Лицо Деметрио окаменело, в глазах заметались грозные молнии. Он крепко стиснул зубы, но не проронил ни слова.

— Патрон Деметрио, — рука Аеши мягко коснулась плеча Сан Тельмо. — Аеша отведет тебя в комнату патрона Ботеля, чтобы вымыть и причесать твои волосы. Идем со мной.

— Оставь меня! — процедил сквозь зубы Деметрио, и рассерженная Аеша выбежала из комнаты.

— Вот так выстрел, преподобный, ну и меткость! — насмешливо заметил Ботель и громко расхохотался. — Ваши стрелы попали прямо в яблочко… В чем дело, Адела?

— С Вашего позволения, пойду, займусь комнатой Вероники.

— Если хотите, Вы тоже можете идти отдыхать, доктор Ботель, а я побуду с сеньорой Сан Тельмо, — предложил Вильямс Джонсон.

— Как Вам будет угодно…

Преподобный вернулся к Веронике. Даже сейчас она была поразительно красива: сомкнутые под грузом густых, черных ресниц веки, полуоткрытые цветущие, прохладные губы. Вероника тяжело вздохнула во сне, и ее грудь устало приподнялась. Бледная, тонкая, изящная ручка, не так давно давшая пощечину Деметрио, спокойно лежит на темном одеяле, похожая на необыкновенный цветок с шелковыми лепестками.

— Если она твое творение, Господи, то как твоя Всевышняя доброта могла допустить такое? — тихо прошептал преподобный Джонсон, глядя на Веронику.

Глава 19

— Патрон Деметрио… Патрон Деметрио…

— Что такое? — Деметрио тряхнул головой и уставился на смуглое лицо индеанки так, словно увидел его впервые, пробудившись от летаргического сна.

— Сеньора Ботель сказала, чтобы ты шел к ним пить кофе.

В предрассветном сумраке занимавшейся зари смутно выделялись очертания тонкой, хрупкой фигурки в облегающей пестрой тунике, с висящим на шее ожерельем из оправленных в серебро кораллов, с длинными черными косами, спадающими на спину, со стройными смуглыми ногами и совершенными, как у танагрянки, руками.

— Сеньора Ботель? — недоуменно переспросил Сан Тельмо.

— Ты не знаешь сеньору Ботель?..

— Знаю, только я уже сказал тебе, чтобы ты оставила меня в покое.

— Это она велела мне позвать тебя. Ты всю ночь смотрел, как горит твой дом, не отдыхал, не ел… Так ты заболеешь…

— Не заболею, твои опасения напрасны.

Дом Рикардо, возвышавшийся когда-то на холме, теперь представлял собой кучу дымящегося пепла, обугленной древесины и обломков домашней рухляди.

— Почему ты грустишь из-за кучки старых бревен и сгоревшей одежды, патрон Деметрио? — допытывалась Аеша. — Сеньора Ботель и преподобный говорили, что ты очень богатый… У тебя есть четыре мешочка золота, и они надежно хранятся в доме преподобного.

— Золото!.. Золото!.. Будь оно проклято! — в сердцах воскликнул Деметрио.

— Проклято?

— Да, проклято, потому что за него заплачено кровью и слезами. Ради него продаются совесть и честь, ради него вершится подлость и творятся гнусные позорные дела. Ради него одна женщина… — Деметрио умолк, не договорив.

— Что она сделала, патрон? — живо спросила индеанка.

— Ничего. Уходи и оставь меня в покое!

— Мне так и сказать сеньоре Ботель, чтобы она оставила тебя в покое?

— Не стоит повторять мои слова, просто передай ей, что я очень благодарен, но ничего не хочу.

— Хорошо, патрон Деметрио…

— Подожди. Ты пришла из дома Ботелей, так?

— Да, хозяин…

— Что они делают?

— Доктор Ботель лежит в своем гамаке на веранде и храпит, разинув рот.

— Где? — переспросил Сан Тельмо.

— На веранде, он всегда там спит. А сеньора спала в комнате, а сейчас встала и велела мне найти тебя.

— Значит, они оставили Веронику одну! — вскипел Деметрио.

— Нет, патрон, твоя белая женщина спит, а преподобный отец не отходит от нее, — пояснила Аеша.

Деметрио сжал губы, не проронив ни слова, но девчушка, будто угадав терзающие его мысли, подошла ближе.

— Ты поругался с преподобным, хозяин Деметрио? — тихо и участливо спросила она. — Ты ревнуешь, потому что он ухаживает за твоей белой женщиной?

— Что ты несешь, дура?

— Не сердись на бедняжку Аешу, она лишь хочет помочь тебе. Куда ты пойдешь, если поссоришься с преподобным и если тебе не нравится дом Ботелей? Разве что в таверну.

— Возможно, именно там я и поселюсь, только так я смогу пережить дни, что меня ожидают.

— Хозяин, сеньора Ботель хочет помочь тебе, а Аеша будет твоей рабыней… Хочешь, я принесу тебе что-нибудь поесть прямо сюда?.. Не говори, что не хочешь, пойду поищу…

— Брось, Аеша, не нужно! — попытался остановить девушку Деметрио, но та убежала, не слушая его. — Аеша! — крикнул вдогонку Сан Тельмо, направляясь вслед за ней, но, сделав несколько шагов, остановился, заметив за кустами высокую, худощавую и осанистую фигуру неторопливо идущего к нему преподобного отца.

— Доброе утро, инженер Сан Тельмо, — поздоровался священник. — Рад видеть Вас. Я боялся, что Вы остались в деревне, и мне придется идти в таверну, разыскивая Вас.

— А Вы обо мне высокого мнения, как я погляжу, — саркастично ответил Деметрио, — презираете меня, как и доктора Ботеля.

— Послушайте, мы судим людей по их поведению, а если сравнивать Вас с Ботелем, то…

— Я ничтожнее его, не так ли? — прервал преподобного Сан Тельмо.

— Я этого не говорил, инженер Сан Тельмо…

— Слова ни к чему, выражение Вашего лица и взгляды весьма красноречивы.

— Вы слишком взволнованы, инженер, и я понимаю Ваше состояние. Поверьте, мне очень жаль. Любому на Вашем месте было бы так же плохо, а то и хуже.

— Опять Ваши намеки! Говорите яснее, преподобный!

— Я имею в виду Ваш сгоревший дотла вместе с вещами и одеждой дом. Впрочем, денежные потери невелики, ведь Вы очень богаты. Стоимость каждого мешочка золота, которые я берегу для Вас, более пятидесяти тысяч долларов, а их — четыре, не считая добычи на руднике. Изучив бумаги, Вы…

— Это меня не интересует, преподобный, — грубо перебил Джонсона Сан Тельмо.

— А я думал, что это — единственное, что Вас интересует, ведь о жене Вы меня даже не спросили.

— С какой стати мне спрашивать у Вас? Если мне захочется узнать о состоянии жены, я спрошу об этом у доктора Ботеля.

— Ну разумеется, Ботель — доктор, заслуживающий доверия.

— Вы забываетесь, преподобный!

— Вашей жене лучше, Сан Тельмо. Не знаю почему, но мне кажется, Вы интересуетесь ею гораздо больше, чем хотите показать. Этот, скажем так, несчастный случай…

— Именно так, преподобный, — резко отрубил Деметрио, — иначе и не назовешь!

— Хочется думать, что Вы не лжете, иначе это было бы слишком низко, слишком ничтожно…

— Довольно, Джонсон! Если Вы считаете, что Ваш духовный сан избавит Вас от должного ответа на Вашу дерзость, то глубоко заблуждаетесь!

— Я никогда не прикрывался своим духовным званием, инженер Сан Тельмо, — с достоинством отозвался священник, — и поверьте, что сейчас мне впервые хочется освободиться от связывающего меня обета.

— И что бы Вы сделали, если бы не Ваш обет?

— Я ответил бы Вам должным образом.

— Так почему же Вы этого не делаете?

— Потому что не могу нарушить священный обет. Я не могу и не хочу допустить, чтобы во мне говорил мужчина, когда Вам так нужно пасторское слово.

— Мне?.. Позвольте посмеяться над Вашими словами, преподобный, я даже окрещен не по Вашей вере!

— Я знаю, что Вы — католик, и давали супружескую клятву перед католическим священником, но мне отлично известно таинство слов, соединивших Вас с Вероникой де Кастело Бранко, и смею Вас уверить, что Ваше поведение не соответствует тем словам.

— Возможно, но я не готов выслушивать проповеди ни от католиков, ни от протестантов!

— А выслушать человека, к которому Вы обратились, как к другу, когда впервые приехали сюда? — спокойно спросил Вильямс Джонсон. — Когда потеряли надежду и впали в отчаяние? Готовы ли Вы выслушать друга, который принял последний вздох и последние слова Вашего брата?

— Замолчите, преподобный!

— Деметрио, я редко ошибаюсь в своем суждении о людях, и вы — не подлец…

— Что Вы сказали?

— Простите за откровенность. Я хотел сказать, что человек, который приехал сюда пять месяцев назад и плакал от мучительных воспоминаний, стоя рядом со мной на могиле брата, не мог вести себя с Вероникой де Кастело Бранко так, как ведете себя Вы. Что заставило Вас так измениться, Деметрио? — участливо спросил священник.

— Это странно и необъяснимо, не так ли, преподобный? Однако, чтобы родился теперешний Сан Тельмо, должен был существовать тот, давний. Из отчаявшейся души моего брата появился бездушный человек, у которого есть лишь одна вера — ненависть, и лишь одно безудержное желание — месть!

— Деметрио! — ужаснулся Джонсон.

— Это — правда, преподобный, страшная правда. Смиритесь с ней, как смирился я. Я — подлец. Мое сердце переполнено ненавистью, и с этим ничего не смогут сделать ни религия, ни дружба. Простите меня, Джонсон, и оставьте с миром. Окажите мне такую милость, и я буду признателен Вам за это, — Деметрио бросился прочь.

Напрасно преподобный пытался удержать его, Сан Тельмо уже мчался вниз по склону холма. Немного поколебавшись, Вильямс Джонсон тоже торопливо пошел в сторону поселка.

* * *

— Вероника, Вам лучше? — держа чашку бульона в натруженных руках, Адела деловито склонилась над лежащей на диване Вероникой.

— Спасибо, уже лучше.

— Я спросила Хайме, и он сказал, что Вы можете поесть. Я покормлю Вас с ложечки вот этим самым бульоном, чтобы Вы поправились и окрепли.

— Спасибо, — Вероника через силу улыбнулась. Лицо Аделы Ботель было таким добрым и простодушным, что Веронике стало не так одиноко.