Свадьба состоялась через несколько недель. Церемония была превосходной. В отличие от самого брака. Он продлился менее года. После того как взятые напрокат свадебные наряды были возвращены, а подарки распакованы, они обнаружили, что у них фактически нет ничего общего, кроме интереса к игре в регби и взаимного физического влечения. В горизонтальном положении они были идеальной парой; как только вставали — тут же начинались проблемы.

Нейл любил, чтобы окна ночью были закрыты — Джоанна задыхалась, если они не были открыты. Нейл легко просыпался по утрам — он был жаворонок, она могла не спать всю ночь — типичная сова. Ее мало интересовала квантовая физика; он считал журналистику паразитической профессией, не «настоящей работой». На вечеринках он шутил на латыни; она, в тон ему, пыталась шутить на африкаанс. Никто не смеялся.

Но самым страшным для Джоанны стало то, что они начали ссориться. Она помнила как дома, в Констанции, родители кричали друг на друга. Приходя в ужас от мысли, что их брак станет таким же, она старалась не отвечать на крик Нейла тем же. Но Нейл чувствовал себя женатым мужчиной, только когда они ругались. Его только подхлестывало, если Джоанна уступала ему, пытаясь его успокоить.

Затем он снова влюбился.

Предмет его новой страсти был моложе Джоанны: виски «Гленфиддих» двенадцатилетней выдержки. За удивительно короткий срок эта новая привязанность полностью разрушила их половую жизнь. Наконец, после того как Нейл принял предложение занять более высокую должность в Штатах, не спросив мнения Джоанны, их брак приказал долго жить. Хотя потом они и предпринимали слабые попытки восстановить отношения, у них ничего не получилось, Так как еще перед свадьбой все ее знакомые советовали не спешить выходить замуж, она почувствовала, что никому не сможет сказать правду о том, почему они не живут вместе. Джоанна осталась совершенно одна в квартире, обставленной вещами, которые они выбирали вдвоем.

Нейл присылал деньги, чтобы платить за квартиру, но на жизнь ей этого не хватало. В конце концов она временно устроилась секретаршей через одно агентство, убедив себя, что еще сможет прорваться на Флит-стрит.

Ее первая работа в Лондоне была каким-то абсурдом. Она работала на знаменитого романиста, миллионера, чьим жизненным кредо было экономить гроши. Свое состояние он сколотил, написав несколько бестселлеров. Сначала Джоанне было смешно видеть хозяина, склонившегося над доской для резки овощей с ножом в руке и расщеплявшего спички, чтобы удвоить их число в коробке.

Однажды она вошла и застала его стоящим на письменном столе. Он пытался дотянуться до светильника. Когда Джоанна спросила, зачем это ему нужно, он объяснил, что, протерев лампочку от пыли, можно увеличить светоотдачу на двадцать пять процентов. И это говорил человек, в доме которого были все последние достижения бытовой техники, включая унитаз с подогревом, занавески, которые автоматически задергивались с наступлением сумерек, ванную, где из крана текла вода установленной температуры, кровать с регулируемой жесткостью, уж не говоря о стереосистеме с дистанционным управлением.

Веселое настроение Джоанны начало пропадать, когда он проинструктировал ее по поводу обработки приходящей корреспонденции. Не писем, а конвертов. Те конверты, которые не истрепались по пути следования, предназначались для повторного использования. Остальные хранились в плетеной бельевой корзине около телефона и употреблялись в качестве писчей бумаги.

Подобные его странности начали раздражать Джоанну. Одной из постоянных обязанностей работницы был сбор ворса, накапливающегося в фильтре стиральной машины. Его нужно было собирать до тех пор, пока не накопится достаточно для изготовления диванной подушки.

Сотрудникам и постоянным посетителям рекомендовалось ходить по краю ковра, постеленного на лестнице, чтобы он истирался равномерно и долго служил.

После того как из отпуска возвратилась его постоянная секретарша и сменила Джоанну, она по поручению агентства поехала проводить остаток серого лета в Мейфайр, на Халф-Мун-стрит, где должна была работать на одного бизнес-консультанта.

Этот сентиментальный мужчина так растрогался, узнав про ее недолгую и несчастную семейную жизнь, что, когда Нейл прислал ей письмо с просьбой о разводе, выдал Джоанне зарплату за три недели вперед и сказал:

— Тебе необходимо солнце. Попробуй съездить на Майорку. Это не дорого и, кроме того, там почти такой же климат, как в Кейптауне.

Почти все деньги, которые получила Джоанна, она заплатила адвокату а на то, что осталось, с грехом пополам ей удалось пережить не по сезону холодный август. Впервые в жизни она почувствовала себя неудачницей, незваным гостем в этой холодной дождливой стране. Она избегала немногочисленных знакомых, к которым они ходили с Нейлом, когда жили вместе, потому что не могла сказать им всю правду о том, что случилось, и проводила дни в работе. Она сменила несколько мест, но нигде работа не приносила ей удовлетворения. Поскольку ни на одном месте она подолгу не задерживалась, ей так и не удалось ни с кем по-настоящему познакомиться.

Джоанне приходилось отбивать атаки своих похотливых начальников, которые считали, что молодую привлекательную женщину нельзя оставлять одну, особенно ночью. Один предприниматель, попытавшись затащить ее в кровать и потерпев неудачу, уволил ее в середине недели, не заплатив денег.

Решение уехать из Англии возникло, когда она получила письмо с южно-африканской маркой. Соседка Джоанны из Констанции, Линетт Чехли, воодушевленная ее письмами своей старой няне, в которых правдой было далеко не все, также собралась за океан. Линетт хватило бы и пяти минут, чтобы понять, что так называемая интересная жизнь Джоанны была чистым блефом. А если бы об этом узнала Линетт, то с быстротой молнии об этом узнал бы и весь остальной Кейптаун. Джоанне срочно и непременно нужно было уехать из Лондона. Вспомнив слова консультанта по бизнесу, она отправилась в контору, где продавали авиабилеты по низкой цене, и купила билет на самый дешевый рейс. Самолет вылетал, в четыре утра из Гэтвика.

Джоанна прилетела на Майорку за сутки до того дня, когда Линетт должна была прибыть из Южной Африки в Лондон.

В Пальме, доехав до бухты, Джоанна вышла из автобуса, следующего по маршруту «Аэропорт — центр города». В руках она крепко держала отцовский потертый вещевой мешок из свиной кожи и старую печатную машинку.

Теплое утреннее солнце светило ей в спину, а через дорогу виднелся огромный залив, при виде которого захватывало дыхание. Ее очаровал шум скользящих по воде разнообразных лодок, от суденышек местных рыбаков до черных, с тонированными стеклами иллюминаторов океанских яхт мультимиллионеров.

По опыту Кейптауна Джоанна знала, что жилье около моря стоит дорого, поэтому она пошла по мощенным булыжником улочкам в глубь старого города, чтобы подыскать себе что-нибудь подешевле.

Она остановила свой выбор на маленькой, но уютной меблированной комнате, после чего отправилась на розыски Британского консульства. Хотя ей и не пришлось много путешествовать по миру, она усвоила еще когда жила в ЮАР, что консульство есть почти в каждом столичном городе.

Она проходила целый час, прежде чем смогла найти убогое неокрашенное строение, в котором размещалось это учреждение, его облик служил достаточным доказательством того, что выделяемые государством субсидии были настолько скудны, что их даже не хватало на ремонт. Тем не менее, в читальном зале консульства имелись все англоязычные газеты, включая местную газету журнального формата «Майорка ньюс», которая, как поняла Джоанна, прочитав последнюю страницу, издавалась в Пальме.

Секретарь британского консула сказал ей, что газета издается на небольшие средства одного местного бизнесмена, которому постоянно требовались люди, говорящие по-английски и не ожидающие большого вознаграждения, чтобы помогать издавать и распространять газету. Долго там никто не задерживался.

Джоанна попросила сделать ей ксерокопию карты этого района города, быстренько записала адрес и пошла к сеньору Эдуардо Гонсалесу, владельцу «Майорка ньюс».

Конечно, редакция газеты оказалась совсем не такой, какой она себе ее представляла. Джоанна дважды прошла мимо нее, прежде чем заметила в окне второго этажа приклеенную скотчем, написанную от руки табличку с названием.

Сеньору Гонсалесу было около тридцати пяти лет, для испанца его рост считался высоким, он выглядел как беспечный и преуспевающий мужчина. Ему принадлежал также garaje[46], размещавшийся на первом этаже. У него была обаятельная улыбка, и он превосходно говорил на английском, который изучил в Кембридже, на лингвистическом факультете. Несмотря на жару он носил черные шелковые брюки и белый льняной пиджак, который был надет поверх сочетавшейся с ним по цвету шелковой сорочки с открытым воротничком. Джоанна назвала его для себя Мистером Хладнокровие.

Через пять минут выяснилось, что для того, чтобы получить начальный капитал, он продал свою «альфу-ромео». Газета была новым замыслом этого предпринимателя, она должна была стать выгодным предприятием в связи со все увеличивающимся числом английских туристов, заполонявших остров.

Газета начала издаваться только несколько месяцев назад, но для Джоанны большое значение имел тот факт, что предыдущий редактор — репортер — рекламный агент — посудомойка в одном лице покинула остров несколькими днями ранее ее появления в редакции. Сеньор Эдуардо спокойно сказал об этом:

— Как это называется по-английски… утечка кадров.

Потом Джоанна узнала, что «утечка кадров» произошла по вине жены владельца, которой показалось, что ее муж проявлял слишком большой интерес к прежней сотруднице. С этого времени она решила сама проводить тщательное собеседование с каждой новой сотрудницей. К счастью, Джоанна блестяще выдержала это испытание.