжигающим взглядом; матовые щеки; и губы — сочные, сладкие и свежие, словно спелые ягоды. Все в ней — от плавных жестов, полных утонченного сладострастия, до гордого изящества, с которым она поднимает свою голову, — придает ей огня и страсти. В ней чувствуется власть. Она, действительно, прекрасна, и воспламеняет мужскую кровь, а глаза ее кузена служат ярким тому доказательством.

— Как же замечательно быть такой красавицей, как ты, — завистливо продолжала Вирхиния.

— Вирхиния, ты тоже красавица, — Джонни де Кастело Бранко повернулся к девушке, и выражение его лица вмиг изменилось, став умильно-ласковым, как у любящего старшего брата. Взглянув на Вирхинию, он заметил, как зарделось от смущения худенькое, миловидное личико двоюродной сестры.

По правде говоря, Вирхиния де Кастело Бранко, кузина Джонни и Вероники, тоже была недурна собой и довольно красива: невысокая, хрупкая девушка с большими светлыми глазами, золотистыми волосами и маленьким изящным ротиком. Похожая на миниатюрную и изящную фарфоровую куколку, она была по-детски очаровательна, словно маленький печальный ангелочек.