Дом, в котором жила Шеннон, стоял на оживленной улице со множеством кафе и магазинчиков. Это был один из тех старых домов, снос которого обошелся бы дороже его стоимости. Эрин подошла к черной двери и пробежала взглядом список жильцов. Под звонком с номером шесть было написано: «Шеннон и Уильям». Обычно люди писали на двери только свои инициалы, а Шеннон вывела полностью свое имя, да еще обозначила какого-то Уильяма.

Эрин нажала кнопку звонка. Он был настолько старым, что пришлось жать изо всех сил, но даже и тогда Эрин не была уверена, что звонок прозвонил.

– Если вам нужна Шеннон, то она ушла, – раздался рядом детский голосок. Повернув голову, Эрин увидела девочку в футболке и джинсах. – Если хотите, можете подождать ее на лестничной площадке. – Но тут девочка заметила, что Эрин беременна, и добавила: – Правда, там нет стульев, но вы можете посидеть на ступеньках.

– Нет, спасибо, я подожду ее в кафе. А ты, случайно, не знаешь, когда она вернется?

Девочка пожала плечами:

– Нет, не знаю. Но она выходила из дома вместе со мной и, похоже, направлялась в магазин. Значит, должна скоро вернуться. – Девочка с любопытством оглядела Эрин. – А вы очень похожи на нее. Вы ее сестра или родственница?

– Родственница, – ответила Эрин.

Сидя в кафе на другой стороне улицы, Эрин не отрывала взгляда от старого дома, и все же едва не проглядела стройную женщину, переходившую улицу. Несмотря на большие пакеты в руках, женщина быстрой походкой приближалась к черной двери. На ней был длинный кремовый кардиган с капюшоном, и Эрин не удалось разглядеть лицо, но она увидела рыжие волосы, выбивавшиеся из-под капюшона. Эти волосы Эрин не спутала бы ни с какими другими, ведь они так были похожи на ее собственные. Оставив на столике деньги за сок, Эрин вышла из кафе и перешла на другую сторону улицы. Когда она открыла черную дверь, в нос ей ударил сильный запах затхлости, но Эрин, не обращая внимания на запах, стала подниматься по лестнице. На первой лестничной площадке располагались квартиры третья и четвертая, значит, первая и вторая, видимо, находились в цокольном этаже. Добравшись до второго этажа, Эрин подошла к зеленой двери с цифрой «шесть» и увидела, что дверь слегка приоткрыта. Подождав немного, чтобы успокоить дыхание и пульс, Эрин постучала в дверь. В ответ она услышала женский голос:

– Кайра, это ты? Заходи, дверь открыта. Я сейчас.

Эрин нерешительно толкнула дверь, не веря в реальность происходящего. Но дверь поддалась и распахнулась. Через прихожую Эрин прошла в большую комнату с высоким потолком; стены комнаты были выкрашены в зеленый цвет. Отсюда открытая дверь вела в другую комнату, вероятно, спальню. Со стен смотрели плакаты антивоенного содержания, здесь же стоял старый диван, а на полу лежало несколько потрепанных циновок. Пожалуй, комната напоминала дешевое студенческое общежитие.

Шум, донесшийся из соседней комнаты, подсказал Эрин, что там кто-то есть. И вдруг ее охватила тревога: может, она не туда попала? Вдруг сейчас появятся хозяева с криками «Полиция!»…

Но тут из спальни вышла женщина, и мысли Эрин о том, что она не туда попала, мгновенно улетучились.

Стоявшая напротив нее с удивленным выражением на лице женщина была как будто зеркальным отражением Эрин. Те же волосы медного цвета, те же миндалевидные глаза, то же узкое лицо с крупным носом и пухлой верхней губой.

Эрин подумала, что девочка, встретившаяся ей у подъезда, не случайно приняла их за сестер. На вид женщине можно было дать лет тридцать шесть, не больше, кожа на лице без морщин, бледные веснушки.

– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась женщина, похоже, ничуть не встревоженная тем, что видит в своем доме незнакомого человека.

– Простите, но дверь была открыта, – начала было Эрин, но тут же разозлилась на себя. А за что она, собственно, извиняется? Это Шеннон должна извиняться. – Вы Шеннон Флинн?

– Да. – Женщина улыбнулась.

– Я ваша дочь, Эрин, – выпалила Эрин.

Женщина еще больше расплылась в улыбке:

– Вот это да! Правда?

Эрин ожидала любой реакции, но только не такой.

– Вы не удивлены? – спросила она.

– Я понимала, что когда-нибудь ты придешь, – без всякого удивления проговорила Шеннон. – Чай будешь? Я как раз собиралась приготовить себе чай с мятой, а для соседки из квартиры напротив обычный.

– Да, я выпью чаю, – кивнула Эрин.

– Знаешь, я не употребляю молочные продукты, – сказала Шеннон, проходя на кухню.

Она не предложила Эрин сесть, не обняла ее, вообще не проявила никаких чувств, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что правила хорошего тона не играли особой роли в жизни Шеннон. Но Эрин все же села на стул.

– А ты употребляешь молочные продукты? – спросила Шеннон так, словно они встретились на автобусной остановке и решили поболтать, чтобы скоротать время. – На самом-то деле они вредные. Другое дело – соя.

Эрин наблюдала за действиями Шеннон. Вот мама была идеальным примером того, как женщина может одновременно готовить чай, проверять блюда в духовке и гладить мужские рубашки. А Шеннон готовила чай так, словно выполняла какой-то обряд, целиком сосредоточившись на этом занятии.

– Молочные продукты вызывают рак, – продолжала Шеннон. – Я читала об этом, поэтому уже несколько лет употребляю сою.

Внезапно Эрин охватила вспышка ярости.

– У Керри был рак. Вы знаете об этом?

Шеннон не прервала своего занятия.

– Да. Но сейчас у нее все в порядке, так ведь?

– Но вы даже не навестили ее, когда она была больна. – Эрин чувствовала собственную вину за то, что ее не было рядом во время болезни Керри, но она по крайней мере ничего не знала об этом. А Шеннон знала. – Почему вы не навестили ее? – спросила Эрин. Но на самом деле ей хотелось спросить, почему, черт побери, Шеннон бросила ее, Эрин, когда она была ребенком.

– Ой, ты знаешь, у меня не столь сильны родственные чувства, – беспечным тоном бросила Шеннон. – Я давно порвала с семьей. У меня была другая семья, она называлась коммуной. – В ее глазах вспыхнули огоньки. – Я два года прожила в коммуне, когда участвовала в движении антиглобалистов. Чудесное было время. Ты никогда не жила в коммуне? Тебе бы понравилось.

– Откуда вы знаете, что бы мне понравилось, а что нет?

– Конечно, не знаю, просто в коммуне жизнь без всяких скучных условностей, ты делаешь то, что хочешь.

– Поэтому вы и ушли в молодости из дома? – спросила Эрин, едва сдержавшись, чтобы не добавить «когда я была ребенком».

– Я ушла, чтобы быть свободной. – Шеннон откинула назад длинные волосы, и Эрин вздрогнула, узнав этот жест, потому что она сама делала это точно так же. – Я понимала, что не смогу сидеть на одном месте, я бы с ума сошла от такой жизни. Ты знаешь, что в этом мире ни у кого нет никаких принципов? Все просто хотят получать деньги, выполняя скучную работу, а по вечерам идти домой. Люди ни во что не верят.

Эрин так и подмывало спросить, какую же жизнь получила Шеннон в обмен на то, что бросила семью. По ее мнению, старая обшарпанная квартира, треснутые чашки и воспоминания о коммуне, в которой Шеннон когда-то жила, не стоили того.

– Я включу музыку, – сказала Шеннон, видимо, желая снять возникшее напряжение.

– Привет, – раздался из прихожей женский голос, и через несколько секунд на пороге кухни появилась высокая, очень худая женщина с черными кудрями.

– Привет, Кайра, чайник уже вскипел, – сказала Шеннон. – Это Эрин.

– Привет, Эрин. – Кайра прошла на кухню и стала возиться с чаем.

– О, я так люблю эту музыку! – воскликнула Шеннон, когда из магнитофона полилась модная мелодия. В подтверждение своих слов она стала слегка пританцовывать.

– Я дочь Шеннон, – с вызовом заявила Эрин, обращаясь к Кайре. Ей было интересно, как та отреагирует на эти слова.

– Вот как? – удивилась Кайра. – Шеннон, ты никогда мне не говорила, что у тебя есть дочь.

Эрин, как раз собиравшаяся сделать глоток чая, поставила чашку на стол. Значит, Шеннон даже никому не рассказывала о ней. Хотя чего еще можно было от нее ожидать?

– Пожалуй, я пойду, – холодно проговорила Эрин.

– Нет, не уходи, – попросила Шеннон, – давай поболтаем.

Эрин внимательно посмотрела на нее. Похоже, она была для Шеннон просто очередным персонажем, неожиданно затесавшимся в ее беспутную жизнь. Ну поболтают они полчасика о пустяках, и что это даст?

Шеннон долго вращалась в мире хиппи и прочих бунтарей, всегда готовых устроить или антивоенную демонстрацию, или пикет с призывом сохранять деревья. Вещей у Шеннон не было, только плакаты, которые в любой момент она могла свернуть, портативный магнитофон и кое-какая одежда, помещавшаяся в рюкзаке. Бывало, Эрин восхищалась людьми с рюкзаками за спиной, которые отстаивали свои принципы, однако Шеннон во всем этом скорее привлекал образ жизни, чем принципы. Но если все же у нее имелись какие-то принципы, то как же тогда насчет материнской любви? Неужели эти принципы были важнее дочери, которая нуждалась в матери? Может, деревья для нее были важнее, чем дочь?

У Эрин вовсе не было намерения злиться, но внезапно она почувствовала, что злоба буквально закипает в ней.

– Думаю, мы уже обо всем поболтали, – резко заявила Эрин. – Вспомнили все двадцать семь лет. Понимаете, Кайра, я часть той жизни Шеннон, от которой она очень хотела сбежать. Та часть, за которую, по ее мнению, не стоило бороться. Совсем не похожая на демонстрации антиглобалистов или пикеты за спасение деревьев. – Эрин оглядела плакаты с лозунгами на многих языках. «Спасем улиток!» – прочитала она один из них. – Да, моя мать больше интересовалась спасением улиток, чем собственной дочерью. Вот если бы я сидела в раковине или если бы на мне стоял штамп «Собственность Министерства обороны США», вот тогда, возможно, я была бы ей более интересна.

На лице Кайры появилась тревога. Похоже, она повидала на своем веку немало семейных ссор и знала, что в таких случаях лучше всего было бы оставить спорящих одних.