Она догадывалась, почему родители выдвигали эти требования. В свое время, когда ее отец, иммигрант из Польши, и, хуже того, безработный музыкант, собрался жениться на ее матери, дочери священника, который в самых далеких от религии терминах выступал против этого брака, родителям пришлось непросто, но они поступили по-своему. Катя надеялась на понимание с их стороны, если она им расскажет, что у нее есть парень. Несколько недель она прибегала к различным уверткам, объясняя свое отсутствие тем, что проводит время у вымышленных ею коллег по работе. Но после того, как однажды мать позвонила Кате в офис, а ей ответили, что она осталась дома, потому что заболела, Катя решилась представить Майка родителям.

После ужина, во время которого отец учинил Майку самый настоящий допрос, ее родителя были абсолютно убеждены, что он никогда не сделает их дочь счастливой и ясно дали понять Майку, что они не желают, чтобы их единственная дочь выходила за метрдотеля из ночного клуба.

— По-вашему, для меня только принц Чарльз будет хорош! — закричала она, когда Майк уехал домой.

— Ну что ты, маленькая, — увещевал ее отец. — Подумай, что это была бы за жизнь: тебе бы пришлось сидеть дома с детьми и ждать, когда он вернется из своих ночных клубов.

Ее родители, похоже, не понимали, что работа в клубе не хуже любой другой профессии. Споры стали накаляться… и учащаться.

Когда несколько недель спустя она сказала им, что решила бросить работу и поехать с Майком на Майорку, они пришли в ужас и несколько вечеров подряд отговаривали ее. Катя впервые нашла в себе силы сопротивляться их яростной атаке, и поняв, что убеждать ее бесполезно, они попытались взять с нее обещание, что она по крайней мере не выйдет за него замуж. И не будет жить с ним под одной крышей.

— Я знакома с одной девушкой, у которой есть свободная комната в квартире, — ответила она им.

Еще одна ложь.

Но в предвкушении самого грандиозного вечера в городе, проблемы взаимоотношений с родителями и с любовником были отложены в сторону.


Лиз сидела в глубине зала, за зеркальной колонкой, рядом с кухней. Ее место уже многое говорило о том, насколько авторитетна газета, которую она представляла. Рядом с ней расположились еще восемь женщин, а также двое мужчин, которых, как она поняла чуть позже, совсем не интересовал ее пол. Справа от нее сидела эта парочка мужчин, а слева — высокая, шикарная блондинка. Судя по всему она работала в журнале мод. С такой внешностью нельзя быть репортером новостей.

Лиз жалела, что у нее не было времени принять душ, и чувствовала себя неловко. Запах ее собственного пота — результат нервного напряжения — смешался со смесью табака, ароматов шампуня, пахнущего жасмином, незнакомых духов и «Живанши Энсансе».

Манерные, безукоризненно одетые мужчины справа от нее были также безупречны, как и блондинка слева. Глаза у всех троих были подведены, а волосы уложены, и здесь трудно было отдать предпочтение кому-либо из них. Перед блондинкой была карточка с надписью «Катя Крофт, журнал «Вива». Другие гости рядом с Лиз были представителями изданий «Тайм аут», «Для женщин», «ТВ-Таймс», «Женский журнал» и «Домашнее хозяйство». Лиз была разочарована — первый день работы на Флит-стрит она проводит в компании репортеров из журналов; она полагала, что ее настоящее место должно было быть радом с журналистами из «Дейли миррор», «Дейли экспресс» и «Дейли мейл». Она надеялась встретиться с кем-нибудь близким ей по духу, с кем она могла бы работать вместе. Вместо этого она оказалась с людьми, о которых злые на язык газетные репортеры отзывались с пренебрежением, называя их «клубничными журналистами». Позже Лиз обнаружила, что эти ребята из газет были совершенно не правы.

Блондинка из журнала «Вива» взглянула на карточку, лежавшую перед Лиз. Там значилось: «Питер Ерлинг», «Дейли грэфик».

— Что ты сделала с тем мужчиной, который должен здесь сидеть? — спросила она у Лиз.

— Сейчас я бы предпочла, чтобы он и сидел здесь вместо меня, — ответила Лиз с улыбкой.

— Правда? Я знаю многих людей, которые способны на убийство, только бы попасть на этот вечер.

— Я пришла сюда не развлекаться, — твердо сказала Лиз. — Если я не получу интервью от Джонни Ренато, мне конец, а я в «Дейли грэфик» еще и суток не проработала.

— Ты, должно быть, шутишь.

— Мой редактор в отделе новостей шутить не намерен. Он мне сказал, что если я не получу интервью, то могу отправляться хоть на тот свет.

— Он, наверно, просто измывается над тобой. — Она протянула руку. — Я Катя Крофт, будем знакомы.

— Очень приятно, покойная Лиз Уотерхаус.

Они обе рассмеялись.

— Ради Бога, выпей чего-нибудь. Судя по твоему виду, тебе это не повредит, — предложила Катя.

— Ладно, но только если я смогу набрать это в шприц и попасть в вену. — Это была любимая поговорка Лиз. — Мне нужен бинокль, чтобы наблюдать за движением губ Джонни Ренато отсюда. Ничто больше мне не поможет узнать, что он говорит.

— Вот это должно улучшить твое зрение, — сказала Катя, наполняя рюмку Лиз.

Они осмотрели похожий на огромный аквариум зал: мелкие рыбешки с телевидения и из мира шоу-бизнеса, редакторы, их жены, любовницы, писаки всех мастей кружились по залу под звуковую дорожку фильма Ренато.

Наступила эпоха, когда расходы на раскрутку фильма почти превышали стоимость его постановки. Танцевальный зал «Лицеум» выглядел внутри как дискотека «Бронкс», где разворачивалось действие фильма. Лиз с трудом верила своим глазам: так много редакторов самых популярных газет и журналов собралось в одном помещении. Они оказались старше и полнее, чем на фотографиях, которые она видела в британской «Пресс гэзетт», а волосы у многих оказались седыми.

— Пожалуй, многие из них при всем желании не смогут влезть в свои прежние белые смокинги, — прошептала Катя, и они понимающе заулыбались.

Четыреста порций мяса молодого барашка (по два кусочка, залитых клейким соусом, в каждой тарелке), с нарезанной дольками свежей морковью и молодым отварным картофелем появились на столах. Катя, которая начала соблюдать здоровую диету еще до того, как это вошло в моду, знала, что лакомства, подаваемые в подобных местах, не полезны для здоровья. Дома, пока она распаривала лицо в ванной, мать, потворствуя ее желанию, приготовила диетический салат. Сейчас Катя почти ничего не ела, только размазала еду по тарелке. Лиз также, перенервничав за день, не могла есть.

Ренато и сопровождающие его лица вошли в зал под гром аплодисментов, вызвав оживление среди присутствующих. Заметив их, Лиз покрылась гусиной кожей. Катя поискала глазами свою знакомую, Каролину Невилл, самую известную особу в области связей с общественностью. Кинокомпания «Фокс — Двадцатый век» платила ей деньги за руководство по проведению рекламной кампании фильма. Увидев наконец ее коротко стриженную седую голову, Катя грациозной, быстрой походкой направилась к ней. Та стояла рядом с Ренато.

— Дорогая, ты выглядишь великолепно. — Увидев Катю, Каролина пришла в восторг и поцеловала ее, едва коснувшись губами щеки.

— Сен-Лоран, Диор и, слава Богу, все бесплатно, — ответила Катя. Каролина знала, что это правда. Она отлично разбиралась в макияже и одежде, так как сама немало поработала над имиджем многих знаменитостей.

Кто-то похлопал Каролину по плечу. «Представьте меня вашей знакомой». Это был тот самый обезьяноподобный телохранитель, который не позволил Лиз проникнуть в номер Ренато в отеле «Дорчестер». Горилла обратился к Кате, расплывшись в улыбке:

— Почему бы вам не выпить вместе с Джонни? Он любит знакомиться с местными жительницами.

«Да, но только если они высокие, худые и изумительно красивые», подумала Каролина.

Горилла отвел Катю к столу, за которым люди в фирменных костюмах из компании «Фокс — Двадцатый век» оживленно обсуждали увеличение зрительского интереса к фильму за прошедшую неделю. Один из них с неохотой встал и уступил Кате место. Лиз смотрела на нее с другого конца зала, испытывая смешанное чувство восхищения и зависти. Она теряет время. Если Катя смогла, то и она сможет.

Ей не понадобилось много времени, чтобы протолкаться к столу, где находилась Катя. Но когда она наклонилась к своей новой знакомой, желая что-то сказать ей, кто-то крепко схватил ее за руку. Лиз удалось вырваться, но Горилла преградил ей путь.

— Леди, я думаю, мы уже встречались сегодня утром. Вы из «Дейли грэфик», и поэтому отношение к вам не изменилось.

— Послушайте, я в «Грэфик» работаю первый день.

— Да? — В его взгляде чувствовалось недоверие.

— На самом деле. И если я не получу от Джонни пару фраз для газеты, меня отправят обратно в Нью-Касл.

Горилла снова уставился на Лиз, внимательно осматривая ее с головы до пят. У нее качала появляться слабая надежда.

— Нет, леди, будет лучше, если вы удалитесь отсюда.

Лиз возвратилась в свой угол, чуть не плача от обиды. Весь ее пыл иссяк. Она чувствовала себя униженной и неудачницей. «Возможно, если бы на мне было платье с глубоким декольте, я бы сейчас тоже сидела с Ренато», угрюмо думала она. Она решила уйти и спрятаться на верхнем этаже гостиницы «Дорчестер». Когда Лиз уже взяла свою сумку, подошла весьма довольная собой Катя.

— Все, я получила неплохой материал. Он тебе пригодится.

Лиз была удивлена:

— А разве он не понадобиться для твоего журнала?

— Нет, — ответила Катя. — У нас хватит материала еще на три номера, а потом мы возьмем интервью у кого-нибудь другого. Интересы читателей очень быстро меняются, ты знаешь. Он рассказал мне кучу вещей о своей диете и атлетических тренировках. Я знаю, что он любит носить, каким пользуется кремом после бритья, что он сам ставил сцены танцев, а также, самое важное, что он уже отчаются жениться и иметь детей.